Батюшка сыскной воевода. Трилогия. - Страница 132

Все вопросы, связанные с бракосочетанием, загодя решались родителями или ближайшими родственниками, а то и просто начальственным самодурством. Как скажут, так и живут. Всякая там любовь считалась баловством и легкомысленным чувством, в таком важном деле, как брак, просто недопустимым... Что, несомненно, плохо! С другой стороны, я здесь уже год живу, а о разводах пока даже не слышал. То есть они в нашем государстве не то что коллекционная редкость, а практически невероятнейший факт. Живут люди годами, детей плодят, семью сохраняют, и старятся вместе, и даже помирают в один день... Что тоже, по определению, не может не радовать!

О чём это я и к чему? А к тому, что, подхватив под мышку тоскливо сопящего дьяка, Митенька быстренько уволок его «делать предложение». Причём все переговоры вёл портной-гробовщик, ставленник масонов, а бледный гражданин Груздев мог только мычать на все лады. Я не вмешивался, я любовался, мне тоже интересно, и я здесь не на службе... Оказывается, в отпуске есть свои прелести! Итак, сцена первая. Только диалоги, лица проставьте сами.

— Таки он приставал до вас, ви ушибли ему сердце красотою, и он вас весь любит!

— Не может быть!

— Ой, да шо ви мне говорите... Слушайте его самого. Димитрий, нажмите!

— Мэ мумлю, мумки муморные!!!

— Вот вам ваш крест и моё «ввек Шаббата не видать»! Он хотел по-хорошему и просит вас всю, шоб жениться, как честный человек.

— Правда, что ль ва!

— Ой, ну ви прямо как ребёнок... Склоните ухо! Димитрий, дайте слово будущему папе.

— Мемлю месть муду, а мэ мемлюсь!!!

— Тока не надо думать долго. Ви отдаёте ему свою руку и всё прочее? Ну хоть взгляните, какие у него жалобные глаза...

— Согласиться, что ль ва?

— Ой, я буквально не понимаю ваших сомнений. Это ж самый популярный религиозный деятель Лукошкина! Димитрий, просите жениха добавить.

— Мэмимите, мюди! Мэмты с евмэями масимьно менют!!!

Ответа дьяк не дождался. Или я путаю и ответ был, но чрезмерно выразительный? Судите сами, дородная Марфа Петровна, видимо для того, чтобы лучше слышать, чуть сместила угол посадки и... всей массой грохнулась вниз! Я стоял в сторонке, Митька и Шмулинсон тоже успели отпрыгнуть. Весь вес принял на себя бесстрашный мученик в рясе думского приказа. Это было поистине ужасающее в своей поучительности зрелище...

— Ну надо же, и впрямь упала... копчиком на мужика...

— Маманя, вы живы? — по-прежнему держась в сторонке, зачем-то уточнил заботливый сынуля. То есть я бы отнёс этот момент к раз ряду очевидных...

— А что со мной сделается, живая я! — погромче прокричала Марфа Петровна, и деревенская публика ответила ей из-за ворот слегка разочарованным вздохом. — Тока вот знакомец ваш городской молчит чегой-то...

— Возможно, шо он таки имеет нечто вам сказать, — вставил своё слово Шмулинсон. — Но оно будет лучше, если ви сначала с него встанете.

Маму мы поднимали все, в шесть рук. После чего Абрам Моисеевич лично сопроводил её в дом, а нам с Митькой пришлось выкапывать дьяка. Что вы хотите, не меньше ста сорока кило, да с высоты, хорошо, травка спружинила и земля мягкая, жить этот щелкопёр будет. Внешне переломов и сотрясений спинного мозга у пришибленного не наблюдалось, хотя хитрый гражданин Груздев намеренно продолжал притворяться недееспособным. Нам, естественно, пришлось нести его в дом, сдавать под опеку заинтересованной вдовы.

Абрам Моисеевич вспомнил, что ему жутко пора, мой младший сотрудник обещался быть через полчасика. Провожая нашего «главного жидомасона» до околицы, я наметил ему план ближайших действий:

— Учить вас вести подрывную работу не ста ну. Здесь вы и сами отлично справляетесь, но главное — в любом случае держите Еремеева в курсе. А вот по поводу того таинственного нанимателя не сумели вспомнить?

— Я бы сразу сказал! — задумчиво покривил губы деятельный еврей. — Но таки если оно вам поможет, то я готов его красочно описать.

— Пишите.

— В смысле аккуратными буквами на бумаге или ви хотите, чтоб я изобразил его в акварели?

— Нет, — не вдаваясь в споры (себе дороже!), вздохнул я. — Просто опишите мне его на словах.

— Шо, и всё? Ладно, ви — гражданин начальник, вам виднее... Перечисляю: рост — средний, худоба — умеренная, глаза — неприятные, лицо — неопределённое, усы, борода, волосы — фальшивые. И самое обидное, шо я с ним уже точно был знаком.

— Не густо... Но тогда хотя бы попробуйте при ближайшей встрече выяснить следующее: имена, фамилии, адреса, гражданство, пароли, явки, агентурную сеть, связь с международными террористическими организациями. Если он уверен в вашей «преданности делу» и даже уже платит за неё, то скоро наверняка расслабится и где-нибудь даст прокол. Напоминаю ещё раз, царя стараться не тревожить! Горох ринется в бой, наломает кучу дров, набьет шишку на лоб, а отмазывать вас обоих перед государыней придётся именно мне. Не забывайте, ей всё ещё кажется, что Лукошкино — это европейский город. Навесит какую-нибудь парламентскую комиссию с проверкой на нашу голову и...

— ...вылетим все, далеко и на холод! — раздумчиво согласился Шмулинсон, по-шпионски, не глядя в глаза, пожал мне руку и бодрым шагом покинул нашу тихую Подберёзовку.

Впрочем, тихую ли? Кажется, я оговорился... За те три-четыре дня, что мы здесь «отдыхаем», прилагательное «тихое» применительно к этому рассаднику проблем, тайн и недоразумений выглядит слишком уж откровенной издёвкой. Хотя, возможно, всему виной сам род нашей деятельности...

Вспомните, что было, когда в то или иное дотоле спокойное местечко приезжал какой-нибудь там Эркюль Пуаро, мисс Марпл или (не приведи господи!) Даша Васильева — там же сразу происходило убийство! Причём место значения не имело, хоть деревня, хоть крупный город, хоть дача друзей, хоть вообще поезд и даже пароход — людей однозначно гробили везде, где появлялся сыщик... Такой закон бытия — преступник видит знаменитого детектива и его словно бы накручивает тут же, из вредности, совершить ужасное преступление! А не будь там нашего брата, никто бы и не почесался кого-то убивать... Вывод: всякие Коломбо, Ниро Вульфы, отцы Брауны — социально опасны. Ну и мы, получается, тоже...

Надеюсь, хоть у Бабы-Яги все хорошо и она неторопливо готовит место для нашей аудиенции с Кощеем. По идее, надо бы вызвать стрельцов, предупредить надёжу-государя и загодя отправить докладную в дипломатический корпус при царице. А то может сложиться впечатление, будто бы мы ведём закулисные переговоры с «врагом народа номер один».

Но, с другой стороны, там теперь такая европейская канцелярия, такая волокита... И нам стопроцентно не разрешат с ним разговаривать без конвоя, свидетеля, писца, пары доверенных бояр и так далее. Плюс самого Гороха, ибо он такого случая не упустит, а, следовательно, и матушки-государыни Лидии, так как ей тоже «ошень интересно-о»...

Митька догнал меня почти у наших ворот. То есть обернулся действительно быстро и собой был горд до чрезвычайности.

— Вот и радость-то наступила великая! Ну не чудо ли — маменьку любезную замуж пристроили, дьяка активного счастьем обеспечили, люд деревенский со зрелищем поучительным ознакомили... И всё земной поклон Абраму Моисеевичу — уговорил да устроил! За смешную буквально компенсацию... да и ту в рассрочку!

— Мить?

— Ага!

— Я тебя предупреждал насчёт Шмулинсона? Я тебе говорил быть осмотрительнее!

— Дак... ить... но ведь выгорело же дело-то!

— Да ну? А теперь быстренько уточни мне, на какую конкретно сумму «за содействие» ты попал?

— Ой, так всего... десятина с зарплаты, ежемесячная... — не сразу въехав, пустился перечислять он. — Да с дьяковского жалованья... так же... ну а маманя, ясное дельце, свою долю отсыпет, яйцами свежими, деревенскими... И это... ещё...

— Добавляй.

— Семью Шмулинсонов на всё лето в гости, при полном обеспечении... — всё ещё не до конца веря, куда вляпался, продолжал загибать пальцы наш недоумок.