Бастион одиночества - Страница 11

– Дай-ка посмотреть. На минутку.

Им всегда хотелось взглянуть на пачку бейсбольных карт, на пластмассовый водяной пистолет – то есть взять в руки, но что за этим могло последовать, не знал никто. Ты владел вещью лишь до тех пор, пока никому ее не давал. Если же позволял кому-нибудь посмотреть, к примеру, на бутылку «Ю-Ху», когда ее возвращали, в ней ничего не оставалось.

– Дай-ка посмотреть. Я прокачусь разочек.

Дилан крепче вцепился в руль. Авраам лишь вчера сменил на велосипеде колеса. Дилан еще не умел ровно ездить, то и дело кренился вбок и, тормозя, упирался ногой в асфальт.

– Ладно, только не уезжай из квартала, – пробормотал он с несчастным видом.

– Думаешь, свистну его? Я хочу только прокатиться, парень. Поезжу и верну тебе твою машину, не бойся. Только объеду вокруг квартала.

Ловушка или загадка. Роберт Вулфолк знал, как поставить Дилана в тупик. А безлюдная улица словно подыгрывала Роберту и шептала Дилану: разгадай сам головоломку. Вулфолка окружал вакуум, или, быть может, он своим присутствием разряжал на Дин-стрит воздух, появляясь в те моменты, когда средь бела дня никто ничего не видел и не желал видеть, когда весь квартал тонул в солнечном свете, как заброшенный дом – в тени деревьев.

Старик Рамирез стоял у магазина, потягивая «Манхэттен Спешиал», и смотрел на мальчишек из-под своей рыбацкой шляпы, будто на экран телевизора. Обращаться к нему за помощью не имело смысла.

Роберт положил ладони на руль рядом с руками Дилана и потянул велосипед на себя.

– Катайся здесь, по нашему кварталу.

– Проеду по кругу, всего разок.

– Нет, тут, перед моим домом.

– Ты что, думаешь, я не верну его? Брось, старик. Прокачусь кружок, и тут же назад.

Роберт говорил монотонно и с мольбой – это не укладывалось в голове Дилана, потому и отвечать было нечего. Глаза Роберта светились жестокостью, а на лице лежала тень скуки.

– Всего один кружок.

У него были слишком длинные ноги, поэтому, когда он взгромоздился на сиденье, уперев колени в руль, то напомнил Дилану клоуна на трехколесном велосипедике. Роберт тут же поднялся, встав на педали, и расставил локти в стороны. Велосипед покачнулся и покатил в сторону Невинс.

Когда Дилан произносил слово «квартал», он не имел в виду Берген-стрит.

Сколько времени потребуется Роберту на объезд всего района? А если он надумает сделать еще один кружок?

Мимо проехал автобус, и похожая на человеческий язык задвижка на решетчатой калитке перед домом Дилана с лязгом подпрыгнула. В конце Дин-стрит, рядом с Невинс, деревьев не было, но в сточную канаву откуда-то набились бурые листья. Пластмассовые ящики из-под молока перед магазином никто не собирался отправлять назад на «Мэй-Крик Фарм, Инкорпорейтед», хотя это грозило тюрьмой или штрафом. Довольно глупо, если хорошенько подумать.

Дилан торчал у калитки в ожидании Роберта, а вокруг, словно огромный воздушный шар, разрасталась дневная суета. Старик Рамирез больше не смотрел в его сторону – не на что тут было смотреть. Дилану казалось, он стоит голый, завернутый лишь в медленные минуты, безразлично сменявшие одна другую на часах башни Вильямсбургского банка. Этот день походил на неотвеченный телефонный звонок, бессмысленный сигнал, никем не услышанный.

Невинс-стрит будто превратилась в глубокое ущелье, в котором, как мультяшный койот, бесследно исчез Роберт Вулфолк – в безмолвии, окруженный клубами пыли. Когда к Дилану подошел Лонни с мячом в руках и спросил: «Что ты тут делаешь?» – он ответил: «Ничего». Ему казалось, что у него никогда не было велосипеда.

Авраам убил на поиски велосипеда целый день. Он ходил по Уикофф, Берген и Невинс, неотступно преследуемый мыслью, что Рейчел разыскала бы пропажу за полчаса. Она знала Бруклин так, как Авраам никогда не смог бы его изучить. Он шел по окраине Уикофф-Гарденс, не заступая в жилую зону – лабиринт дорожек, живых изгородей и низеньких оград, – раздумывая, откуда начать поиски. Разрисованные стены домов из белого кирпича отбрасывали на дорогу мрачную тень. Казалось, эти здания уже на стадии проектировки были как развалины. Авраам заглянул в клуб пуэрториканцев на Бондстрит – небольшой ангар, заполненный картежниками. И тут же вышел, успев заметить стол для пула, увешанные синими коврами стены и резкий запах пробки, пропитанной кислым вином. Никто за весь день даже не пытался с ним заговорить.

Вечером наконец-то судьба улыбнулась ему. Какая-то женщина с младенцем на руках вышла на крыльцо, явно злясь на Авраама за то, что он тут болтается. Его семью – трех глупых белых – в Бруклине, по-видимому, знали все. Отнеся ребенка обратно в дом, женщина повела Авраама во двор, огороженный забором, заваленный хламом, заросший молоденькими побегами, которые разрастаются так же быстро, как трещина на лобовом стекле машины, если на него надавить пальцем. Авраам увидел гору из разбитых детских колясок, прогнивших деревянных брусьев с кусками штукатурки, дырявых жестяных листов и прочей гадости. На верху этой кучи – Аврааму пришлось задрать голову – лежал велосипед с искореженным крылом. Еще бы пара деньков, и ветви ближайшего деревца проросли бы сквозь спицы. Авраам залез на изгородь и скинул велосипед на землю. Никто из собравшихся поглазеть даже не шелохнулся, чтобы помочь. Отвоевывать у вора велосипед не потребовалось. Ведь его украли не для того, чтобы кататься на нем, а чтобы выбросить на свалку в знак протеста, неприятия семейства Эбдусов. Двор утопал в тени, и этот мрак вполне соответствовал настроению спрыгнувшего с ограды Авраама. Велосипед был найден, нужно было только отнести его домой и отремонтировать. Но Авраам сомневался, что Дилан осмелится теперь выехать на нем за пределы заднего двора их дома.

Марилла играла с подругой в фишки у крыльца Эбдусов, напевая тонким голоском: «Проблема в том, что тебе не хватало лю-ю-бви…»

Вторая девочка – Марилла называла ее Ла-Ла, а Дилан ломал голову, настоящее ли это имя, – после каждого удара мячиком двигала вперед фишки и считала нараспев: пе-ервые, вторы-ые, тре-етьи, четве-ертые. Игра шла внизу крыльца, Дилан сидел на третьей ступеньке и наблюдал.

– Роберт Вулфолк говорит, что это не он укатил твой велик и если ты будешь распускать про него сплетни, получишь, – неожиданно объявила Марилла.

– Что?

– Роберт сказал: «Пусть только попробует соврать, что это я украл у него велик».

– Тогда он намылит тебе шею, – добавила Ла-Ла, протягивая руку к восьмым – беспорядочно разложенным фишкам.

– Да я ничего и не… – начал Дилан, который ни слова никому не сказал о выходке Роберта.

Велосипед стоял в студии Авраама – с выпрямленным крылом, на котором теперь красовалось выведенное отцовской рукой имя Дилана. Вскоре он будет спущен вниз и поставлен, как чучело животного, в коридоре. Слепой хромированный скакун, оседланный родительским ожиданием и страхами Дилана.

Марилла пожала плечами.

– Я просто так сказала.

Сидя на корточках, едва не касаясь задом асфальта, она схватила малюсенький красный мячик, сдвинула в кучу фишки и пропела: «Твоя гордость не знает преде-е-елов, но придумаю я, что с ней де-е-елать…»

– Это Роберт попросил, чтобы ты сказала мне?

– Никто ни о чем меня не просил. Я просто сказала, что слышала. У тебя, случайно, не найдется доллара на конфеты, а, Дилан?

Не подслушивал ли сейчас кто-нибудь их разговор? Где Генри? У себя во дворе? А Роберт?

Дилан дернул головой, запрещая себе оглядываться по сторонам, и нащупал в кармане две монеты по двадцать пять центов, крепко сжав их в кулаке. Он собирался купить на них сполдин – этот резиновый пропуск. Будет бросать его в стену заброшенного дома, чтобы привлечь к себе внимание других ребят. Ловить отпрыгнувший от стены мяч у Дилана хорошо получалось только тогда, когда он тренировался один, когда вокруг никого не было. В конце концов его умения каким-нибудь странным образом могли перейти в гениальную ловкость, как у Генри. Но в последнее время у стены никто уже не играл в мяч – наверное, и этому искусству Дилан зря учился. Все больше и больше игр предавалось забвению, как имена побежденных в войне, не попавшие в анналы истории.