Бастард Ивана Грозного (СИ) - Страница 57

На дерево Санька взлетел, почти, как белка, мысленно определяя, что это прямоствольная мелковетвистая высокая сосна, а значит возвышенность, потому как в низинах сосны выдавливаются ельником. Это мозг, снова отмечает всякую чепуху.

Волки осторожно подошли к дереву, поглядывая на меня снизу. Волчица обнюхала убитого собрата, лизнула из лужи кровь и стала лакать активно. К ней присоединилась волчица помладше. Вместе они скоро очистили поверхность под деревом, да и толстый слой палых игл быстро впитывал влагу.

Понюхав труп, главарь стаи принялась обгладывать одну из задних лап, а напарницы обступили его со всех сторон. Самцы улеглись под деревом, ожидая своей очереди.

— «Этого волка им хватит на всех», — подумал Александр. — «И они останутся тут ждать, пока я не созрею и не свалюсь к ним без сил».

Он знал, что волкам для наесться хватает всего лишь двух килограмм мяса. У некоторых желудок может переварить только полтора килограмма. Остальное волк обязательно отрыгнёт. И после этого они смогут терпеть две недели. А тут, глядишь, и второй их напарник сдохнет.

И Санька понял, что попал. Он тоже мог прожить без пищи неделю, но не сидя на дереве без воды. Переведя дух, Санька пополз по ветке к стоящей недалеко сосне и довольно легко перепрыгнул на её ветку. Перейдя на другую, он перепрыгнул на следующую. Сосны росли почти вплотную и перепрыгивать с дерева на дерево было не трудно. Однако, волки шли по пятам, а Санька, «пройдя» всего метров сто, уже подустал.

Волчьи морды не выражали ничего, кроме недоумения. Так, по крайней мере, казалось Саньке. Лёжа на ветке, он смотрел вниз и видел повёрнутые к нему морды. Волки клали головы то вправо, то влево, и это выглядело бы забавным, если бы не волчья готовность кинуться на Саньку, как только он сорвётся. Что как-то едва не произошло, и вся стая тут же дёрнулась в его сторону.

Наш герой стоял, обхватив ствол и тяжело дыша, когда услышал стуки топоров. Явно, работали артелью. Воспрянув духом Санька пополз на звуки. Перепрыгивать с ветки на ветку становилось всё сложнее. Два раза он едва не сорвался, успев зацепиться пальцами и повиснуть на ветке на руках. Во время такого «крайнего» висения, он вспомнил анекдот про вруна, который, убегая от волков, то очень долго бежал, то перепрыгивал с дерева на дерево, и когда уже силы иссякли, он всё же упал прямо в стаю волков. Слушатели спросили: «и как?», а он: «разорвали в клочья».

От смеха Санька и сам едва не сорвался вниз, но вдруг услышал чей-то смех. Посмотрев вниз, Санька увидел двух мужиков с топорами на длинных топорищах, стоявших как раз под тем деревом на которое он прыгал, но с противоположной стороны.

— Дывысь, Петро, какой человече… Висит на ветке и смеётся. Может, кто его щекочет? Леший, мобыть?

— Не-е-е… Лешаков мы всех распугали. Я уж седьмицу их не встречал.

Санька понял, что волки попрятались, и спросил:

— А волков сейчас не видели?

— Так ты от волков на дерево залез? Нет. Волков не видели.

Санька спрыгнул. Хоть и было весьма высоко, он приземлился очень мягко.

— Ловок ты, паря! — Сказал один.

— Чьих будешь? — Спросил другой.

— Государев я человек, ребятушки. На Ивангород шли отрядом. Отбился и заплутал.

— Ивангород, — это далеко. Однако мы лес валим для его нужд. Тут речка недалече. Оредеж зовётся. Вот мы на неё лес и тянем.

— Оредеж? — Удивился Санька — От Новгорода до неё вёрст пятьдесят будет.

— Около того, — сказал старший. — А ты от Новгорода, что ли плутаешь? Долгонько, небось? Да чо-то не исхудал. Али корм был?

— Не ел, кроме грибов-ягод, корешков, да лука дикого, ничего.

Санька не врал, но чувствовал себя совершенно неголодно. Он любил рогоз и ел его клубни с удовольствием, а рогоза тут по малым и большим ручьям было много. Лопух «колосился» в изобилии. Много чего съестного росло в лесу.

Ещё Санька по новой осваивал и энергетическую подпитку, и просто «взаимодействие» со своей ноосферой. У него внутри, что-то сломалось, и как раньше она не работала. И Санька теперь понимал почему.

Человеческих детёнышей мужского пола в русских племенах или общинах обучали с младенчества мужеству и охоте, прививая потребность и желание стать лучшим. Песнями, танцами, сказками. Большое влияние на становление характера мальчиков оказывал общий дух и отношение соплеменников к удачливым воинам и охотникам. Ловкость и отвага восхвалялись ежедневно. Матери хвалили чужих более взрослых мальчиков, не сравнивая со своим ребёнком.

И мальчик своё становление как мужчины проходил постепенно. Потом он обязательно выбирал свой тотем: волка, медведя, лису или даже кролика. Это был целый ритуал. Оттого пошли фамилии: Волков, Медведев, Лисицын. У русичей и славян было принято брать в тотемы не только животных, но и растения, потому, что они и их читали живыми. И даже не только растения, а и природные явления, например, — Ветров, Морозов. И тогда человеку переходила сила ветра или мороза.

Санька, получив, по причине своего необычного появления на свет, и силу ноосферы, и необычно быстрый рост тела, «проскочил» стадии формирования своей мужской личности по здешним канонам и не удержал её. Ноосфера захлопнулась и исчезли «магические» возможности. Осталась лишь способность подпитываться энергией от деревьев. И то только по тому, что ею он научился пользоваться самостоятельно. Но зато это получалось у него хорошо. Ну и, естественно, остались у Саньки звериные повадки.

Задержавшись у лесорубов, Санька дал себе время подумать и разобраться в собственных мыслях и чувствах. Здоровьем его боги не обидели, и он решил помочь спасителям. Тем паче, что они работали одновременно и каждый на себя, и артельно. Ивангородская крепость ждала от них определённое количество и определённого размера брёвна. Этот урок лесорубы делали сообща, а всё то, что «сверху» каждый нарубит, то дело индивидуальное.

Артель только приступила к рубке леса и Санька, предложивший свою помощь, был кстати. Каждому хотелось побыстрее закончить с общим делом и быстрее приступить к своему уроку.

Всего лесорубов было восемь человек. У двоих была двуручная полутораметровая пила, ни они поначалу работали быстрее остальных. Но вскоре пила стала то заедать, то звенеть, проскальзывая, и они стали её подтачивать узким квадратным бруском. Тогда Санька вытащил свой треугольный напильник и показательно шаркнул несколько раз по лезвию топора, проданного ему одним из лесорубов.

— Ух ты, какой ладный у тебя рашпил, Санька, — сказал один. — Даш дерануть?

— Даш пару брёвен?

— А ну, дай посмотрю?!

Он взял напильник и деранул им большой зубец пилы.

— Ты смотри! Как по маслу!

Потом тронул его пальцем.

— С такой пилой много больше можно навалить леса.

— Дайте-ка, — протянул Санька руку за пилой и, взяв, посмотрел вдоль. — Давайте я поправлю, а вы меня в долю возьмёте. На троих мы много напилим.

— Как это?

— Я покажу.

Санька по новой развёл зубцы и поправил их. Многие были просто «завалены», а не наточены, некоторые выступали чуть больше положенного.

Когда стали пилить, Санька понял, что физически он сильно здоровее мужиков, хотя были эти двое много крупнее его. Схема валки втроём была проста: один подрубает на одну треть, двое пилят, дерево падает в сторону подруба. Менялись «по кругу». Так проработали десять дней, и зачистив стволы от веток, стали подтаскивать их к реке и готовить в плавание, связывая небольшими узкими плотами, а плоты длинными пеньковыми веревками.

Постепенно из потов образовался длинный поезд, медленно поплывший по реке. Лесорубы уселись в небольшие долблёные лодки и поплыли рядом с плотом, одерживая его в нужных местах и направляя.

В лодках сидели по двое, а потому Санька поплыл, сидя на трёх бревнах, связанных в пучок. Он оставил на краях брёвен небольшие сучки и стянул их купленной у лесников верёвкой. Санька заметил, что за «так» тут ничего не получишь. Ни вещей, ни еды. Умереть бы не дали, но и всего-то. Это в общине малоимущим: сиротам, да вдовам, помогают всем миром, а коли чужак, покушал и проходи мимо. Или вступай в клан.