Башня у моря - Страница 18
– Скажите моему сыну, что я хочу немедленно его видеть! – резко бросил я дворецкому, направляясь в большую гостиную.
– Вашего сына, милорд? – удивленно переспросил Помфрет, и вся моя ярость испарилась, когда я понял, что Патрика нет в Вудхаммере.
Я прошел в курительную, куда Помфрет принес мне бренди с водой, и уставился в окно на елизаветинский сад. Патрик, вероятно, в Ирландии. Он будет ждать в Кашельмаре возвращения Дерри из его маленькой католической школы с пансионом в Голуэе в конце пасхального семестра. Я должен был это предвидеть: несмотря на все мои душеспасительные разговоры, сын при малейшей возможности будет искать компании Дерри.
Следующим утром я уехал из Вудхаммер-холла в Холихед – первый пункт на моем пути в Ирландию.
Я спешил и, когда узнал, что в Голуэе нет частных экипажей внаем, сел в дилижанс, направляющийся в Линон. На перекрестке, откуда шла дорога на Кашельмару, я взял клячу у одного из моих арендаторов, чтобы не идти пешком, но к этому времени с затянутого тучами неба полился дождь, и, добравшись до дому, я, чтобы не сказать большего, продрог, устал и пребывал в подавленном состоянии.
– Где мой сын? – спросил я Хейса, прежде чем он успел приветствовать меня на пышный ирландский манер.
– Ваш сын, милорд? – удивился Хейс, в точности повторяя Помфрета в Вудхаммер-холле.
– Бога ради, Хейс, он здесь или нет?
– Он был здесь, милорд, но вчера ночью с Дерри Странаханом уехал к вашему племяннику мистеру Джорджу де Салису в Леттертурк-Грандж.
– Что? – Мне стало казаться, что я теряю разум. – Хейс, то, что вы говорите, лишено смысла. С какого рожна мой сын и Дерри Странахан, который все еще должен быть в школе в Голуэе, уезжают отсюда посреди ночи к моему племяннику?
Хейс предпринял героическую попытку объяснить случившееся:
– Беда в долине случилась, милорд, большая беда, и они вдвоем решили незаметно, как пара полевок, покинуть долину, чтобы ни одна живая душа их не видела.
– Что за беда?
– Ужасная беда, милорд, да защитит нас всех Пресвятая Богородица.
Я от раздражения готов был схватить его за лацканы сюртука и ударить о стену.
– Хейс… – начал было я, но тут же сдался.
Ожидать от него связного объяснения не приходилось, и вообще мне не нравилось расспрашивать слугу о низких слухах, в особенности еще и потому, что мой сын и мой протеже каким-то образом так себя дискредитировали, что им пришлось покинуть долину под покровом ночи. Вероятно, они и в самом деле оказались в отчаянном положении. Патрик не любил своего кузена Джорджа, который был на двадцать лет старше его, и в обычной ситуации он бы искал общества Аннабель в Клонах-корте.
– Хейс, мне нужна горячая ванна, еда и немного бренди с водой. После этого я поеду в Клонарин, поэтому прошу вас распорядиться, чтобы моя лошадь была готова, когда я решу ехать. Да, и еще пошлите, пожалуйста, экипаж в отель в Линоне, где ждет Пиарс с моим багажом, и пусть кто-нибудь из мальчишек-конюхов отгонит эту безнадежную клячу Тимоти Джойсу, что живет на дороге в Линон.
Стало ясно, что я должен поговорить со священником, чтобы узнать точно, что за беда случилась и каковы ее масштабы.
Когда я подъехал к Клонарину, дождь немного стих. День еще только начинал клониться к вечеру, но никто вроде бы не работал в полях и не делился слухами с соседями. Эта тишина беспокоила меня; пустые дома напоминали мне дни возвращения в долину после голода, и я, подхлестнув коня, поспешил прямо в деревню.
Клонарин – не деревня в английском смысле этого слова, потому что здесь нет ни магазинов, ни отделения почты, ни деревенской площади, ни таверны, ни гостиницы для коммивояжеров. Большинству жителей едва хватает средств на пропитание; они обмениваются товарами или же покупают необходимое у проезжих ремесленников. Нет здесь и хорошеньких домиков с садиками, только хижины стоят при дороге, пестрое собрание мазанок и соломенных крыш, смрад открытых сточных вод перемешивается с едким дымком горящего торфа и отвратительной вони свинарников. Церковь стоит отдельно за хижинами, а кладбище, громадное и таинственное, тянется по склону горы к небесам.
Я услышал звуки схватки, как только добрался до угла, за которым моему взгляду открылась церковь. Воздух полнился ирландскими проклятиями, местными ругательствами и омерзительным хрустом деревянных жердин.
Вид драки между разными семьями всегда приводит меня в бешенство. Я много лет в Вестминстере убеждал других лордов, что ирландские крестьяне заслуживают лучшей жизни, чем средневековые английские вилланы, и, видя, как эти самые крестьяне в их первобытном состоянии валяются в грязи, словно дикари, я неизменно погружаюсь в отчаяние.
Я поднялся в стременах и прокричал во всю силу легких по-ирландски:
– Именем Бога Всемогущего и всех Его святых, что здесь происходит?
Если ты говоришь по-ирландски, очень легко перейти на католический язык.
Ближайшие драчуны прекратили драться и повернулись ко мне, разинув от удивления рот. Воспользовавшись их замешательством, я врезался в толпу дерущихся и закричал на тех, кто еще продолжал молотить друг друга. Когда наконец все перестали драться, я насчитал три тела на дороге, около сорока тяжело дышащих членов семей О’Мэлли и Джойс и господь знает сколько женщин и детей, плачущих у стен и в дверях.
– Вы кровожадные пустоголовые кельтские идиоты! – завопил я на них, а увидев мелькнувшую черную сутану, заорал вслед убегающему священнику: – Отец Донал!
Смущенный священник бочком вернулся. Он был молодой, не старше тридцати, а поскольку обычно вел себя вполне благоразумно, я подозревал, что его вороватые повадки объясняются стыдом за то, что я видел его неспособность остановить драку.
– Почему вы убегаете от вашего стада?
– Я…
– Не придумывайте себе оправданий! Унесите раненых с дороги, посмотрите, насколько тяжело их состояние. Где Шон Денис Джойс?
– Здесь, милорд, – отозвался патриарх семейства Джойс; из раны на его голове все еще капала кровь.
– А где Шеймас О’Мэлли?
В ответ – тишина. Они все стояли, смотрели на меня, а за ними, насколько видел глаз, ничто не двигалось, кроме облаков, наплывающих на Мать Дьявола – гору в дальнем конце озера. Дождь перестал. Воздух был прозрачен и холоден.
– Ну так где он? – спросил я. – Отвечайте мне кто-нибудь!
Вперед вышел молодой человек. Его лицо показалось мне знакомым, но в тот момент я не мог вспомнить его имя. Он был очень невежественный, неотесанный, с первого взгляда видно, что смутьян.
– Лорд де Салис, Шеймас О’Мэлли мертв, – ответил он, к моему удивлению, не только на бойком, но и разборчивом английском.
Большинство ирландцев теперь немного говорят по-английски, когда хотят, а понимают гораздо больше, чем могут сказать, но услышать хороший английский в этом медвежьем углу Ирландии, в особенности когда хватило бы и ирландского, было делом чрезвычайным.
– Как тебя зовут? – спросил я, заинтригованный настолько, что даже забыл о драке.
– Максвелл Драммонд, милорд.
Такое имя для крестьянина было слишком величественным. Я уже думал, что неправильно расслышал его, но вдруг имя Драммонд задело какую-то струну в моей памяти, и я вспомнил, кто он. Его отец, один из лучших моих арендаторов, пришел с севера, а все знают, что люди из Ольстера ничуть не похожи на людей из Коннахта.
– Ах да, – сказал я. – Драммонд. Ты подрос, с тех пор как я видел тебя в последний раз. Неудивительно, что я не сразу вспомнил. Что ты здесь делаешь?
– Моя мать была О’Мэлли, милорд.
– Да. Конечно.
Мысленно упрекнув себя за вторую промашку, я глянул на семейство О’Мэлли. Они молча смотрели на нас.
– Мне нужно, чтобы кто-нибудь из вас поговорил со мной, – объяснил я им по-ирландски. – Кто будет говорить от О’Мэлли?
– Я буду говорить от них, милорд, – ответил молодой Драммонд, а потом смело добавил своей родне: – Если я стану говорить на его языке, он быстро окажется на нашей стороне.