Башня грифонов - Страница 11

– Чем могу быть полезен, милостивый государь? – вежливо осведомился герр Вильгельм и на всякий случай повторил свой вопрос по-немецки – Васильевский остров в Петербурге был столь густо заселен немцами, что немецкий язык звучал здесь едва ли не чаще русского, половина церквей на острове были лютеранскими, а половина вывесок написаны на немецком языке.

Посетитель молчал, только его хриплое размеренное дыхание нарушало вечернюю тишину.

Герр Вильгельм решил, что ошибся с диагнозом: возможно, этот странный человек страдает дурной болезнью, послужившей наказанием за недостойный образ жизни или за грехи ранней молодости. Такого рода больные обычно стеснительны и никак не могут решиться сказать, что им нужно. Оттого и поднятый воротник, и опущенные поля шляпы, и темные очки…

– Не смущайтесь, милостивый государь! – проговорил герр Вильгельм со снисходительной улыбкой. – Мы здесь одни, и вы можете говорить совершенно откровенно: аптекарь – это почти священник, ему вы можете открыть все свои тайны…

Посетитель все молчал, и это молчание начало не на шутку пугать аптекаря. Он пожалел, что отпустил пораньше младшего провизора Фрица. У того было назначено свидание с дочкой булочника Шульца, очаровательной Гретхен, и герр Вильгельм решил, что вполне управится в аптеке один.

Вильгельм Фридрих Пель совсем недавно переехал в Петербург, закончив Дерптский университет, и открыл здесь собственную аптеку. Дела у него шли неплохо – здешние жители часто болели от скверного климата, и посетители у немца-аптекаря не переводились.

– Так чем я могу быть вам полезен? – повторил герр Вильгельм, стараясь не утратить истинно немецкое терпение.

Странный посетитель придвинулся еще ближе к прилавку, запустил руку за пазуху шинели и, достав оттуда какой-то смятый листок, положил его перед аптекарем.

Герр Вильгельм водрузил на нос очки и воззрился на листок.

Он ожидал увидеть рецепт, небрежно выписанный корявым почерком какого-то здешнего врача, или аккуратные аптечные прописи кого-то из коллег, но вместо этого перед ним было несколько слов, написанных твердым и красивым готическим почерком: «Помнишь ли ты Гейдельберг? Время настало».

В тот день Константин Романович, управляющий домом на Васильевском острове, пришел домой необычно рано.

– Костя! – позвала его мать, которая у себя в комнате смотрела телевизор. – Ты сегодня пораньше?

– Я скоро снова уйду, – отозвался Константин, снимая в прихожей ботинки, – мне нужно еще кое-что сделать на работе. А ты смотри спокойно свой сериал.

– Ты слишком отдаешься этой работе, – строго проговорила мать. – Они тебя не ценят, а ты слишком много берешь на себя! Твой отец был таким же, и чем это кончилось?

– Мама, я сам как-нибудь разберусь, – проворчал Константин и направился в ванную.

– Кстати, сегодня снова звонила Мариночка, – не унималась старушка. – Она приглашает тебя на свой день рождения. Я считаю, что ты обязательно должен пойти…

Марина была дочка ее старинной подруги, старая дева с унылым голосом, заметными усиками и влажными коровьими глазами. Мама почему-то вбила себе в голову мысль женить на ней Константина. Константин вяло и безнадежно отбивался. Марина была постоянным ужасом его жизни. Она снилась ему по ночам, и эти сны были не эротическими. Это были мрачные готические кошмары. Женщины его вообще не интересовали, в его жизни были другие интересы.

– Так ты пойдешь к ней на день рождения? – не унималась мать. – Ты непременно должен пойти!

– Да-да, конечно, – ответил Константин и плотно закрыл изнутри дверь ванной.

В тяжелых случаях он разговаривал с матерью по особому методу, который придумал еще в младших классах школы: поочередно отвечал ей: «Да-да, конечно» и «Нет-нет, ни в коем случае». Как ни странно, мать это вполне устраивало.

– Ты слишком легкомысленно относишься к своему здоровью, – продолжала упорная старушка, перекрывая голос телеведущего, – кто за тобой будет ухаживать, когда меня не станет?

Константин ее уже не слышал, потому что, закрыв за собой дверь ванной, он пустил воду на полную мощность, а затем сделал нечто очень странное: открыл дверцу, за которой помещались краны, трубы, водяные фильтры и прочие сантехнические устройства, запустил руку в темный пыльный проем, немного пошарил там и наконец вытащил пластиковую коробку.

Константин открыл коробку и на всякий случай проверил ее содержимое, хотя и так знал, что в ней находится: несколько толстых банковских пачек долларов и евро – все, что ему удалось накопить за годы почти безупречной работы управляющим. К сожалению, денег было еще недостаточно, но ничего не поделаешь: оставаться здесь дальше было слишком опасно.

Там же, в пластиковой коробке, лежали и его заграничный паспорт с визой, и билет на самолет до милого немноголюдного городка на другом конце света.

Разложив деньги и документы по карманам, Константин вышел из ванной. Как раз в это время на его телефон пришло сообщение от таксомоторной фирмы: «Автомобиль “Форд-эскорт” номер такой-то подан».

Константин удовлетворенно кивнул, подхватил заранее приготовленную сумку и направился к двери.

– Костя, ты уже уходишь?

– Да, мама, я же тебе говорил…

– Приходи не поздно, я буду тебя ждать к ужину! Я приготовлю твои любимые морковные котлеты!

Морковные котлеты Константин Романович ненавидел всеми силами души. Почти так же сильно, как Мариночку. И теперь он надеялся больше никогда не слышать ни о котлетах, ни о старой деве. Напоследок он громко хлопнул дверью и покинул квартиру.

Серый «форд» действительно уже стоял у порога.

За рулем сидела женщина – худощавая, невзрачная, в темных очках, совершенно не нужных в пасмурный день.

Константин Романович бросил сумку на заднее сиденье, сел рядом и проговорил:

– В аэропорт!

Машина негромко фыркнула и поехала.

Константин Романович прикрыл глаза и задумался.

Конечно, жаль, что приходится оставлять хлебное место управляющего такого элитного дома, но ситуация явно накалилась, и дольше оставаться здесь небезопасно. А так… через три часа он будет в самолете, а еще через семь часов выйдет в небольшом аэропорту, откуда будут видны снежные вершины гор и бирюзовый океан.

На первое время денег ему хватит, а там он что-нибудь придумает…

Константин Романович прикрыл глаза и предался восхитительным мечтам.

Тихий шепот прибоя, перистые пальмы над морем, спускающиеся к берегу каменные лестницы, уютные ресторанчики на узких улочках старого города, пламенеющие цветы бугенвиллии, смуглые длинноволосые гитаристы на перекрестках…

Все это будет, и будет очень скоро!

Константин вздохнул, открыл глаза и в первый момент удивился, что увидел над собой не ярко-синее небо тропиков, а тяжелые, тускло-серые облака. Потом он вспомнил, что еще только едет в аэропорт, и огляделся по сторонам.

Они ехали по какому-то незнакомому и малопривлекательному району, среди промышленных зданий и гаражей.

– Где это мы? Как-то странно мы едем!

– Пробки объезжаем, – пробормотала таксистка, не поворачивая головы.

– А что это за район?

– Промзона недалеко от Витебского вокзала.

– От Витебского? – переспросил Константин. – Так это еще очень далеко от аэропорта! Этак я на самолет опоздаю!

– Никуда вы не опоздаете! – проворчала женщина и свернула в узкий проулок между двумя зданиями без окон.

– Куда это вы? – спросил Константин, и в душе у него шевельнулось какое-то нехорошее предчувствие.

– Куда надо! – и машина остановилась.

– Но постойте… – забормотал Константин Романович, – мне нужно в аэропорт… у меня самолет через полтора часа… я на него уже не успею… что это за дела… я буду жаловаться…

– Жалуйся! – женщина выбралась из машины, подошла к задней дверце и приказала:

– А теперь выходи!

– То есть как выходить? Почему выходить?

– Что же мне – силой тебя вытаскивать? Вон ты какой тяжелый!