Бархатные коготки - Страница 104
Не остановившись ее поблагодарить, я кинулась прочь; локтями расталкивая толпу, я спотыкалась, проклинала все на свете, обливалась потом от паники и спешки. Киоск с журналом «Стрелы» я миновала, не поворачивая головы, не интересуясь, там ли еще Диана со своим новым мальчиком; я хотела только одного: заметить где-нибудь жакет Флоренс, ее искрящиеся волосы, ленту на курточке Сирила.
Наконец самая давка осталась позади, я очутилась в западной части парка, у озера с лодками. Здесь никому не было дела до речей и споров в палатках и вокруг киосков, юноши с девушками катались в лодках, плавали, визжали, плескались, хохотали. Рядом стояли скамьи, и на одной из них я, едва не вскрикнув от радости, заметила Флоренс; Сирил резвился перед ней, окуная в воду ладони и оборки юбочки. Я немного задержалась, чтобы отдышаться, скинуть шляпу и вытереть взмокший лоб и виски, потом неспешно двинулась туда.
Первым меня заметил Сирил — он замахал руками и закричал. Флоренс подняла голову, встретилась глазами со мной и судорожно вздохнула. Она отцепила с жакета маргаритку и крутила в пальцах. Я села рядом и положила руку на спинку скамьи, касаясь плеча Флоренс.
— Я уж думала, что потеряла тебя… — произнесла я едва дыша.
Флоренс перевела взгляд на Сирила.
— Я видела, ты разговаривала с Китти.
— Да.
— Ты говорила… ты говорила, она никогда не вернется. — На лице Флоренс отражалась бесконечная печаль.
— Прости, Фло. Мне так жаль! Знаю, это несправедливо: она вернулась, а Лилиан не вернется никогда…
Флоренс отстранилась.
— Она в самом деле вернулась… за тобой?
Я кивнула.
— Если я уйду, — проговорила я тихо, — ты не огорчишься?
— Если ты уйдешь? — Флоренс втянула в себя воздух. — Я думала, ты уже ушла. Я видела, как ты на нее смотрела…
— Ты не огорчишься? — повторила я.
Она рассматривала цветок у себя в пальцах.
— Я решила, что пора домой. Ждать не было смысла — даже Элеонору Маркс! Дошла досюда и подумала: «А что делать дома, когда там нет тебя?..»
Она еще раз крутанула маргаритку, два-три осыпавшихся лепестка зацепились за шерстяную материю юбки. Скользнув взглядом по лужайке, я снова обернулась к Флоренс и заговорила тихо и так серьезно, будто от этих слов зависела моя жизнь.
— Фло, ты была права насчет речи, которую я прочитала с Ральфом. Она была не моя, слова я произносила не от себя — по крайней мере, в ту минуту. — Я замолкла, приложила руку ко лбу. — О! У меня такое чувство, словно я всю жизнь повторяю чужие речи. Теперь, когда нужно произнести свою, она мне не дается.
— Ты не знаешь, как мне сказать, что ты от меня уходишь…
— Я не знаю, как тебе сказать, что я тебя люблю, что ты мне дороже всего на свете, что ты, Ральф и Сирил — моя семья, что я не уйду никогда, даром что я забыла думать о собственной родне. — Голос у меня сорвался, но Флоренс смотрела и молчала, и мне пришлось продолжить. — Китти разбила мне сердце — мне казалось, разбила навсегда! Я думала, только она может его исцелить, и вот целых пять лет я желала, чтобы она вернулась. Пять лет я не позволяла себе мыслей о ней, боялась сойти с ума от горя. Но она является, говорит все те слова, о которых мне мечталось, а я вижу — мое сердце уже исцелилось, благодаря тебе. Она открыла мне глаза. Вот потому-то я так на нее смотрела. — Что-то защекотало мне щеку, я тронула ее и обнаружила слезы. — О Фло! Скажи только одно: что ты позволяешь мне любить тебя и быть рядом, позволяешь быть твоей любовницей и товарищем. Я знаю, что я не Лили…
— Да, ты не Лили. Мне казалось, я знаю, что это значит, но я не знала, пока не увидела, как ты смотришь на Китти, и не испугалась, что потеряю тебя. Мне так долго не хватало Лили, что стало казаться, будто всякое мое желание обращено на самом деле к ней, но как же все изменилось, когда я поняла, что желаю только тебя, одну тебя…
Я придвинулась к ней ближе, в кармане у меня зашелестела бумажка, и я вспомнила про сентиментальную мисс Скиннер и про всех одиноких девушек из Фримантл-хауса, которые, по словам Зены, изнывали от любви к Фло. Я открыла было рот, чтобы сказать ей об этом, но решила: смолчу-ка я пока, если она не заметила. Я обвела глазами парк, веселую толпу у палаток и киосков, ленты, знамена и транспаранты, и мне показалось, что движет всем этим одна лишь страсть Флоренс. Я обернулась к ней, взяла ее за руку, смяв цветок, и поцеловала. Видит нас кто-нибудь, не видит — меня не заботило.
Сирил по-прежнему мочил подол в озере. Послеполуденное солнце бросало длинные тени на истоптанную траву. Из палатки, где выступали ораторы, донесся приглушенный гул, за ним последовала волна аплодисментов.