Бархатные коготки - Страница 103

— Я не хочу это слушать, — внезапно испугалась я.

Я даже зажала ладонями уши, чтобы не слышать ее шепот, но она удержала меня за руку и продолжала говорить прямо в лицо.

— Ты обязана меня выслушать! Обязана знать. Ты не должна думать, будто мой поступок дался мне так уж легко. Будто он… не разбил мне сердце.

— Тогда зачем же ты так поступила?

— Затем что была дурой! Затем что сценическая карьера была мне дороже всего остального. Я думала, что буду звездой. И конечно, никак не ожидала, что на самом деле тебя потеряю… — Она замялась. Снаружи продолжалась прежняя суета: носились с визгом дети, кричали и ругались торговцы, полоскались на майском ветру знамена и транспаранты. Китти набрала в грудь воздуха. — Нэн, вернись ко мне.

Вернись ко мне… Часть моей души рванулась к ней стремительней булавки, притянутой магнитом; думаю, эта часть души будет рваться к ней всегда, когда бы она ни пришла и ни попросила.

Но другая часть души помнила — и помнит и сейчас.

— Вернуться? Когда ты по-прежнему замужем за Уолтером?

— Это ничего не значит, — быстро отозвалась Китти. — Между нами теперь… ничего такого нет. Немножко осторожности и…

— Осторожность! — От этого слова меня передернуло. — Осторожность! Осторожность! Только это я от тебя и слышала. Мы были так осторожны, осторожнее только покойники! — Я высвободила руку. — У меня теперь другая девушка, она не стесняется быть моей любовницей.

Но Китти подошла вплотную и вновь завладела моей рукой.

— Эта девушка с ребенком? — Она кивком указала назад. — Ты ее не любишь, я вижу по твоему лицу. Не так любишь, как любила меня. Помнишь, как это было? Ты была моя, моя перед кем угодно. Мы с тобой свои люди. С ней не так, с ней и ее приятелями, со всей этой дурацкой болтовней о политике. Посмотри, как ты одета: убожество и дешевка! Посмотри, кто вокруг тебя: ты потому уехала из Уитстейбла, чтобы не якшаться больше с такими людьми!

На секунду меня словно парализовало, потом я посмотрела, куда указывала Китти: на Энни и мисс Раймонд, на Ральфа, который все так же краснел и хлопал глазами, говоря с миссис Костелло; на Нору и Рут, которые стояли перед трибуной с другими девушками, знакомыми мне по «Малому в лодке». На стуле в другом конце палатки (раньше я ее не замечала) сидела Зена, обнимая широкие плечи своей любовницы, рядом находились двое приятелей Ральфа по профсоюзу: заметив меня, они кивнули и подняли стаканы. И посередине сидела Флоренс. Она склонялась к Сирилу, который тянул ее за волосы; пряди упали на плечи, Флоренс подняла руки, расцепляя его пальцы. Щеки ее пылали, она улыбалась, но, когда ее взгляд встретился с моим, в ее ресницах блеснули слезы (может, хватка Сирила оказалась слишком болезненной), а за ними проглядывало незнакомое мне уныние.

Я не могла ответить ей улыбкой на улыбку. Но, когда я обернулась к Китти, мой взгляд был спокоен и голосом я заговорила совершенно ровным.

— Ты не права. Я теперь одна из них, это мои люди. А что до Флоренс, моей возлюбленной, я люблю ее так сильно, что не могу высказать; до сих пор я сама этого не понимала.

Она выпустила мою руку и отпрянула как ошпаренная.

— Ты это говоришь мне назло, тебе по-прежнему обидно…

Я помотала головой.

— Я это говорю, потому что это правда. Прощай, Китти.

— Нэн! — крикнула она, когда я сделала шаг.

Я обернулась.

— Не называй меня так, — бросила я раздраженно. — Меня нынче так не зовут. И никогда не звали.

Она осеклась, потом шагнула ко мне и проговорила тихим, смиренным голосом:

— Что ж, тогда Нэнси. Послушай: все твои вещи до сих пор у меня. Все, что ты оставила на Стэмфорд-Хилл.

— Мне они не нужны, — отозвалась я мгновенно. — Храни их или выбрось — мне все равно.

— Там письма от твоих родных! Отец приезжал в Лондон искать тебя. Они все еще шлют мне письма, спрашивают, нет ли от тебя вестей…

Отец! При виде Дианы мне явилась в мыслях я сама на шелковой постели. Теперь, еще живей, я представила себе отца в переднике до самого пола, матушку, брата и Элис. Мне представилось море. В глазах защипало, как от соли.

— Можешь переслать мне письма, — глухо проговорила я.

Я подумала: напишу им и расскажу о Флоренс. Если они не одобрят — что ж, по крайней мере, будут знать, что я жива и счастлива…

Китти подошла еще ближе и заговорила еще тише:

— И деньги. Мы их храним. Нэн, там твоих почти семьсот фунтов!

Я покачала головой: о деньгах я забыла начисто.

— Мне не на что их тратить, — ответила я просто.

Но тут мне вспомнилась Зена, которую я оставила ни с чем, и еще я вообразила себе, как Флоренс, монета за монетой, опускает все семь сотен фунтов в кружки для пожертвований в Восточном Лондоне.

Полюбит ли она меня за это больше, чем Лилиан?

— Деньги тоже можешь послать мне на дом, — произнесла я наконец, сказала адрес, Китти кивнула и заверила, что не забудет.

Дальше мы смотрели друг на друга молча. Влажные губы Китти были слегка раздвинуты; на побледневших щеках четко выступили веснушки. Невольно мне вспомнился вечер в «Кентерберийском варьете», когда я познакомилась с нею и поняла, что влюбилась, а она поцеловала мне руку, назвала меня русалкой и подумала обо мне, как думать не следовало. Может, ей тоже пришло это воспоминание, потому что она спросила:

— Значит, вот как этому суждено закончиться? Неужели я тебя больше не увижу? Ты бы могла как-нибудь ко мне зайти…

Я покачала головой.

— Погляди на меня. Погляди на мои волосы. Что скажут твои соседи, если я к тебе заявлюсь? Ты не решишься и пройтись со мной по улице: вдруг какие-нибудь парни что-нибудь крикнут нам в спину!

Щеки ее вспыхнули, ресницы затрепетали.

— Ты переменилась, — повторила она, и я ответила бесхитростно:

— Да, Китти, я переменилась.

Она опустила вуаль.

— Прощай.

Я кивнула. Она отвернулась; глядя ей в спину, я почувствовала ноющую боль, словно от застарелых ушибов…

Я не могу так просто дать ей уйти, — подумалось мне. Пока Китти была еще близко, я вышла на солнечный свет и осмотрелась. На траве у палатки валялось что-то вроде венка — видимо, составная часть какой-то разобранной экспозиции. Разглядев там розы, я вынула одну, подозвала мальчишку, который стоял без дела поблизости, дала ему пенни и объяснила, что от него требуется. Потом спряталась под сень палатки и стала наблюдать. Мальчик побежал к Китти, она обернулась на оклик и склонилась, выслушивая посланца. Он протянул ей розу и указал пальцем в том направлении, где скрывалась я. Китти посмотрела туда, взяла розу. Мальчишка тут же убежал тратить свою монетку, а Китти застыла на месте, сжимая в пальцах розу и чуть поворачивая шею; ее глаза за вуалью высматривали меня. Вряд ли она меня видела, но явно догадывалась, что я за ней наблюдаю: постояв с минуту, она подала мне знак — сценический поклон; самый мимолетный, печальный, призрачный из сценических поклонов. Потом она отвернулась и скрылась в толпе.

Я тоже отвернулась и направилась обратно в палатку. Первой мне попалась Зена, которая выбиралась из палатки на солнце, за ней медленно брели бок о бок Ральф с миссис Костелло. Я не стала задерживаться, а только улыбнулась; моей целью был ряд сидений, где оставалась Флоренс.

Но Флоренс там не оказалось. Я огляделась: ее нигде не было.

— Энни, — крикнула я (она с мисс Раймонд присоединились к группе лесбиянок у трибуны), — Энни, где Фло?

Энни обвела взглядом палатку и пожала плечами.

— Только что была тут. Я не заметила, как она ушла.

Выход из палатки был только один, значит, провожая взглядом Китти, я не обратила внимания на Флоренс…

Сердце у меня екнуло; мне показалось, что если я немедленно не найду Флоренс, то лишусь ее навсегда. Вылетев из палатки на лужайку, я принялась взволнованно осматриваться. Заметив в толпе миссис Мейси, я подошла к ней. Видела ли она Флоренс? Нет, не видела. Затем мне снова попалась миссис Фрайер. На тот же вопрос она ответила, что как будто Флоренс с мальчиком прошли недавно мимо, направляясь к Бетнал-Грину…