Барабашка - это я: Повести - Страница 2

Сенькину дрему как рукой сняло. Прислушался, насторожился.

– Тоже мне – контакт! – презрительно усмехнулся темноволосый Алеша. – Вон в нашей многотиражке, помните, писали? Ботинки там сами ходят, горшки падают, обои рвутся. Что они там в космосе – слабоумные, что ли?

Алеше никто не ответил.

Сенька свесил вниз голову, потом высунулся чуть не по пояс, спросил безразлично:

– А вот вы не знаете, говорят, в Москве институт есть. По всем этим летающим «тарелкам»…

– Может, и есть, – усмехнулся Федор Степанович. – Каких только в Москве институтов нет! Небось и по «тарелкам» найдется. А тебе на что?

– Да так просто – интересно, – тут же отступил Сенька, но потом снова спросил: – А как найти его – не знаете?

– Да нет, откуда нам! – заулыбались все вместе. – Мы ж работяги, с барабашками не знаемся, на «тарелках» не летаем. Наше дело – строить!

– Ну тогда извиняйте, – разочарованно вздохнул Сенька и заполз обратно…

– Слышь, косой, вставай, подъезжаем! – Федор Степанович потряс Сенькину коленку.

Сенька мигом сложился, выставил вперед кулаки.

– А? Чего?!

– Подъезжаем, говорю. Москва – столица. Вон, гляди, за окошком. – Федор Степанович ткнул в окно толстым пальцем. – Эвакуируемся таким порядком. Собираемся здесь. Потом быстренько по коридору. Максим вперед. Ты, косой, промеж Лехами, незаметненько. Я – крайний. В случае чего – рви вперед. Мы отбрехаемся.

За окном мелькали краснокирпичные привокзальные бараки.

– Слышь, Сенька – Светловолосый Алеша что-то быстро писал на клочке бумаги. – Я, слышь, сам-то московский. Мать у меня здесь и брат. Недели две в столице пробудем. Вот адрес… Мало ли чего… Заходи тогда. С билетом обратно поможем и вообще… А так – удачи тебе, конечно.

– Спасибо.

Сенька спрятал клочок поглубже в карман, сгреб с изголовья котомку, спустил ноги. Поезд неспешно тормозил. Мимо проплывала широкая платформа и встречающие, похожие на сдающихся врагов: поднятые руки и изготовленные, ни к кому еще не обращенные улыбки.

– Ну, взялись, мужики! – скомандовал Федор Степанович. – Пошел, косой!

К вечеру ноги у Сеньки гудели, а в голове «шумел камыш». И все без толку.

– Никто ничего не знает в этой Москве! – зло бормотал Сенька.

Даже тетка из справочного киоска и та вытаращилась на него, как баран на новые ворота.

Буханку Сенька сжевал почти полностью да еще молока прикупил. Теперь пустая бутылка терлась в мешке об кеды – не бросать же добро, тоже денег небось стоит.

– Ты, пацан, у ментов спрашивай! – посоветовал Сеньке парень в фирмовом прикиде. – Они, менты, у нас все знают!

– Ага, сейчас, – отходя от парня, пробормотал Сенька себе под нос. – Не такой уже я придурок! Спрошу у мента – он меня зараз и сцапает…

Однако что-то делать надо. И ночевать где-то. Сенька понуро брел по незнакомой горбатой улице и смотрел, как зажигается свет в широких окнах.

«Ужинают небось, – думал он. – А потом спать лягут. Под одеяло. И все им до фени…» Стало вдруг так обидно, что Сенька едва не заплакал. Но сдержался и только пощупал в кармане бумажку с адресом светловолосого Алеши.

«Надо подвал искать! – решил он. – Там тепло и не найдет никто. Высплюсь – завтра дальше подумаю. До Москвы доехал, тут уж как-нибудь… Подвал надо!» Сенька вспомнил, как по вечерам в Сталеварске пацаны и девки собирались под девятиэтажкой. Тепло, дым, мат – уютно… Сенька, конечно, малолетка, но его пускают – из-за Коляна.

Сенька вздохнул и стал по очереди обходить огромные, как горы, дома. В трех первых ему не повезло: заперто, причем замки не то, что в Сталеварске – висячки. Врезные, мощные – фиг откроешь. Сенька запаниковал: а вдруг здесь везде так? Как же тогда?!

Механически продолжал обходить дома и вдруг в длинной пятиэтажке приземистая бурая дверь поддалась, распахнулась бесшумно, открыла темный парной коридор с электрическим огоньком в конце. Не колеблясь, как бездумная ночная бабочка, Сенька пошел на свет.

У стены стояло два грубо сколоченных топчана с тряпьем, напротив выхода – гнутый колченогий стул. Голая лампочка плавала в радужном влажном воздухе.

– Эт-то что еще за явление? – спросил скрипучий голос из угла.

– Братцы! – сказал Сенька, остановившись на пороге. – Приютите на одну ночь. Помехой не буду. Глаза закрыл – и нет меня. А утром уйду, честное слово.

Говоря, Сенька силился разглядеть обитателей подвала. Высмотрел троих – мужчина со скрипучим голосом в вязаной кофте, парень с бритой головой и еще кто-то – не то мужик, не то баба, свернувшись калачиком на топчане. Видны только ноги в шерстяных носках с дырой на пятке и блестящие лихорадочные глаза.

– Ночуй, что ли! – первым откликнулся парень.

– Ага, сейчас! Добрый какой! – сварливо возразил с топчана неопределенный, не то женский, не то мужской голос. – Самого пригрели, так раскомандовался. Сейчас за ним родители набегут…

– Не набегут! – твердо сказал Сенька. – Родители – в Сталеварске, я – здесь!

– А-а, побегушник! – как родному, обрадовался парень. – Откель бежишь? Не бойсь – не заложу!

– Из дому, – сказал Сенька и, заметив разочарование в глазах парня, добавил: – У меня брат в колонии, на общаке. Славский Колян. Не видал?

– По какой? – быстро спросил парень.

– Восемьдесят девятая, часть вторая, – мгновенно отрапортовал Сенька.

– Групповуха, – одобрительно отметил парень и, наморщив лоб, задумался. – Не, не встречал.

– А сам чего? – вступил в разговор мужчина.

Сенька собрался было рассказать уже накатанную историю про отчима и таксу Бобика, – но парень не дал ему отвечать.

– Ты, дядя, не лезь! – внушительно сказал он. – Ты кореша не трожь. Чужая душа – потемки, слыхал? Вот и не лезь в душу!.. А ты, кореш, проходи. Вот там кипяток, сахар, хлеб. Пошамай и ложись…

Сенька благодарно взглянул на парня, прошел в угол, налил себе кипятку, отломил кусок батона. От добрых слов потеплело снаружи, от кипятка – внутри.

– Ага, – удовлетворенно сказал парень, взбивая какое-то тряпье. – Вот тут и ляжешь. Тут у трубы тепло знатное. Дрыхни. Я с ранья уйду, а ты знай: Леха Моченый – это я. Может, когда свидимся.

– Спасибо, Леха, на добром слове, – церемонно отозвался Сенька, прихлебывая кипяток. – Я – Сенька Славский, а Коляна увидишь, привет передавай.

– Заметано! – улыбнулся Леха, лег в угол и замер, будто провалился куда или умер.

Сенька тоже лег, но, хотя устал страшно, сон не шел. Долго прислушивался, как кряхтит на топчане неопределенное существо, как кашляет и шепотом матерится мужчина в кофте.

Потом кто-то погасил радужную лампочку, и все стихло. Сенька лежал на спине, дышал парным воздухом и уже начал было засыпать, когда смутная фигура обозначилась у его ног.

– Сенька, ты спишь? – позвал хриплый голос мужчины в кофте.

– Нет, а чего? – Сенька сел на тряпках и помотал тяжелой головой, отгоняя сон. На мгновение ему показалось, что человек в кофте сейчас зарежет его, и он сжался, ожидая удара. Потом справился, усмехнулся сквозь стиснутые зубы и повторил: – Ну, чего?

– Понять хочу, – ответил мужчина. – Что тебя гонит? Леха – неплохой парень, но жизнь видал только с одной стороны. Жалко. Я лежал, думал – может, помогу чем? Скажи, не бойся. Дядей Мишей можешь звать.

Никто никогда не хотел понять Сеньку, и раскололся он не от какого-то особого доверия к мужчине в кофте, а скорее от удивления, да и от заброшенности в чужом городе тоже.

– Мне институт нужен, – тихо сказал он. – Который по летающим «тарелкам». И вообще… по всему…

Несколько секунд дядя Миша молчал, потом сжал руками голову и простонал:

– Господи! И ты за этим в Москву ехал?!

– Да, – твердо сказал Сенька.

– Да неужто еще такое бывает?

– Всякое бывает, – уклончиво заметил мальчик, к которому же вернулась его обычная настороженность.

– И на что же тебе эти «тарелки» сдались?

– Так… Интересно…