Банный дух - Страница 2

Возле его двора постоянно стояли автомобили, которые он ремонтировал. Вот только ей не повезло с электриками, так как за год с небольшим их сменилось уже пять, трое из которых попали на принудительное лечение от алкоголизма, а двое, махнув на неисправимый дух «шараги», ушли сами.

С тех пор в моющих залах и душевых кабинах постоянно не было нормального освещения. Но иногда слесаря подряжались вкручивать электрические лампочки, за что у Цветкова выпрашивали отгулы…

В своём кабинете Гвоздина всегда появлялась к восьми часам утра, когда банно-прачечный комбинат уже вовсю работал. В тот день она задержалась, а в бане произошли не совсем обыденные явления: банщики и банщицы, пользуясь опозданием кассирши, зарабатывали по трёшнице левых; дежурные сантехники с раннего утра на рынке уже успели опохмелиться, и для продолжения опохмела прихватили бутылку с собой…

В своём кабинете, обставленном старой мебелью, Гвоздина стояла перед настенным небольшим овальным зеркалом и приводила себя в порядок. Инна Платоновна самодовольно оглядела своё круглое лицо с пухлыми щеками, которые искусственным румянцем напоминали краснобокое яблоко. Затем подкрасила помадой выпуклые сердечком губы; обеими руками потрогала надёжность высокой причёски из длинных волос светло-золотистого оттенка, уложенных только что в банной парикмахерской крупными завитками. С причёской всё обстояло великолепно…

Но когда она дотрагивалась руками до этих самых завитков, вспрыснутых лаком, она обратила внимание, что у неё вот уже который год не по-женски толстые пальцы с только что наведённым маникюром. Инна Платоновна, как обрела этот недостаток, на сей счёт никогда не огорчалась. Ну что поделать, если утончённость и чувствительность – не её удел. Но была довольна тем, что, она вполне деловая женщина.

Итак, Гвоздина возглавила коллектив, которому собралась придать здоровый рабочий тонус. Но видя, что люди поступают не так, как ей хотелось бы, Гвоздина загоралась желанием изменить их привычки. И стоило ей сейчас об этом подумать, как её серо-зелёные глаза загорелись лучистым весёлым блеском, который отражал воодушевление и нравственный подъём…

Инну Платоновну даже не огорчало, что её отношения с мужем не всегда складывались ровные и с не достигнутым взаимопониманием. Во-первых, он отличался несколько вздорным характером, который она пока не пыталась исправить, а во-вторых, он её не понял, когда узнал, с какой лёгкостью супруга согласилась руководить таким ничтожным заведением, каким, на его взгляд, была баня. Но Инна Платоновна нарочно не сказала мужу, на каких условиях она приняла эту должность, чтобы он до конца высказался. И когда услыхала, что в его глазах она опростилась, Гвоздина, не теряя чувства юмора, пошла в атаку:

– Как ты можешь так подло думать, я поставлена выполнять благородную миссию: обмывать весь город от грязи. Это кому-то тоже надо делать.

– Кончено, лапушка, ты верно подметила! – начал он вкрадчиво. – А потом повысил тон: – Но кем ты себя окружила? Ведь под своё крыло собрала всех пьяниц! – съязвил муж.

– Как ты сказал, негодник? – переменилась в лице, задетая за живое Инна Платоновна, надвинувшись всей массой на муженька.

– Но, будя, будя тебе, Инна, да успокойся ради бога! – замахал супруг руками, отступая от неё, чувствуя, что перегнул палку.

– Это ты, негодник, так о моих людях, которым я отдаю часть своей души, чтоб им жилось уверенней?! Нехорошо Коля, стыдно Коля, я о тебе думала лучше, а ты меня так непростительно унизил! – с паузами, произнесла она, понимая, что муж был отчасти прав.

Но как она могла признать открыто, что взялась за нелёгкое дело, так как собиралась изменить банную среду, которая сложилась за много лет её существования…

И всё же о своих людях Гвоздина пыталась думать лучше, чем они были на самом деле. Она долго ломала голову, как отучить их от спиртного, и стала присматриваться к стилю их работы. Инна Платоновна ничего не придумала, она прибегала к проверенному на базе способу премирования сантехников лишь за то, если всю неделю будут трезвыми..

Так она стала приучать их к дисциплине. Трезвыми они оставались только первую неделю. Но она надеялась исправить ситуацию и не опускала руки. Иногда, глядя на сантехников, Инна Платоновна задавалась вопросом: какими они были до того, как начали пить? Конечно, они учились, осваивали профессии, заводили семьи, чего-то хотели достичь в жизни. Но когда поняли, что дальше гаечных ключей им не подняться, довольствовались тем, что умели и не огорчались на свою судьбу.

Но если не разочарование в себе, то, что их надорвало изнутри? Думать ей тут особо не приходилось, так как судьбу направлял не только сам человек, но и весь уклад того образа жизни, какой сложился кругом. И всё же они стали нескладными, разболтанными, с опухшими лицами, с ранними морщинами, исключительно по своей вине. И кого-либо порицать в своих несчастьях было бы просто несправедливо.

И вместо того, чтобы осуждать сантехников, она им сочувствовала и даже стремилась вникнуть в их жизнь, что не мешало относиться к ним вполне терпимо. Они казались ей духовно надломленными, и оттого к ним требовалось особенное внимание.

Инна Платоновна не зря считала себя истинной благодетельницей. Ведь эти люди, некогда вышедшие из мест заключения, могли вообще остаться без работы, а значит, им опять была одна дорога – в зону. К тому же сантехники слыли неплохими спецами своего дела. Разве она могла им отказать в работе только потому, что они сильно пили? Но есть ли вообще в природе не пьющие сантехники, хотела бы она увидеть хотя бы одного, как образец для исправления своих подопечных?

Впрочем, в прачечной были слесаря Квасов и Пегин, которые на работе не выпивали. По крайней мере, ей не удавалось видеть их пьяными.

На овощной базе грузчиков и рабочих она отучала от воровства введением двойных премиальных. Если кого ловила, тот лишался полностью вознаграждения. И воровство резко сократилось…

Но тут Инна Платоновна отвлеклась от своих мыслей о персонале и продолжала рассматривать себя в зеркало. Она смотрела на свой двойной подбородок и нисколько не унывала, что не лишала себя хорошо поесть, для чего с буфетчицей наладила деловой контакт. На свой возраст Гвоздина так же умудрялась закрывать глаза, считая себя по-прежнему молодой. Хотя на её гладком свежем лице поблескивал искусственный румянец, и ещё далеко было до того времени, когда женщины начинают задумываться о первых приметах увядания. И она искренне собой восхищалась, держа голову самодовольно, и оно светилось в голубых глазах и делало её молодой и уверенной в себе. И это чувство позволяло ей часто пребывать в приподнято-бодром настроении.

Правда, иногда Гвоздину серьёзно огорчала дородная фигура, которая придавала ей несколько грозный и матёрый вид. Впрочем, и это её несильно печалило. На ней было лёгкое из японского шёлка элегантного покроя платье, оно искусно скрывало чрезмерную полноту её фигуры. А весёлая расцветка и модный фасон (который больше подходил молодым женщинам), делали её и впрямь моложавой, что не тут же можно было определить её настоящий возраст.

Итак, осматривая своё солидное отражение в зеркале, Гвоздина прикидывала, что же она намечала сделать в этот чудесный солнечный день? Дело в том, что свою работу она никогда не планировала, стараясь толкать её усилием всего коллектива. Но много хлопот ей доставляли вечно пьяные сантехники, которые, по мнению Инны Платоновны, самый удивительный народ. Обход служб комбината она начинала с подсобки сантехников, которая размещалась сразу при входе в баню со двора.

У них там вечно собирались подозрительные типы. Но от сантехников эти люди отличался лишь тем, что нигде не работали. Эти бездельники давно отбились от своих семей, а в последнее время они превратили баню в ночлежку. В этих ночных и дневных сборищах Гвоздина стала усматривать опасное явление, несмотря на то, что бомжам она иногда сочувствовала, поскольку в силу своей запущенности те уже перестали быть полезными обществу. И на ночлежку, бывало, закрывала глаза.