Бандитский Петербург - Страница 82

В Питер из Германии я вернулся в самом начале 1996 года. И продолжил работу по нефтяной теме, я и дальше буду ее продолжать. Я хочу нормально и спокойно заниматься бизнесом и считаю, что сейчас для меня начался новый этап. Я убежден, что у нас в России дела обстоят не так плохо. И в этом меня очень убедила недавняя поездка в Тамбов, на родину. Она в каком-то смысле стала для меня этапной, я ведь очень давно не был на родине. И мне было очень важно ощутить поддержку земляков — я даже не предполагал, что эта поддержка, моральная в основном, так велика. В Тамбов мы поехали 18 июня 1998 года, и от Москвы до Тамбова я вел машину сам — пусть кто-нибудь попробует это сделать с одной рукой. Когда ни высморкаться нельзя, ни пот утереть. Меня поразила средняя полоса — везде новые бензоколонки, зелень, простор. Многие-то считают, что в провинции все очень убого, а это совсем не так. На въезде в город автомобиль пробил колесо. Мы остановились у знакомых, и один парень, сопровождавший меня, поехал в шиномонтаж. А в шиномонтажке работал какой-то армянин, он увидел питерские номера на автомобиле и, не зная, что это моя машина, спрашивает у парня: «Как там в Питере наш?» Это он меня имел в виду, хотя я с ним, конечно, даже и знаком-то никогда не был. Этот армянин даже денег не взял за колесо. В Тамбове я встречался с самыми разными людьми, и все говорили одно: «Вы молодцы, что в таком большом городе, как Питер, не дали себя обидеть». Я даже с одним человеком из милицейских кругов говорил, так вот он мне такое мнение высказал: «По большому счету, если бы ты был совсем уж отпетым негодяем, то я бы тебя посадил, но в целом я тобой горжусь». В Тамбове мы в каком-то смысле стали героями, если так можно выразиться. Потому что нам удалось выдержать и выстоять.

Мы приехали как раз накануне выборов мэра Тамбова, и было сразу понятно, что молодежь за новую жизнь. Я все в Тамбове хотел подойти к зданию исполкома, чтобы посмотреть на красный флаг над ним, но оказалось, что его сняли за полтора месяца до нашего приезда. Дело в том, что вся Дума в Тамбове красная, а мэра выбрали — друга Чубайса. Парадокс? Но в этих парадоксах вся наша жизнь. Меня, например, поразило в Тамбове то, что довольно небедные люди, с которыми я общался, переживают за то, что бедняки не получают деньги, больше, чем сами бедняки, которые даже ленятся пошевелиться лишний раз. Удивляли в городе и лица горожан, и то, как хорошо они одеты. Вообще, Тамбов оказался очень современным городом, в котором есть абсолютно все. За день до выборов мэра был концерт Александра Розенбаума, так вот публика на концерте почти ничем не отличалась от питерской. Все так же вставали под «Черный тюльпан», так же встречали певца шквалом аплодисментов. Я тоже пошел на этот концерт и очень удивился тому, как на меня реагировали. Я ведь никого раньше практически не знал в Тамбове, а на концерте меня многие узнавали, здоровались. Узнавали, естественно, по отсутствию руки. Вообще говоря, увечье привлекает всех в том смысле, что люди обращают внимание на кривых, безногих и безруких. Но увечье, полученное от боевого оружия, — это особый случай. Таким увечьем можно даже гордиться. И не испытывать при этом чувство ущербности.

Там, на концерте, ко мне подошел один человек и сказал: «Меня зовут Михаил, но для братвы я просто Моня. Ты про меня, наверно, слышал? А я про тебя знаю. Пойдем, познакомимся с Розенбаумом». Я, конечно, согласился, раз такое дело. Хотя потом выяснилось, что этот Моня и сам до конца Розенбаума не знал. У него оказалась очень интересная история. В 80-х годах в Мичуринске произошло одно из самых дерзких нападений на инкассаторов в то время. Инкассаторов убили, забрали около ста тысяч рублей старыми деньгами, и это дело стояло на контроле у самых больших начальников. Заниматься этим делом было поручено следователю Костоеву, тому самому, который прославился потом на деле Чикатило. Когда следственная бригада начала работать, в сферу их внимания попал завод, где изготавливались кольца для автомобильных двигателей. В 80-х годах это был самый крутой дефицит. Так вот Моня и его компания отладили вывоз и реализацию этих колец по всей стране. И они попали в поле зрения Костоева и сели. Хотя к убийствам инкассаторов никакого отношения не имели. А до того Моня работал в Ростове вместе со знаменитым Завадским. Тем самым, которого убили не так давно в Москве на кладбище. Этот Моня принял меня очень хорошо, а когда провожал в обратную дорогу, накрыл стол у себя в усадьбе, где потчевал всем своим, клубникой с грядок, рыбой из озера, картошкой со своего огорода и салом со своих свинарен. И заехал я в свою деревню. Встретил там старого директора школы, того самого, который открыл ее в 1962 году. Он до сих пор работает, хотя ему совсем недавно сделали очень тяжелую операцию. Нашел я в школе свое выпускное сочинение, оно до сих пор там хранится. Я почему так подробно об этой поездке рассказываю, потому что, как уже говорил, она помогла мне очень многое понять более глубоко. И в жизни, и в самом себе. Я не знаю, почему это произошло, наверное, просто пришло новое время, и именно там, в Тамбове, я сумел особо остро его прочувствовать.

Моя самая большая мечта — это сделать так, чтобы не только мои самые близкие родственники и друзья жили нормально, моя задача — обеспечить достойную жизнь для более широкого круга людей, тех, кого я считаю своими. Ничего плохого я в этом не вижу. Этот круг, наверное, можно назвать кланом, но в хорошем, цивилизованном смысле. Именно поэтому я и решил идти открыто в бизнес. И сейчас я вице-президент крупнейшего бензинового холдинга. Конечно, от политики никуда не уйти. Она очень тесно связана с бизнесом и с экономикой. Я лично, безусловно, выставляться никуда не буду. Во всяком случае пока. Наверное, на сегодняшнем этапе достаточно и той общественной деятельности, которую я веду в попечительском совете Союза инвалидов. Но я думаю, что у нас все еще только начинается, за год мы сделали очень много. Если взять уровень, который был год назад, за нулевой, то сегодня мы подошли к процентам сорока от того, что вообще возможно. А через год надеюсь достигнуть 70-процентной отметки. Это я все о бизнесе. Мы же занимаемся не только бензином, но и недвижимостью, торговлей продуктами. Я действительно думаю, что у нас все только-только начинается.

Теперь мне хотелось бы высказать несколько замечаний по поводу кое-какой изложенной в «Бандитском Петербурге» информации — касательно «тамбовцев». Вот ты пишешь, что у нас была система жесткого общака, а у нас никогда в жизни никакого общака не было. Общак — это же повод сразу «пришить» организованную преступную деятельность.

Касательно судьи Парфенова, который якобы разбогател после процесса со мной. Я уже после освобождения с ним встречался, разговаривал. Он не отрицал, что на него крепко давили. Только не с нашей стороны, а с противоположной. Я еще спросил: «Ну вы ведь все понимали. Неужели нельзя хотя бы на полгода меньше срок дать?» А он, знаешь, что мне ответил? «В принципе, легко можно было бы, но по поводу вас, Владимир Сергеевич, даже из адвокатов-то никто на разговор со мной не выходил».

Что касается тепличных условий, в которых я якобы сидел. Возможно, «тепличными» условия на зоне можно назвать, лишь сравнивая их с теми, которые были в «Крестах». На зоне был телевизор. И вообще там самое главное — это отбыть ту часть срока, после которого можно уже уходить на химию. С этой точки зрения у меня абсолютно скрупулезно все было соблюдено, и никто ни к чему придраться не мог.

Относительно капитана Карасева, который якобы единственный сопротивлялся моему освобождению — противостоял, так сказать, коррупции. Как следует из того, что ты написал… Так вот на зоне все про всех все знают. Там ведь не скроешься. Там все человеческие качества легко высвечиваются — что у зеков, что у администрации. Карасев был хроническим алкоголиком. Не было дня, чтобы он не взял у зеков «поделку» — нож, заточку, выкидуху, еще что-нибудь — и не продал бы ее за бутылку водки. Я с Карасевым ни разу даже не общался, это подтвердит любой из тех зеков, кто сидел в то время…