Бандеровский схрон - Страница 3
В победу Германии националисты уже не верили. Вся их надежда была на то, что эти две махины сломают друг другу хребет, выдохнутся, исчерпают ресурсы, надорвутся. Тут-то и заявит о себе мощное проукраинское движение.
В последнее время сотник Бабула чувствовал неясную тревогу, какое-то подспудное замешательство, даже растерянность. Интуиция и природный ум подсказывали ему, что все приближается к своему логическому завершению, Советы одолевают. Остановить их практически невозможно. Рано или поздно они свернут Гитлеру шею.
Приказы из Злобинского куста – теневого органа местного самоуправления – начинали злить и раздражать Нестора. Помощи никакой, продовольствия и пополнения не шлют, хотя прекрасно знают, какие потери он понес в прошлом месяце в стычках с поляками и партизанами. Только требуют, зачастую невозможного!
Пока ему удавалось выкручиваться, избегать смерти. Он даже рос в чинах.
В тридцать шестом простой львовский учитель вступил в ОУН, боролся с поляками. Подпольные ячейки, явочные квартиры, конспирация, прямо как при царизме. Он бросил школу, где преподавал соплякам географию, перебивался случайными заработками.
Потом Нестор понял, что можно безбедно жить, грабя польских чиновников и важных жандармов. Незачем отдавать всю добычу в партийную кассу. В те годы он и обнаружил, что безнаказанно убивать – увлекательное занятие. Оно бодрит, повышает уровень адреналина. Никаких кошмарных снов, мучительных воспоминаний, сожалений.
В тридцать восьмом, накануне мюнхенского сговора, ему приглянулась Оксанка, горничная в доме, обитателей которого он пристрелил. Нестор женился, через год дочь родилась. Сейчас они далеко, проживают на Житомирщине у родни. Там другие порядки, нежели в Галиции. Оксанка изредка пишет, что все нормально.
В июне сорок первого немцы ворвались на Западную Украину как ураган. Рычали танки, гремели орудия. Красные бежали, как от чумы, бросая все.
Карьеру при новых хозяевах Бабула начинал рядовым шуцманом – служащим украинской полиции. Гонялся за евреями во Львове, собственноручно их расстреливал. Выявлял неблагонадежных среди украинского населения, изгонял поляков из сел и городов. Стоял в оцеплении, когда натренированные специалисты из айнзатцгрупп и зондеркоманд сжигали села и целые городские кварталы, населенные евреями и поляками.
Потом он четыре месяца служил в батальоне германской вспомогательной полиции, был шарфюрером. Это целый унтер-фельдфебель. Вслед за этим Нестор поступил на службу в батальон «Нахтигаль», сформированный из националистов. Он участвовал в стычках с неугомонной Армией Крайовой, тотальном истреблении польского населения.
Весной сорок третьего немцы начали формировать из добровольцев украинского происхождения гренадерскую дивизию СС «Галичина». Только в первые дни на призывные пункты явились 80 тысяч человек! Отбирали молодых, здоровых, спортивных, и все равно оказалось много. Дивизию укомплектовали полностью, остальных запихивали во вспомогательные подразделения.
Но уже без Нестора Бабулы. Он понял, что нельзя делать ставку на немцев. Им служить – постоянно чувствовать себя человеком второго сорта. С конца сорок второго он снова в ОУН, в борьбе за украинскую идею. Нестор стал сотником.
Снова показалась Ганка. Она вынесла из дома таз помоев, продефилировала по двору, покачивая бедрами. Потом пошла обратно, демонстративно игнорируя Бабулу.
В закутке, пристроенном к казарме, запищала рация. Нестор насторожился. Через пару минут вышел ефрейтор Василь Зозуля, поправил кепку-мазепинку, сползающую на загривок, повертел головой и потащился к командиру, отдыхающему на завалинке.
Он небрежно козырнул, сунул листок серой бумаги.
– Сообщение из Злобина, пан поручик.
Бабула поморщился, лист не взял.
– Что хотят?
– Спрашивают, сколько у нас бойцов, каков моральный дух, как проходит зачистка от польского населения. Требуют активизировать борьбу с советскими и польскими партизанами. По их сведениям, в район со стороны Костополя идут до трех десятков ковпаковцев. Приказывают их уничтожить.
– Что? – вспылил Бабула. – Как я их должен уничтожать? Сколько нас?
– Вот они и спрашивают… – Зозуля потупился.
– Ладно, иди отсюда. – Бабула скорчил раздраженную мину. – Отстучи, что я проверяю посты, отчитаюсь позже.
Пока ему удавалось контролировать злобу, не выпускать ее за рамки.
Радист почувствовал настроение командира и умчался. Знал, что в гневе Бабула неподражаем.
Опять эти хреновы подпольщики со своими ценными указаниями! Можно подумать, не знают, что у Нестора из всей сотни осталось девятнадцать активных штыков! Он – двадцатый! Откуда возьмутся еще – от плесени?
Раньше были машины, теперь их нет. А на тачанках далеко не уедешь.
В середине июля устроили засаду на ковпаковцев, выходящих из Турьинского леса. По сведениям разведки, их было не больше двадцати. На опушке появился только десяток и успел вовремя залечь. Второй обошел отряд Бабулы и ударил с тыла из трофейных «MG-34»! Несколько минут поливали огнем, вдавливали в землю, потом снялись и ушли.
Пока приходили в себя, зализывали раны, москалей и след простыл. Двадцать два бойца полегли насмерть, трое были тяжело ранены. Их пришлось пристрелить, все равно не вылечить. Четверо в тот же вечер дезертировали, слабы оказались духом.
В начале июля столкнулись с поляками. Те ехали на грузовике, переодетые в форму саперов вермахта. Только родная речь их и выдала. Полтора часа шел бой. Хлопцы перестреляли половину ляхов, но и своих семерых потеряли, боевых, бывалых, опытных.
Поляки стараются не оставаться в долгу. Они поступают на службу к немцам в полицию, получают форму, оружие и мстят украинцам, выжигают дотла их селения, истребляют жителей. А уж как радуются, встречая подразделения УПА. Мимо не проходят, бьются до последнего.
Немцы задумчиво взирают, как поляки и украинцы уничтожают друг друга. Они не видят в этом ничего ужасного. Все равно эти земли надо освобождать для колонистов из Германии.
Из казармы донесся взрыв хохота. Все, довольно!
Нестор слез с завалинки, вышел на середину двора и заорал:
– Становись!
На объем легких он никогда не жаловался. Даже птицы слетели с веток!
Дважды повторять не требовалось. Народ повалил из казармы так, словно враг уже топтался у ворот. Бренчало оружие, бойцы на ходу поправляли головные уборы, подтягивали спадающие штаны. Не прошло и тридцати секунд, как все воинство стояло в одну шеренгу, вытянувшись во фрунт.
Пятнадцать небритых рыл. Трое на передовой заставе, еще один у разрушенного обрыва, откуда открывалась панорама прилегающей местности.
Хлопцы научились чувствовать состояние командира, стояли, не дыша. А он неприязненно поедал их глазами. Вроде все правильно, по ранжиру, помнят еще свои места. На правом фланге заместитель Сморчук, рядом дылда Адам Буткевич. Крайний слева – коротышка Фадей Горбаш, лупоглазый, плюгавый, весь какой-то шелушащийся, словно линять собрался.
Люди крепкие, обветренные, проверенные в бою, и не только. У каждого свой счет к врагам Украины.
Но на кого похожи, мать их за ногу! Кто в чем! В штанах из драной холстины, в ватных брюках, кирзовых сапогах, гражданских ботинках, громоздких армейских бутсах. Одни в немецких френчах с оторванными знаками различия, другие в советских гимнастерках под крестьянскими безрукавками, третьи в польских или венгерских френчах. На головах и того хлеще – грязные мазепинки с клинообразным передом и вырезанным из жести трезубцем в качестве кокарды, немецкие кепи с козырьками, красноармейские пилотки, польские конфедератки.
С вооружением тоже полная чехарда – советские «ППШ», пистолеты-пулеметы Судаева, германские «МР-40», разные винтовки. Рядом со здоровяком Богданом Клычко стоит крупнокалиберный пулемет Дегтярева – Шпагина. На поясах подсумки с обоймами и магазинами, немецкие патронташи, ножи в чехлах. Какое потрясающее разнообразие!
– Что, бойцы, вкусили запорожской вольницы? – процедил Бабула, исподлобья озирая остатки своего воинства. – С этого дня никакой анархии, зарубите на носу. Строгое выполнение распорядка дня, никаких карт и других азартных игр. Подъем и пробуждение – по расписанию. Прием пищи, физическая зарядка, занятия по рукопашному бою, разборка и чистка оружия. Дважды в день кросс по пересеченной местности, от лагеря до передового поста и обратно. Каждый день обязательная политинформация. Проводить ее будут пан хорунжий и я. Коваль, все понятно? Чего глазами хлопаешь?