Банда гиньолей - Страница 160

— Вы слишком много танцевали, котеночек мой!

— О, but it was so amusing! Но было так весело!

Она ни о чем не сожалела. Ее задорный носик, начинавший дрожать по любому поводу, будь то улыбка, смех, мимолетное забавное воспоминание, увлажнился от измороси… а ее чудесные волосы, ее дивные кудри намочил то и дело налетавший дождь.

Я воровато целовал ее на бегу… Раз… два… три…. Радость моя! Мы совсем забыли о Состене, а тот разговаривал сам с собой, поспевая за нами…

— Куда же мы теперь? — окликнул он меня.

— Догоняй, узнаешь!

И верно, пора было решать.

— Так что же?

Я склонен был вернуться под дядин кров. Раз я никуда не уезжал, следовало привести наши дела в порядок. Может быть, подождать еще немного? Может быть, позвонить прежде по телефону? Так было бы и осторожнее, и благоразумнее. Я смотрел на Состена и на малышку. Они ждали моего решения.

Немного прояснилось, дождь приутих. А вдруг выдастся погожий день и появится возможность дождаться вечера? Пользуясь случаем, пошататься по городу?

— Вы не озябли, Вирджиния?

— Chilly! Прохладно! — ответила она, смеясь.

Не в ее нраве было жаловаться, даже угодив под ливень. Неясным оставался вопрос с ее короткой юбкой. Давеча Каскад глянул со значением. Теперь, намокнув, она, надо полагать, стала еще короче…

Тонкие, сильные, мускулистые, покрытые золотистым загаром, кошачьего изящества ноги, на которые уже обращали внимание. О, этот дивный изгиб от бедра до лодыжки! Ноги, туго налитые свежестью, радостью, мелькавшие, точно вспышки света.

Каждый раз они ослепляли меня… Эх-хе-хе! Как сейчас вижу ее юбчонку, забавную, прелестную юбочку в складку, юбочку из шотландской ткани…

Спору нет, она была коротковата даже для Англии, да к тому же беременность… Впрочем, о ней знал я один… И все же, и все же!.. Однако пора было действовать, это я сознавал ясно. Вернуться или нет? Я гадал, тыкал пальцем наугад, терялся в предположениях, меня обуревала тревога, я пребывал в полной неопределенности… Мне чудился ужасный исход.

— Вот такие дела… — только и мог я молвить.

В те поры я еще не сочинял романов, еще не умел покрыть семьсот страниц кружевными узорами недоразумений… Меня терзало мучительное волнение. Состен стоял-стоял, но, отчаявшись, вконец измученный, уселся прямо на край тротуара и продолжал ждать моего решения.

— Ты когда что-нибудь надумаешь?

Он дрожал от озноба и вообще выглядел неважнецки.

— У тебя что-то болит?

— А, пройдет! — успокаивающе ответствовал он. — Так, сердце… Напрыгался…

Пусть отдохнет… Поразмыслив, я решил, что автобус предпочтительнее метро. Метро всегда битком набито полицией. Я объявил Состену:

— На автобус!

— Автобус так автобус… Ты у нас командир.

Этого и будем держаться. Я был исполнен твердой решимости.

— Проезжаем по Лондон-Бридж 113-ым автобусом в сторону «Памятника», вылезаем на Йорк-сквер, и ты идешь звонить.

— Не я, а ты!

— Как знаешь…

— Раз сударю так заблагорассудилось, следуем за вами!..

Я протянул ему руки, помогая встать, и мы потихоньку тронулись. Лондон-Бридж находился в некотором отдалении, так что предстояло еще шагать, а мы совершенно измучились, петляя по кривым улочкам, запутывая следы по глухим проулкам… Окончательно выдохлись… Вот, наконец, и он. Высоченный, если смотреть с Трули-стрит. Начали взбираться на мост. Какой вид открывался отсюда! Глаз хватал почти до Вулвича, река видна была, как на ладони, на всем ее протяжении до Мэнор-Уэй, Королевских доков. Великолепная панорама!

— Давайте передохнем, — обратился я к ним. — Такой славный ветер!

И верно, тугой ветер налетал порывами, свистал в парапете, трепал волосы.

Виднелись суда, верфи, повсюду кипела работа… становились на якорь, лавировали с переменой галсов, до нас доносился грохот, безостановочно сновали грузовые посудины… пузатые… стройные… обтянутые камуфляжем… подтягивали, перетягивали тонкими талями, маневрировали, среди бурлящей воды… Свистки, беготня на палубах… Тяни, натягивай фалы, ошвартовывай крепче!.. То там, то сям плясали бакены… И повсюду вездесущие лодки обгоняли друг друга, крутились на месте, взбивали брызги, пену… Десятки, сотни… От них рябило в глазах… Зрелище для любителя. Меня оно завораживало… и я не скрывал восхищения. Мне хотелось бы, чтобы и оба моих товарища испытали то же чувство… чтобы и у них дух захватило от восторга. Я обратил внимание Состена и малышки на непогрешимую точность, мягкую плавность судов, когда они приближались к причалу и поворачивались, чтобы ошвартоваться. Комар носа не подточит! Их это тоже должно было поразить… но в ответ я услышал, что они продрогли. Чайки чертили, бороздили небо, парили, камнем падали на буи и тихо усаживались на них…

Далеко внизу могучий поток гремел под мостовыми пролетами, рыл, вспахивал дно, взбивал пену… Оставалось впечатление злобной мощи. Он бросал, подкидывал, разметывал челноки. Тяжеловесный, переполненный грузом «Кардифф» натужно пыхтел, шлепая по воде… его отбивало течением к мостовым устоям. Судовая машина трудилась на предельных оборотах, плицы колотили по воде, как сумасшедшие… Плюх! Плюх! Плюх!.. Нет, не справиться! Судно подвалило к берегу, бросили якорь, загремела, разматываясь, огромная бухта цепи… Гр-р-р!.. Оглушительный, уши раздирающий лязг… И вот стали на якорь.

Я смотрел, затаив дыхание… Фу-у-у! «Вы только поглядите, какое великолепие! — обратился я к моим спутникам. — Какое искусство маневрирования!.. А сколько опасностей!»

Да-да, они заметили, только сильно продрогли. Та же песня!..

— Что ж, тогда в путь!

Я не собирался навязываться.

Еще не совсем рассвело. Совсем рядом справа, прямо над фабрикой «Орпингтон» светилась, бледно просвечивая мглу, гигантская электрическая вывеска «Ригли». Похоже было, к сожалению, что день выдастся пасмурный, а я-то надеялся, что распогодится.

Шквалистый ветер нес сажу. Мы по-прежнему стояли у парапета в ожидании, когда я окончательно решу, возвращаться к полковнику или нет. От еще не погашенного где-то в Ист-Хэме пожара наносило желтым едким дымом. Там метались огненные сполохи, по временам высоко взмывали столбы пламени…

Значит, здесь действительно поработали цепеллины. Старичина был совсем подслеповат, а вот Вирджиния, обладавшая острым зрением, видела далеко. Я указывал ей на одно место поблизости от Кэннон-Док, куда мы ходили совсем недавно.

— Состен! — растормошил я его. — А ведь они уплыли!

— Кто уплыл?

— «Конг Хамсун», бестолковый!

И верно, ни единой мачты там уж не торчало… а парусник видно было черт знает из какой дали, он выше всех домов.

Он не стал спорить.

— Да, да, конечно!.

Мол, ничего не попишешь…

В лицо дул резкий порывистый ветер с моря. Состена била крупная дрожь.

— Ты, часом, не заболел? Не заболел, спрашиваю?

— С-с-с-сам в-в-видишь!

— Тогда вперед!

Еще триста, четыреста ярдов до конца моста. Я подхватил Вирджинию и Состена под руки.

— Ну же, поскакали, шелапуты, слышите? Я повторил им принятый порядок действий.

— Значит, садимся в 113-ый, к «Памятнику»… на Йорк-сквер выходим — вот и все дела! You, miss, вы звоните по телефону!

Отлично.

Но у Состена возникла идея:

— А может быть, сначала по чашечке кофе?

— Где ты его достанешь? Кофе… Легко сказать! В такую-то рань…

— Чашечку мокко, сударь! — заупрямился он.

— Да где же тебе подадут?

— А вон, рядом! — показал он на противоположный берег.

Я знал, что у него губа не дура…

— В «Калабаре». Знаешь такое место? Я не знал.

— На Твикенхэм, недоумок! Я-то знаю! За станцией, салун Виктора!

— В такую-то рань?

— Обязательно!

— Откуда такая уверенность?

— Нюхом чую!

Я живо вообразил кофе прямо из перколатора… Соблазнительно!

И малышке не повредит. Чашка обжигающего кофе — это то, в чем она нуждалась.

И все же я видел в этом проявление слабости. Следовало бы прямиком отправиться к дяде… вместо того, чтобы разгуливать, таскаться из кофейни в кофейню… Это все умышленные проволочки. Так мы не договаривались, и вообще это черт знает что!.. Я мог это понять, но они сбивали меня с верного пути.