Банда 5 - Страница 8

— Уж не хотите ли вы сказать, что и вы где-то рядом с пределом? Уж не на пределе ли вы, Павел Николаевич? — улыбнулся Андрей.

— Еще нет. Пока.

— Да? — Андрей долгим взглядом посмотрел на Пафнутьева, склонил голову, озадаченно выпятил губу. — Надо же... Если я правильно понял, Павел Николаевич...

— Ты все понял правильно. Разминку заканчиваем. Есть такой человек... Иван Иванович Сысцов.

— Тот самый?

— Да.

— Жив еще?

— Да, я помню, ты собирался с ним разобраться...

— Я и сейчас не против.

— Не надо. Я против. И потом... Нет его вины перед тобой. Это я знаю точно.

— Но вы сами говорили, что если бы не он, то Света, может быть...

— Нет его вины перед тобой. Переверни страницу и живи дальше. Другого варианта не существует.

— Думаете...

— Андрей... Мы можем поговорить о деле?

— Виноват, Павел Николаевич. Вы сами меня раскрутили.

— Виноват, — склонил голову Пафнутьев. — Итак, Сысцов. Иван Иванович. Владелец заводов, газет, пароходов. Условно, конечно. На него наехали. Очень круто.

— Жалуется?

— Не то что жалуется, но слегка паникует... Ты уже, слава Богу, не водитель, твои обязанности шире и значительнее. Что нужно... Незаметно, неназойливо... Побудь денек возле его конторы и запиши все номера машин, которые будут подъезжать. А потом сходи к ребятам из автоинспекции и уточни, кому эти машины принадлежат. Подъедет какая-нибудь машина два раза — запиши, три раза — тоже отметь. Особое внимание обрати на те машины, которые вроде бы остановились в стороне, но люди приехали явно в контору Сысцова.

— А сам он не может такой список дать?

— В штаны наделал. И потом... Откуда ему знать, кто на какой машине приехал?

— Тоже верно, — согласился Андрей.

— Если он куда направится, следуешь за ним. При этом имей в виду, что, возможно, кто-то еще будет его отслеживать... Врубился? Они не должны тебя засечь.

— Я пошел, Павел Николаевич? — Андрей поднялся.

— Ни пуха.

Андрей не успел открыть дверь — она распахнулась сама. На пороге стоял возбужденный Худолей, держа в руках злополучную баночку с глазом городского авторитета.

— Что-нибудь случилось? — спросил Пафнутьев, помахав прощально Андрею, дескать, не задерживайся, с Худолеем разберусь без тебя.

— Павел Николаевич... Есть вещи, которыми не шутят! — церемонно сказал Худолей.

— Согласен. Есть такие вещи.

— Почему же вы так со мной поступили? — Худолей склонил голову набок, чтобы его укор был еще сильнее. — Мне кажется, что годы работы вместе, когда нам обоим не раз приходилось рисковать жизнью, когда мы грудью закрывали друг друга от бандитских пуль... Мне кажется, что все это дает право надеяться на иное отношение с вашей стороны! — Удачно выпутавшись из обилия слов, Худолей горделиво вскинул голову.

— Никаких шуток. — Пафнутьев покачал головой. На него худолеевское красноречие почти не действовало, он заранее знал, чем кончится разговор. — Все это очень серьезно и очень печально.

— Я согласен с тем, что это действительно печально, — скорбно проговорил Худолей. — Передавая мне сверток, вы заверили меня, что внутри находится священный напиток, к которому мы стремимся всю жизнь и которого нам всю жизнь не хватает.

— Ты о чем? — удивился Пафнутьев со всей искренностью, на которую только был способен.

— Вы заверили меня, что передаете... Ведь вы прекрасно понимаете, что я имею в виду! — Худолей не мог, просто не мог вслух произнести слово «водка», не поворачивался язык, это казалось ему чуть ли не кощунством.

— Понятия не имею!

— Вы сказали, что здесь... Это... водка, — выдавил наконец из себя Худолей. — Вы посмеялись надо мной, Павел Николаевич, посмеялись зло и несправедливо! — Худолей опять оскорбленно вскинул голову.

— Никаких насмешек! — сурово произнес Пафнутьев. — Там действительно водка. Можешь попробовать. Она, правда, вместе с закуской, но это уж не моя вина.

— И вы предлагаете мне... Вы предлагаете мне с утра вот это?! — потрясенный Худолей отшатнулся и, чтобы не упасть, оперся спиной о стену.

— Я предлагаю тебе сфотографировать эту чрезвычайно важную улику. Она, надеюсь, поможет нам выйти на след опасной банды, которая вознамерилась прибрать к рукам весь город! — выпалил Пафнутьев, давая понять, что и он может не хуже Худолея играть словами.

— О Боже, Боже. — Худолей, из последних сил переставляя худенькие вздрагивающие ноги, подошел к столу и присел. Баночку он поставил на стол таким образом, что глаз Левтова укоризненно и строго уставился прямо на Пафнутьева. — А я-то, старый, безмозглый дурак, наивный, простодушный человек, решил было, что вы с утра вспомнили обо мне, позаботились о моем самочувствии... Я-то подумал, что годы, проведенные в этих простреливаемых насквозь коридорах, дают мне право надеяться... — Выдох у Худолея был таким тяжким и долгим, что он даже съежился, стал меньше, хотя казалось бы — куда уж дальше.

— Ладно, — сдался Пафнутьев. — Осознал. Исправлюсь.

— Точно? — расплылся в улыбке Худолей, прижав к груди красноватые с голубыми прожилками ладошки. — Неужели я не ослышался, Павел Николаевич?

— Со слухом у тебя все в порядке.

— У меня и с чувством долга все в порядке. И с профессиональным мастерством, с преданностью друзьям тоже полный ажур, дорогой Павел Николаевич! — строго сказал Худолей.

— Рад слышать.

— Мне показалось по вашему голосу, Павел Николаевич, что вы намерены прямо сегодня, не откладывая в долгий ящик, исправить возникшее между нами недоразумение? Я правильно понял? Должен сказать, что между соратниками, единомышленниками, борцами единого фронта не должно оставаться недоразумений! — Худолей требовательно сверлил Пафнутьева несчастными своими, красноватыми глазами.

— Заметано, — устало сказал Пафнутьев.

— Во! — восторженно вскочил Худолей и тут же схватился за спинку стула, чтобы не упасть. Я всегда говорю, что нам всем здорово повезло жить в одно время с вами, Павел Николаевич! — И он церемонно поклонился. — Общаться с вами, видеть... Даже видеть вас — уже счастье!

— Спасибо. Много доволен.

— А водка в баночке, между прочим, неважная, — улыбаясь сказал Худолей.