Банальная история - Страница 73

И хоть я понимала, что предложение Оли спасало не только меня от неприятностей и, возможно, смерти, как однозначно спасало моих братьев от черноты одиночества и горя, и все же мысль о расставании с малышом была невыносимой. Да, он слабое звено, досадное и опасное в данном раскладе, и потому должен исчезнуть, сгинуть из нашей жизни. Но его убийство было для меня равносильно самоубийству. Я не представляла, как буду жить без него, как смогу забыть, что он был, жил, рос и креп во мне. Как смогу свыкнуться с мыслью, что убила его, сама, фактически — собственноручно. Безжалостно вытравила, по сути, часть себя. Как я буду жить с этим дальше, смогу ли?

Но если оставить все, как есть, то я обреку ребенка на страдания, передав ему цепь генетических отклонений. Буду мучить его, а он — нас…

Что то, что другое — жуткий, невозможный выбор, глобальный и разрушительный в последствиях любого исхода.

И почему моя жизнь похожа на сплошной непрекращающийся кошмар?

Кто в этом виноват?

— Как говорят в Одессе: "жизнь меня имеет, но что с того имею я?" — вздохнула Ольга, вплывая на кухню, и зависла надо мной, разглядывая сверху вниз. — Деньги есть?

— Зачем? Нет, есть, но я же не знаю, сколько тебе надо?

— Тебе. Я договорилась. Сейчас съездим, она тебя посмотрит анализы возьмет и назначит. Дело это требует значительных расходов. Сама знаешь, медицина у нас бесплатная только до кабинета врача, не дальше.

— У меня около двух тысяч с собой.

— Хватит, — кивнула Кравцова со знанием дела и села. — Собирайся.

— Куда? — растерялась я. — Сейчас?

— Ага. А что ждать? Коньячку для храбрости внутрь и вперед, — пододвинула ко мне рюмку. — Принимай, надо. За то, чтобы хорошо прошло и без последствий. Не бойся — я с тобой.

Выпила залпом и протянула задумчиво, разглядывая рюмку с янтарной капелькой на дне:

— А вот кто со мной — вопрос…

— Оля, а что за больница? — спросила я, опомнившись, уже на улице. Меньше всего мне хотелось встретить Алешу и выслушать массу закономерных вопросов.

— Центральный роддом, — бросила та, занимая позицию ловли такси: элегантный взмах руки и чуть отставленная в сторону ножка в изящном сапожке так, чтоб пола шубки распахнулась и открыла обозрению водителей заманчивый изгиб обтянутой черными чулками конечности.

Обычно подобная система ловли срабатывала мгновенно — ножки у Оли были мечтой любого, самого придирчивого эстета, и лицо соответствовало, искусно загримированное подругой под штучный экземпляр. Но сегодня на нем была маска хмурой мадам блеклой наружности, поэтому работали лишь ножки, и мы простояли минут пять, прежде чем, загрузиться в салон.

Всю дорогу я смотрела в окно и пыталась вспомнить — курирует ли Алеша центральный роддом и как часто там бывает, бывает ли вообще? Но так и не вспомнила: вроде — да, а вроде — нет. Чуть затуманенный коньяком и значительно придавленный переживаниями мозг отказывался работать активно и вяло выдал: если — нет, значит — нет. Если — да, скажешь — у Оли проблемы.

Я вздохнула: еще один нелицеприятный поступок.

Интересно, когда-нибудь придет черед благородных?

"Да, как только ситуация разъясниться", — успокоила себя я. Но совесть не поверила и принялась возмущаться и вразумлять. Я придавила ее аргументами безысходности ситуации, она в ответ выдала список моих проступков протяженностью с китайскую стену. Я принялась с мастерством адвоката оправдывать себя по каждому пункту. Но к консенсусу мы так и не пришли. Потому что такси остановилось у ворот больницы. Путь к «эшафоту» оказался короче, чем мне хотелось.

— Приехали, — вздохнула Оля, покидая салон, и придирчиво оглядела меня. — Бледна ты, конечно, до противоестественности. Как бы вопросы лишние не возникли…Ладно, пойдем.

— Авось, — кивнула я и, умиляясь собственной смелости, двинулась за подругой. — Оль, а кто нас в роддом пустит?

— Мы в гинекологию, роддом — левое крыло. Видишь, вон стада счастливых отцов пасутся? — пояснила она, не сбавляя темп движения.

Вскоре мы уже шли по коридору в поисках четырнадцатого кабинета. Он располагался в самом центре коридорных изветвлений, из которых я не мечтала выбраться в одиночку.

— Зовут Татьяна Леонидовна. Запомнишь? Скажешь от меня, — напутствовала Оля у кабинета.

— А ты не поздороваешься?

— Нет, видеть ее не очень хочется. Нет, она очень хорошая, внимательная и специалист классный, но память, знаешь… Ладно, иди, я здесь, подожду.

Моложавая, приятной внешности женщина с огромными, уставшими до равнодушия глазами, услышав дежурную фразу всех протеже: я от… милостиво кивнула, приглашая пройти и сесть. Я не знала, как себя вести и с чего начинать разговор, оттого первое, что сделала, положила на стол деньги. Женщина поджала губы, но на том ее недовольство и кончилось. Пухлая ладонь проворно смахнула купюру в ящик стола, и в глазах доктора появилось почти материнское внимание и тепло:

— Слушаю вас, — проникновенно протянула приятным, грудным голосом. Я, немного смущаясь, поведала причину нашей с ней встречи, опустив шокирующие подробности и еще надеясь на то, что она меня отговорит и заверит, что рожать можно и нужно. Но в ответ услышала лишь равнодушное: раздевайтесь и проходите за ширму. Пришлось подчиниться.

— Что ж так долго тянули? — сухо спросила Татьяна Леонидовна после осмотра, — недель 8-10.

— Почему так много? — удивилась я.

— А по вашим подсчетам? — спросила, открыв ящик стола.

— 8–9.

— А я вам сколько ставлю? — возмутилась, и тут же смягчилась, увидев полученный гонорар. Вытащила чистые листы истории болезни. — Неважно. Анализы я взяла, но на СПИД и RW сдавать придется cсамостоятельно. Могу устроить у нас в лаборатории.

— А если есть? Я сдавала первого февраля.

— Тогда не надо повторно, только не забудьте бланк, иначе не возьму на аборт. В понедельник звоните мне на счет анализов, если они в норме, то… вторник устроит? К десяти. С собой иметь халат, белье, тапочки, полотенце, — и спросила без перехода, приготовившись заполнять историю болезни. — Ваша фамилия, имя, отчество?

— Кустовская Анна Дмитриевна.

— Дата рождения? Адрес?

Это были самые простые вопросы, но я ждала других, более каверзных и дождалась:

— Хронические заболевания?

Вот и все. Скажи правду, и меня пошлют вон из кабинета, а солги и… А впрочем, что будет? И я солгала:

— Нет.

— Гепатит, туберкулез, вензаболевания?

— Нет.

— Переливания крови делали?

— Нет, — опять пришлось лгать. Естественно. Ответь иначе, и возникнет масса попутных вопросов, которые неумолимо приведут к разоблачению и варианту — "до свидания".

— Прекрасно. Что ж, жду звонка в понедельник. Вы свободны, — милостиво кивнула Татьяна Леонидовна и, вспомнив, что перед ней платный пациент, присовокупила к сухому прощанию вялую улыбку и столь же вялое напутствие. — С воскресенья пейте аммоксициклин по две таблетки два раза в день, чтобы избежать осложнений. Бывают воспаления…

Я выскочила из кабинета, забыв чинно раскланяться и одарить добрую тетеньку врача ответной улыбкой. Мне хотелось топнуть ногой и поведать ей о том, что она занимается коммерческой деятельностью в тайне от государства, берет на аборт женщину, совершенно не желающую того, больную столь неприятно, что ей лучше и не знать.

Только кому нужна правда?

Ольга нагнала меня уже у ворот и, не сказав, слова в упрек за вынужденный кросс, потащила к себе, за минуту, поймав такси испытанным способом. И до вечера занималась мной, применяя психологические методики, вызволяя сознание из оков стресса, страха и острой жалости к себе самой. И надо отдать ей должное — преуспела. Когда за мной приехал Сергей, я была уже вполне адекватна и даже смогла улыбнуться ему. В субботу встретила Андрея и активно учувствовала в разговоре с ним, внимательно выслушала докладную о проведенном отпуске и поведала о том, как провела время без него, смеялась над шутками и радовалась подаркам, посетила кафе-мороженное…