Бамбино - Страница 26
Но вот наконец и шоссе — тонкая асфальтовая лента, проложенная посреди бурой пыльной земли. Теперь дело пошло скорей.
Исхак вбежал в комендатуру городского Цорондоя и тут же в коридоре столкнулся с Латифом. Тот неторопливо шел по коридору, покручивая в руках неизменный пистолет.
— Латиф, они только что ушли в горы, — только и крикнул мальчишка, а сержант уже бежал по коридору в караульную комнату, где находился дежурный наряд.
Через несколько минут десять автоматчиков на двух джипах мчались по шоссе в сторону гор, а дежурный по комендатуре звонил в воинскую часть и просил подмоги: банда Хаджи Гуляма насчитывала до тридцати человек, вооруженных автоматами, при двух пулеметах.
Джипы шли на предельной скорости. Исхак мотался, подпрыгивал на переднем сиденье автомашины. Наконец-то сбылась его мечта, свершилось то, что он десятки раз представлял себе, сидя во дворе в застывшей после бандитского налета деревне и видя сквозь открытые ворота, как душманы уходили в горы: джипы с вооруженными людьми, с Латифом несутся за ними следом. Стрельбы еще не было, но Исхак знал: она обязательно будет.
Теперь он представлял себе, что Хаджи Гулям, загнанный цорондоевцами, как дикий баран, прыгает с камня на камень в своем изящном пиджаке, в галстуке, а автоматчики бьют и бьют по нему, разбрызгивая вокруг каменные брызги, пока наконец одна из очередей не прекращает этот последний бандитский бег.
Джипы пронеслись мимо деревни, поднимая клубы бурой пыли, но и сквозь пыль Исхак увидел, как чуть ли не все жители вышли за ворота, и стоят молча около высокой глиняной стены, и смотрят на проносящиеся мимо автомашины. Стоят старики, молодые мужчины, женщины, дети, и ни один из них не шевелится, не поднимает руки, не издает ни единого звука, потому что все они знают: среди них стоят люди Хаджи Гуляма и назавтра начнется новое дознание и расправа.
Исхак высунулся из окошка и прокричал в пыль:
— Мы их уничтожим! Это я вам говорю, Исхак, сын солдата и внук старого Барата! Идите в поле и работайте. Он не уйдет от нас!
А деревня была уже позади.
Автоматчики соскочили с автомашин около самой скалы; дальше в горы вела неширокая петляющая караванная дорога. Около скал, там, где Хаджи Гулям любил стоять и смотреть на свое родовое гнездо, на долину, на деревню, валялись окурки сигарет. Сколько их набралось здесь за время бандитских налетов! Некоторые были совсем свежие.
Сейчас душманы, не торопясь, с остановками поднимаются в свое урочище, и если они успеют пройти небольшое плато и ущелье, то взять их будет невозможно. Один человек, спрятавшись за выступом скалы, способен уложить на узкой тропе, что идет вдоль обрыва, столько людей, сколько у него достанет патронов. Обойти урочище нельзя, вокруг него стоят неприступные кручи, посадить здесь военный вертолет трудно: слишком мало пространство среди гор; к тому же бандиты, вооруженные пулеметами, могут легко его сбить. Выход был только один. Захватить банду на пути из урочища было невозможно, потому что в деревне агенты помещика сразу узнали бы о засаде и дали знать Хаджи Гуляму. Значит — на обратном пути, не подпуская душманов к их гнезду и навязав им бой в горах, на караванной дороге, на склонах Гиндукуша.
Латиф без звука указал рукой вверх, и автоматчики быстро и бесшумно бросились по следам душманов. Сам он, бледный, сосредоточенный, уже не вертел на пальце пистолет и не говорил: «Я его — раз-раз!» Он бежал во главе цепочки и тянул за собой запыхавшегося Исхака:
— Ну, еще немножко, подбавим ходу!
Все выше и выше вела в горы караванная дорога; скоро группа Латифа должна была выйти к перевалу, но Исхак свернул влево на едва пробитую среди камней тропу, которая, казалось, упиралась в непроходимые бурые громады. Но нет: замысловато виляя, тропа пробивалась мимо скал.
Скоро она стала настолько узкой, что по ней можно было идти лишь в затылок друг другу.
Теперь Латиф стал проявлять осторожность. Группа двигалась вперед гораздо медленней. Впереди шагах в двадцати шли Исхак и один из автоматчиков.
Латиф дал мальчишке гранату и сказал:
— Если будет плохо, напорешься на них, — дергай чеку, бросай им под ноги — и назад, понял?
Исхак повертел в руках тяжелый маленький цилиндр и сунул в карман старых, узких, доходивших ему едва до щиколоток брюк. Граната мешала Исхаку идти, врезалась в ногу, но он терпел. Да разве можно было в такое время обращать внимание на мелочи?
Исхак прежде высовывал на повороте из-за скал свою стриженую голову, с крепко сжатыми губами, внимательно прощупывал маленькими темными глазами пространство и, если все было спокойно, давал знак своему сопровождающему. Так они доходили до очередного поворота, а потом вслед за ними подтягивались остальные.
Через час они обнаружили следы привала. Здесь душманы закусывали, отдыхали. На земле валялись опорожненные банки, бутылки из-под сока, кока-колы, шкурки бананов и апельсинов, окурки. Хаджи Гулям мало заботился о том, чтобы сохранить в тайне свое движение. Он был уверен, что никто из крестьян не сунется в горы, а пока воинская часть прибудет сюда, он будет уже в урочище Ташакур, где его не возьмет никакая сила.
Теперь продвигаться вперед надо было очень осторожно. Никто не знал, сколько времени банда провела на привале: может быть, час, может быть, больше.
Исхак обнаружил душманов неожиданно. Подойдя к очередному повороту, туда, где тропа делала очередной крюк между скалами, и высунув кончик носа из-за скалы, мальчишка вдруг увидал метрах в пятидесяти удалявшиеся спины в темных халатах, перетянутых ремнями автоматов.
Исхак отпрянул назад и тут же снова осторожно выглянул из-за скалы. Душманы уходили один за другим за очередной поворот, и через несколько минут тропа снова была пустынной.
Группа остановилась. Исхак, волнуясь и сбиваясь, рассказал автоматчикам, что лучше всего взять Хаджи Гуляма на подступах к урочищу, на плато, там можно стрелять с разных мест. Латиф согласился и снова крутнул на пальце пистолет.
Еще около получаса автоматчики шли вперед, останавливаясь и передвигаясь быстрыми перебежками по знаку Исхака. А потом он сделал им отчаянный жест рукой. Это означало, что душманы вышли на плато.
И тут же, обгоняя его, автоматчики бросились вперед, стреляя на ходу в показавшиеся совсем близко спины душманов. Некоторые из них, прошитые очередями, пали, другие залегли между валунами и ответили автоматным огнем.
Цорондоевцы стреляли не переставая, рассредоточившись на плато и создавая видимость большого количества нападавших. Но душманы быстро разобрались, что к чему, и поняли, что автоматчиков было значительно меньше, чем их самих. Одни из них взяли под прицел каждый валун, за которыми залегли люди Латифа, а другие короткими перебежками и ползком стали уходить к краю плато, где начиналась спасительная опасная тропа в урочище.
Исхак увидел, как за валунами среди темных халатов вдруг мелькнула белая полоска. То была рубашка Хаджи Гуляма. Теперь Исхак следил лишь за этой полоской. Хаджи Гулям, отстреливаясь, все ближе и ближе передвигался в сторону ущелья, хотя огонь цорондоевцев все время прижимал его к земле. Еще некоторое время — и он уйдет в урочище, и тогда все начнется сначала. Исхак вынул из кармана гранату, отданную ему Латифом — маленький теплый цилиндр, и почти бегом, пригибаясь к самой земле, помчался в обход того места, где засели душманы, — туда, где начиналась тропа но краю ущелья. Когда его заметили, он успел покрыть уже половину расстояния, но дальше двигаться стало труднее: несколько душманов, еще не понимая, куда бежит этот мальчишка, взяли его на прицел. Теперь приходилось больше ползти на четвереньках, прячась за камнями.
Исхак изодрал в кровь колени и ладони, но уже не обращал внимания на боль. Главное — не пропустить Хаджи Гуляма в его логово. Перестрелка продолжалась еще с обеих сторон, но что-то на плато стало меняться. Все реже и реже слышались очереди со стороны цорондоевцев, у них кончался запас пулевых кассет, и тогда душманы осмелели: короткими перебежками они стали надвигаться на затихающих автоматчиков. И вдруг с той стороны, где лежали Латиф с товарищами, послышался звук очередей тяжелого пулемета, поддержанный мощным автоматным огнем: в бой вступила прибывшая армейская часть из Гордеза.