Балканы. Дракула - Страница 6

Под тяжелым взглядом господина гайдуки опустили головы. Только Мирчо, самый молодой и дерзкий, продолжал нагловато ухмыляться: казалось, еще чуть-чуть, и он подмигнет Владу. Из него, пожалуй, выйдет толк, если воспитывать его как бойцового пса: лупить палкой, но бросать лучшие куски мяса.

— Похоронить, — приказал Влад. — Поляк покинет этот мир таким же нагим, каким в него и пришел. — Мирчо, ты со мной.

Наглая ухмылка гайдука мигом погасла. Но прежде чем он успел возразить (а он собирался, Влад видел это по глазам), убитый поднял голову и прохрипел:

— Кровь!

Влад соскочил с коня и подошел. Даже наколотый на копье, рыцарь возвышался над ним на полголовы, а Влад был не мал ростом. Залитые кровью глаза смотрели из-под поднятого забрала с тоской и мукой.

— Кто ты? — спросил Влад по-немецки. Польского он не знал, к тому же пронзенный явно произнес «Blut».

Из горла поляка вырвался хриплый клекот. Если таково было его имя, то крестили его не в костеле, а в орлином гнезде.

— Кровь! — простонал он снова. Это слово, во всяком случае, у него выходило отчетливо.

— Она тут везде. — Влад обвел рукой усеянное трупами людей и коней поле. — Пропитала землю на двадцать локтей. Или ты жалуешься, что немного запачкался в крови? Так это и немудрено: в тебе проделали дыру, в которую корова пролезет.

Рыцарь прикрыл глаза, словно отчаявшись растолковать собеседнику свою мысль. Мгновение Влад думал, что он все-таки отдал богу душу. Но тут поляк собрался с силами и предпринял последнюю попытку.

— Дай! — сказал он. — Кровь! Дай мне! Проклятье...

Голова его бессильно упала на грудь, оказавшись вровень с лицом Влада. Тот, не торопясь, ослабил кожаные завязки шлема и рывком снял его с головы пронзенного. Налетевший ветерок растрепал пшеничные волосы рыцаря, без шлема выглядевшего совсем юным.

Влад кинул шлем подъехавшему Мирчо.

— Наполни.

Мирчо спешился, огляделся, присел рядом с жалобно ржущей лошадью с перерезанными сухожилиями. В руке его, словно по волшебству, оказался тонкий изогнутый турецкий кинжал.

— Нет... — Поляк прошептал это тихо-тихо, но Влад услышал и приблизил ухо к запекшимся, черным губам. — Дру... гую...

— Мирчо! — Влад махнул гайдуку рукой. — Лошадь не го­дится.

Гайдук поднялся, гибкий, как хлыст. Зашагал между трупов, придерживая шлем на сгибе локтя, как это делают рыцари. Иногда он останавливался, переворачивая головы лежавших сапогом из мягкой кожи, но, ни разу не наклонился. Ему пришлось отойти довольно далеко, прежде чем он обнаружил то, что искал. Это оказался один из тех мужиков с косами, что погубили польскую конницу, — корявый, черный, как головешка, одетый в какие-то лохмотья. Мадьярская сабля отделила его правую руку от туловища, но он все еще был жив и даже попытался уползти от неторопливо идущего за ним Мирчо. Натешившись, гайдук пнул мужика ногой в спину, встал над ним, запустил сильные пальцы в его жесткие курчавые волосы, задрал голову вверх и перехватил кинжалом шею. Потом ловко подставил под хлестнувшую багряную струю посеребренный шлем поляка.

— Только половина, — сказал он, подходя и протягивая шлем Владу. — У него из обрубка много вытекло...

Рыцарь с пшеничными волосами жадно смотрел на шлем. Его почерневшие губы вытянулись в трубочку, он громко причмокивал, будто целуя воздух. Влад поднял шлем с кровью к его лицу. Повернул так, чтобы кровь стекала по желобу носового выступа. Наклонил. Тонкая алая струйка потекла рыцарю на лицо. Черные губы вытянулись еще больше, ловя каждую каплю еще теплой жидкости. Причмокивание перешло в исступленное урчание, словно огромному зверю чесали брюхо. Влад, прищурившись, смотрел на лицо поляка — под засохшей кровью и грязью оно было бледным, как рыбье брюхо.

Руки рыцаря, бессильно обхватывавшие убившее его копье, вздрогнули и медленно поднялись. Поляк издал голодное рычание и вырвал у Влада шлем с кровью. Судорожным движением поднес ко рту и начал, захлебываясь, глотать. Алые струйки стекали по подбородку, покрытому светлым юношеским пушком.

— Господин, — тихо промолвил за спиной у Влада старый гайдук Батя. — Это же...

Влад не шевельнулся и не ответил. Он, не отрываясь, смотрел на светловолосого рыцаря. А тот, выхлебав содержимое шлема, уронил его себе под ноги, взялся за копье и легко, словно соломинку, переломил пополам. Накрыл кольчужной перчаткой обломанный кусок древка и резким движением вогнал его еще глубже в свой развороченный живот. Теперь копье почти вышло у него из спины. Вокруг распространилось зловоние, неизбежно сопутствующее ранам живота. А рыцарь медленно завел длинную и гибкую, как у обезьяны, руку себе за спину, ухватился за копье и со страшной перекошенной ухмылкой вырвал его из тела.

Прежде чем он успел метнуть его Владу в горло, тот сорвал с пояса изогнутую персидскую саблю.

Сверкнула гибкая голубая молния. Лезвие сабли, коротко свистнув, отделило голову рыцаря от закованного в чешуйчатую броню туловища. Удар пришелся чуть выше кольчужного воротника. В хмурое, затянутое тучами небо хлестнула тугая струя темной крови.

Ноги рыцаря подкосились, и безголовое тело тяжело рухнуло на влажную от крови траву. Влад поднял откатившуюся голову за длинные, пшеничного цвета волосы. Красные, как у альбиноса, глаза смотрели на него с дикой злобой.

— Древний враг, — сказал Влад по-румынски. — Я думал, ты сражаешься за Полумесяц.

Голова ничего не ответила, но зрачки бешено вращались в залитых кровью глазницах.

— Их давно не встречали тут, господин, — неуверенно заговорил старый Батя. — Последнего поколя убил ваш дед, Раду Храбрый. И было то в горах, а не на равнине.

— Слышишь, — сказал Влад голове, — можешь гордиться, тварь. Мужчины моего рода всегда убивали упырей. Я Влад Дракул, князь Валахии, рыцарь ордена Дракона. Я дал клятву убивать вас, где бы вы ни прятались, под чьими бы знаменами ни служили. И сейчас я произношу эту клятву снова, прямо перед твоей мерзопакостной рожей.

Он разжал пальцы, и голова, словно кочан капусты, упала в грязь у его ног.

— Сожгите ее, — приказал Влад гайдукам. — А в тело забейте осиновый кол.

Князь тщательно вытер саблю о траву и вскочил в седло.

— И вот еще что. Каждого, кто осмелится взять себе хоть колечко с кольчуги упыря, я лично скормлю собакам.

2

Гонец прискакал на закате.

Он летел, склонившись к шее черного, как вороново крыло, жеребца, по узкой, петляющей между скал дороге. Отец рассказывал Владу, что в этих скалах скрыты сторожевые посты, по три воина на каждый пост. Они предупредят замок о приближении врага, если тому удастся каким-то чудом незамеченным перейти мост Святого Андрея, и будут сдерживать его до подхода основных сил. На этой дороге десять человек могут остановить тысячу, говорил отец.

Но гонца, спешащего в замок, задерживать никто не стал. Во-первых, он был один, а во-вторых, в плаще с багряной лентой дома Дракул. Это означало, что он привез весть от отца.

Княжич смотрел на приближающегося всадника с Грозовой башни. Грозовой она называлась потому, что четырнадцать лет назад, за год до рождения Влада-младшего, в нее ударила молния. Она дотла выжгла караульное помещение на верхушке башни и убила двух стражников, коротавших время за игрой в кости. С тех пор место это считалось в замке несчастливым, стражу в обычное время там больше не выставляли, чем вовсю пользовались оба княжича — Влад и его младший брат Раду, — когда нужно было сбежать от отца Пафнутия или спрятаться от ненавистного Гуго Игнациуса. Но сейчас Раду играл с дворовыми мальчишками в «горного господаря» на крыше конюшни, и Влад был в Грозовой башне один. Последнее время он замечал, что одиночество нравится ему больше, чем общество брата и друзей. Да и то — какие они ему друзья? Сыновья конюха, кузнеца, водоноса — никто из них ему не ровня, даже Матей, чей отец командует стрелками. Влад вырастет и станет князем, а они так и останутся мужичьем. А князю с холопами водиться не пристало.