Балансовая служба - Страница 17
Через несколько дней, когда она тянула руку, собираясь сорвать календулу для целебного отвара, обещанного бабушке, сведенные судорогой пальцы замерли в паре сантиметров от стебля. А затем колдунья попросту растворилась в воздухе. От нее остался лишь туманный силуэт. Некоторое время он висел туманной дымкой, клубами сигаретного дыма и серой меловой пыли. Потом налетел легкий ветерок, и дымка развеялась. В этом мире Медеи больше не существовало.
Хазгаард 12007 г. до н.э.
В середине маленькой деревушки, расположенной на северо-западе Хазгаарда, собралось почти пятьдесят человек, все ее жители. Носатый, худой паренек, повадками напоминающий одержимого духами, вещал высоким голосом:
– Богочеловек говорит, что боги избрали людей единственным народом, который будет править миром. В будущем люди будут сами решать свою судьбу. Еще он говорит, что не надо нам во всем джиннов слушаться, потому что они ничем не лучше нас.
Одержимых по обыкновению выходили послушать всей деревней. Мало ли что полезного духи могут рассказать. Но этот сразу повел разговор странно, а потому вопросы ему задавать никто не спешил, только приглядывались к носатому, прислушивались настороженно к дерзким речам. Вызванную страхом и недоверием паузу прервал ребенок.
– А правда, что богочеловек чудеса творит? – вылез вперед лопоухий мальчишка. Мать дернула его за руку.
– Правда, конечно, правда, – оживился носатый, – да вы что, вообще, не знаете, там такая силища, какой ни у кого нет. Все может! Как бог совсем.
– Ну а если, скажем, с ифритом схлестнется? – поинтересовался старик с морщинистым и темным, иссушенным солнцем лицом. – Кто кого тогда одолеет?!
– Ясное дело, ифрита богочеловек одолеет, – заявил носатый, – потому что не только силу, еще и в голове кое-что имеет. А у ифрита что есть против? Ничего у него нет, только башка пустая. – Он постучал себя по лбу.
В толпе раздались одобрительные смешки.
– А пару ифритов? – не унимался старик.
– Одолеет.
– А трех?
– Да что ты пристал?! – накинулись на старика люди. – Сказали тебе, со всеми управится…
– Ну с Сарконом, положим, не совладает, – усмехнулся тот. – Ох, и не совладает… Это я точно знаю.
На этот раз одергивать его никто не стал. С упоминанием имени владыки Хазгаарда иные начали испуганно озираться, словно джинны могли явиться из ниоткуда и покарать их за крамольные речи, другие предпочли покинуть толпу и поспешили к своим домам. Всем известно, как развита у силатов интуиция и как они относятся к любому проявлению непокорности со стороны людей. О том, что человек может творить чудеса, они слышали не впервые. Каждому хотелось в это верить, но казалось невероятным, что где-то есть человек, которому, как и джиннам, подвластны магические тайны.
– И с Сарконом совладает! – заявил носатый. – Вот увидите. Ведь богочеловек не кто-нибудь, а посланник Белого божества.
– Два посланника Ушедших Богов на одной многострадальной земле Хазгаарда, – с сомнением проговорил старик и добавил самым язвительным тоном:
– Как это небеса еще не раскололись?
– А Саркон – не посланник Бога, – объявил носатый.
В толпе заахали.
– А кто же он тогда?
– Самозванец!
Наступила такая тишина, что, казалось, если прислушаться, можно различить биение сердец.
– В общем, я иду к богочеловеку, чтобы принять истину. Кто хочет, может пойти со мной…
– А ифритов не боисься? – поинтересовался старик.
– За правду не страшно и пострадать!
– Пострадать-пострадать, – передразнил паренька старик, – а я бы за правду лучше порадовался, – он захихикал и обернулся, ища одобрения односельчан. Его никто не поддержал.
– Ладно, прощайте.
Люди расступились, давая носатому дорогу.
Махнув на прощание рукой, он пошел прочь.
– Постой! – крикнул мальчишка. – Я с тобой!
– Куда?! – мать схватила его за ухо. – Не пущу…
Мальчишка вскрикнул от боли и остановился, послушался. Только смотрел, как уходит прочь по необъятной степи, не оборачиваясь, идущий к богочеловеку паренек, узнать истину.
Когда носатый скрылся за горизонтом, началось бурное обсуждение услышанного. Люди разошлись только с наступлением сумерек.
– Добром это не кончится, попомните мои слова, – заметил старик, трогая глаз, куда в порыве спора ему кто-то засадил кулаком. – Саркон этого так не оставит…
– Да помолчи ты! – одернули его. – А то, гляди, совсем окривеешь!
– Ох, и поймают его ифриты, ох, и потерзают… – забормотал старик обиженно, отошел подальше и задрал подбородок к небу.
Там красноватым светом горел неровный, выщербленный слева серп месяца. Небесные часы отсчитывали, сколько осталось жить богочеловеку.
Загонщик Хазар'ра покинул медные рудники. Кнут он оставил в шатре, взяв с собой в дорогу огненный кинжал, более всего подходящий для ремесла убийцы. Удлиненным куруком, которым он владел лучше всех в Хазгаарде, силат намеревался обзавестись в ближайшей человеческой деревне. Каждый знает, нет мастеров лучше людей в деле изготовления простого оружия. А вот вдохнуть в простую вещь особые свойства, наделить ее магической силой – дело, на которое способен только джинн.
Люди лежали у подножия горы, под открытым небом. После тяжелого дня рабы спали до самого рассвета без сновидений. Словно проваливались в черную дыру, где не было ничего: ни глубокого звездного неба, ни горячей земли, отдающей тепло всю ночь, ни северного прохладного ветра, ни джиннов с кнутами и куруками в крепких ладонях, ни покрытых зеленью медных жил, выдавливаемых на поверхность мощью горы.
В лежбище царила тишина. Краткий миг покоя.
Никому и в голову не приходило охранять рабов. Пустыня тянулась так далеко на запад, что пройти ее может решиться только безумец. В безлюдных землях беглец ощущает себя так, будто он угодил на ладонь Черного божества. Свирепый покровитель высшей расы обязательно заметит и прихлопнет маленького человечка. Блуждающие огни – души умерших – поманят его за собой, внушат мысль, что выведут из пустыни, а сами приведут к зыбучим пескам. А потом и он сам будет бродить, излучая свет, искать путников, в надежде сбить их с дороги, позволить пустыне пожрать еще несколько человеческих жизней.
Не только блуждающие огни представляют опасность. По выжженной солнцем белесой равнине рыщут голодные хищники – дикие собаки, агрессивные пустынные муренги, охотящиеся стаями крысы-ревуны. К тому же округа буквально кишит ядовитыми насекомыми, крупными ящерицами-врана и змеями…
Он дождался, когда лагерь погрузится в тишину и сумрак, поднялся и пошел на запад, переступая лежащие на земле тощие тела. Его никто не остановил. Ни один человек не закричал ему вслед:
«Остановись, безумец!» Ни одной живой душе не было до него дела, никто не поинтересовался, куда он идет и почему хочет умереть в пустыне, а не на руднике. Он мог перенестись в иной мир у подножия этой проклятой горы, и утром, когда рабы, словно муравьи, ползли на рудник, разбирая сваленные накануне бесформенной кучей подносы и молотки, ифриты волокли бы его за ноги, как и трупы многих других, кто не пережил эту ночь.
Он выбрался за пределы лагеря. По правую руку темнел высокий шатер посланника синедриона.
У входа возвышались грузные фигуры – ифриты.
К счастью, в темное время суток они впадали в странное оцепенение и не заметили его. Миновав опасное место, он побрел на запад. Мрак сомкнулся за его спиной, скрыв унылое зрелище – лежбище рабов, шатры надсмотрщиков и проклятые им бессчетное число раз рудоносные горы.
Самое трудное при побеге с рудников – преодолеть первые километры пути по сухой, выжженной солнцем равнине. Способные услышать даже биение человеческого сердца силаты почти наверняка почувствуют – кто-то из рабов покинул лагерь и теперь, испытывая острейшее, дурно пахнущее чувство – страх, спешит уйти как можно дальше.