Бал Цветов (СИ) - Страница 2

Золотой век Лилий закончился в 1793 году, когда Луи Шестнадцатый потерял голову на эшафоте. Потом прошли попытки реставрации в 1814 году, но без особого успеха. Устав от череды революций, Цветочный мир отошел от хомо-сапиенсов и просил род Алой и Белой Розы как ближайших друзей павшей династии принять корону Франции.

С тех пор, вот уже полтора века, сады Парижа не нарушают присяги. Давно подписаны дружественные договоры с Англией и Голландией. Даже Испания оставила былые войны и вложила шпагу в ножны, закрепив договор брачными узами.

Лишь по традиции, когда у новорожденных наследников проявляются черты Алого или Белого рода, им при крещении вместе с именем дарят английские родовые титулы. И старые замки в графствах Ланкастер и Йорк обретают новых хозяев. Согласно той же традиции, если в семье единственный сын — наследник престола, он должен жениться на принцессе другого цвета, но из рода Роза, дабы способствовать продолжению неувядаемой династии, а дочери — вольны в выборе пары. Вот и всё, что осталось в память о древней вражде.

Сейчас Скарлет Ланкастер и Бьянка Йоркская,[2] стоя вдвоём перед зеркалом, с нежной улыбкой смотрят друг на друга. Скарлет согласно кивнула:

— Да, папа всегда знает, что нам понравится…

.

[1] Три золотые лилии на белом фоне — герб династии Бурбонов (и вообще всех Капетингов). На престол взошёл Генрих Четвертый, Наваррский, чудом выживший король Варфоломеевской ночи, муж королевы Марго.

.

[2] Алая роза — символ Ланкастеров, белая — символ Йорков. Оба рода происходят из королевской династии Плантагенетов, "происходящие от растений" (лат.)

Праздничные приготовления наполнили шумом, суетой и нижние залы дворца.

Пока принцессы просыпались и наряжались, а гости съезжались ко двору, слуги развешивали гирлянды из маленьких фонариков для вечерней иллюминации. Музыканты настраивали инструменты и размещались в ложах для оркестра. Горничные порхали, смахивая осевшую за ночь коварную пыль с мраморных столиков на высоких ножках, напоминающих колонны в миниатюре. Лакеи расставляли там подносы с бокалами шампанского, коктейлями, вазы с фруктами и тарелки с пирожными. Другие слуги передвигали к стенам скамейки, обитые бархатом и тонкой замшей, поправляли кисти и витые шнуры на портьерах и шторах.

Большую хрустальную люстру в стиле рококо, старинную, приспустили на массивных золоченых цепях. Ее готовили к торжеству заранее, но сегодня в последний раз проверяли все лампочки. Прежде, сто лет назад, на ней горели зеленые свечи растительного воска. Один лакей в атласной красно-белой ливрее засмотрелся на люстру, видимо, пытаясь подсчитать ее современную яркость в свечах. От неуместных математических упражнений его отвлёк спешащий на встречном курсе юный паж в розовом атласном мундире с шипастой перевязью.

Произошло столкновение. Лакей, бедняга, чуть не уронил серебряное блюдо с шоколадными эклерами. Ругнувшись (не очень зло), паж в качестве компенсации прихватил с блюда одно пирожное и, сгрызая шоколад, поскакал дальше, а незадачливый "Пифагор" отнёс блюдо к ближайшему пустому столику.

Жуя похищенное пирожное, паж остановился под лестницей, ведущей на второй этаж, в покои придворных дам и кавалеров. Не опасаясь разбудить знатных особ, юный придворный крикнул в лестничную пустоту:

— Мам! Мамочка, они приехали!

Призыв пришлось повторить. Паж стоял, запрокинув голову, и уже проглотил последние крошки пирожного, когда сверху послышалось шуршание юбок, и вслед за розовыми оборками появилась сама мадам Розали`, первая фрейлина принцесс. Первая — значит, главная. Эта симпатичная полная дама неторопливо сошла по лестнице, шурша оборками по мраморным ступеням.

— Розанчик, сынок, ты уже встретил их? — спросила она пажа.

— Нет, мам. Я видел карету и поспешил предупредить вас. Где отец?

— Сейчас придёт, только проверит караулы. Пойдём же, мальчик мой, встретим гостей.

С этими словами мадам Розали величественно поплыла к парадной двери. Сынок вприпрыжку поскакал следом, обогнал её и, перейдя на церемонный придворный шаг, первым успел к двери, чтобы открыть ее перед первой фрейлиной.

На садовой дорожке стоял небольшой лакированный экипаж вишнёвого цвета с гербом в виде красной орденской ленты и золочёной ветки розы с тремя геральдически отточенными шипами на дверце.

Похрустывал гравий под копытами лошадей. Из экипажа спустился высокий крупный военный в мундире сочно‑бордового цвета, с золотыми эполетами и орденами на груди. Он подал руку своей спутнице. Та выпорхнула, едва коснувшись пальчиками ладони галантного генерала. Мадемуазель Шиповничек дошла до такой степени нетерпения, что могла выпрыгнуть через окно.

Розанчик, наблюдавший из засады сцену приезда родственников, тоже не выдержал. Сбежал по парадной лестнице на дорожку и направился к вновь прибывшим.

— С добрым утром, ваше превосходительство! — паж резво поклонился, сделав красивый росчерк кистью, который заодно сошел за жест гостеприимного хозяина. — Счастлив выразить свою искреннюю радость по поводу вашего приезда. Я и мои родители с нетерпением ждали вас. Надеюсь, вы не слишком устали с дороги? Проходите, добро пожаловать во дворец.

Непринужденно болтая, Розанчик поднимался по лестнице сбоку от гостей, не требуя от генерала поддерживать беседу. Троян распорядился по поводу коляски и лошадей, буркнул "Добрый день" и после отвечал оратору лишь бряцаньем золотых шпор, звеневших при каждом шаге генерала.

Шиповничек шла молча, с замиранием сердца ступая по узорчатой ковровой дорожке, устилавшей парадное крыльцо.

В нижнем зале гостей ждала не только мадам Розали. Рядом с ней подкручивал слегка обвисшие со сна усы кавалер Роз, глава дворцовой гвардии.

— Мой дорогой братец, наконец-то! — воскликнул кавалер, открывая объятья гостям. — Ужасно рад вас видеть в добром здравии.

— Взаимно, — генерал Троян обнял сводного брата. — Я счастлив засвидетельствовать своё почтение также мадам Розали, — он поклонился первой фрейлине и поцеловал ей руку.

Та любезно улыбнулась Трояну.

— Рада вас видеть, генерал.

— А что молчит моя дорогая племянница? Так выросла, так похорошела, может, уже и не позволишь мне поцеловать тебя? — кавалер Роз со смехом обнимал смущённую Шиповничек. — Розали, правда она выросла?

— О, да, мадемуазель расцвела. Такой красавице давно пора быть представленной ко двору. И это я беру на себя!

Мадам Розали нежно поцеловала Шиповничек в обе щёчки и обернулась к сыну:

— Розанчик, что ты стоишь как истукан, обними поскорей свою дорогую кузину!

Паж, с таким нетерпением ждавший приезда родственников, теперь стоял в сторонке, не решаясь заговорить с сестрой. Последний раз они виделись почти полгода назад на дне рождения Шиповничек, когда ей исполнилось шестнадцать. По этому случаю в поместье генерала близ Шартра устроили приём для самых близких.

За эти полгода Шиповничек не так уж изменилась, но в новом платье выглядела слишком взрослой: настоящей Розой. Розанчик вдруг некстати вспомнил, что он своё шестнадцатилетие отметил всего три недели назад, и кузина старше его. Паж растерялся и не знал, как вернуть их былую дружескую непосредственность.

Сомнения разрешились через минуту, когда с официального разрешения первой фрейлины двора, Шиповничек повисла у брата на шее.

"Слава Богу, девчонка не зазналась, сестра всё-таки. Будет кому мне всё показать во дворце…"

Шиповничек, глядя на брата, думала о том же и точно теми же словами.

— Что ж, — предложил кавалер Роз, — я полагаю, вы всё же изрядно устали с дороги. Выехали из Розоцвета около четырёх утра?

— В три.

— Тем более! Детей оставим внизу — молодые усталости не чувствуют, а сами поднимемся в наши апартаменты. Выпьем по рюмочке чего-либо живительного, холодненького нектара, а? Троян, как предложение?