«Баклан» - Страница 2
На другой день мы встретили зайца. Он подождал, пока мы не подошли к нему на несколько шагов, и тогда неторопливо отбежал в кусты, точно собачонка, которую согнали с места. Симпатичный толстый заяц.
Наверное, если бы мы тут остались подольше, он бы приручился и приходил бы в палатку за морковкой. Он всем понравился, и мы долго про него говорили.
Вечером дедушка почувствовал, что помолодел еще никак не меньше чем на пять лет, и похоже было, что так оно и есть.
На третий день мы пересекли шоссе и вышли к берегу моря, но увидели его только на одну минуту, потому что хлынул дождь. Мы все промокли, пока с криком и визгом ставили палатки. Стало темнеть, и идти дальше не было смысла, а после ливня остался дождь, не очень сильный, но упорный такой, точно зарядил навсегда.
Мы в палатках зажгли сухой спирт, согрели чай и консервы и поужинали, пригрелись, и Кузя зажег фонарик. Он светился сквозь мокрую палатку, и в других палатках нам завидовали. У них фонариков не было.
Дедушка достал наши книжки и сказал, что сегодня морские рассказы Станюковича читать не станет — и так кругом слишком много воды, и я стал читать вслух комедию Шекспира «Как вам это понравится».
Сперва на нас в других палатках не обращали внимания, но когда мы начали смеяться, девушки стали хныкать и нам кричать: «Черти!.. Устроились!.. У них и фонарики и веселье!.. Чего хохочете, расскажите!..» В общем, кончилось тем, что в нашу палатку (она одна самая большая) набилось народу столько, что все лежали вповалку, а у некоторых ноги торчали наружу.
У меня книгу отобрали и дали Люсе, которая лучше всех умела читать вслух, начали опять с самого начала и не позволили останавливаться, пока не дочитали до самого конца. Там есть такое место, когда придворного шута, попавшего в лес, пастух спрашивает: «Ну, как вам нравится эта пастушеская жизнь, господин Оселок?» И тот отвечает:
«По правде сказать, пастух, сама по себе она жизнь хорошая; но поскольку она пастушеская, она ничего не стоит. Поскольку она жизнь уединенная, она мне очень нравится; но поскольку она очень уж уединенная, она преподлая жизнь. Видишь ли, поскольку она протекает среди полей, она мне чрезвычайно по вкусу; но поскольку она проходит не при дворе, она невыносима. Так как жизнь эта умеренная, она вполне соответствует моему характеру, но так как в ней нет изобилия, она не в ладах с моим желудком…»
Это место заставили прочитать еще раз, все хохотали и говорили, что это прямо про некоторых наших девочек, которые первые рвались в поход и расхныкались, когда промокли.
После чтения все наперебой стали удивляться, что, оказывается, Шекспира так интересно читать, а не только смотреть в театре. Оказывается, никто почти ничего прежде не пробовал читать из Шекспира, разве только отрывки в школе, по заданию, а от этого уж конечно радости мало.
Дедушка говорил всем: «Ага, вот видите!», очень гордился, что именно он захватил эту книжку, и рассказал, как спорил с бабушкой. Она говорила, что мне Шекспира читать рано, а дедушка ей возражал, что всегда так бывает: сперва рано, потом некогда, а потом уже поздно, и так человек за всю жизнь не поспеет прочитать самого удивительного, что на свете написано… Все решили читать по вечерам перед сном по одной пьесе из нашего сборника…
Дождик все шелестел по кустам, светил фонарик, освещая сырую стенку палатки, и в общем это был самый лучший вечер нашего похода.
Утром мы, ежась под дождем, двинулись дальше, шлепая по лужам, и, перекликаясь, кричали друг другу: «Как тебе нравится эта пастушеская жизнь?» И кто-нибудь нарочно дрожащим голосом отвечал: «Поскольку она протекает среди полей, она мне очень по вкусу, но поскольку тут мне протекает за шиворот, это преподлая жизнь!» И так без конца на все лады, кто как умел придумать посмешнее.
Нам пришлось выйти на твердую дорогу, где ходили машины и автобусы. Дедушка шел молча, видно было, что ему не по себе. Над морем висели грозовые хмурые тучи, и мы уже давно заметили, что в такую погоду его ревматизм устраивает ему всякие пакости. Он бодрился, говорил, что скоро разогреется на ходу, но ноги у него болели, плохо гнулись, он упал духом и еле шел.
Кузя к нему все время приглядывался и вдруг объявил привал под навесом у самой автобусной остановки. Дедушка слабо сопротивлялся, но позволил себя усадить в попутный автобус. Мы условились, что проедем с дедушкой вперед до Рыбачьего, куда все остальные придут только к вечеру или даже на следующий день. За это время дедушка сможет как следует прийти в себя и набраться сил.
Еще по дороге, в автобусе, среди пассажиров только и было разговоров про шторм на море. На открытых местах ветер ударял в машину так, что нас даже слегка покачивало.
Кондукторша спросила, до какой остановки нам ехать, а потом расспросила, зачем и почему нас столько народу провожало на остановке, и мы ей все рассказали, и она сразу дала нам адрес своей тетки-рыбачки, у которой нам можно остановиться, чтобы не таскаться по такой погоде в поисках пристанища. Она даже остановила автобус не доезжая Рыбачьего, высадила нас и показала дорогу. Тетка действительно сразу пустила нас в дом и сказала: «А, живите себе на здоровье, хоть день, хоть год, у нас помещение свободное». Она расспросила, как здоровье племянницы-кондукторши. Потом рассказала, что муж ее плавает, ловит рыбу, сын тоже плавает и теперь вроде начальника над отцом, а дочка в техникуме, так что дом пустой, даже у нее является мысль достать себе какого-нибудь сиротку, а пока сиротки нет, можем пожить хоть мы с дедом, хоть кто другой, она не против…
Дедушка все старался бодриться, но видно было, что ему плохо. Он то присаживался у окошка, которое все время дребезжало от ветра, и смотрел в море, то уходил в дальний угол, закутывался с ушами в одеяло и пробовал задремать.
Хозяйка несколько раз выбегала на пригорок и все высматривала что-то в море. Потом она заходила к нам, вздыхала и ругательски ругала какого-то Ваську Упрягина и проклинала его «ослячью дурь». Оказалось, весь поселок сейчас волнуется из-за того, что пропал баркас, которым командует Васька.
— Баркасик старый, — объясняла нам хозяйка. — Он в нашем колхозе на разных посылках работает. Мелкий груз таскает. Овощи в город на базар возит. В такую погоду ему в море делать совершенно нечего. Вон, глядите, даже сейнеры заходят в бухту. Главное дело, из дома отдыха нам в правление звонили; Васька, оказывается, самовольно подхватил каких-то отдыхающих катать, да теперь с ними вместе и пропал…
— Что ж вы думаете, они погибнуть могут? — спросил я.
— Типун тебе на язык! — прикрикнула хозяйка. — Если Васька с мотористом оба не пьяные, и горючего хватит, и, главное дело, у них мотор не заглохнет, они вполне могут выбраться, окаянные…
Она немного подумала и добавила:
— Конечно, если Васька выпивши, он в крайнем случае еще может выбраться. А уж если мотор!.. Поминай как звали и Ваську, и пассажиров, и «Бакланчика» нашего.
— Ему «Баклан» название? — вдруг живо спросил дед. — «Баклан» — это я знаю!..
Видно, он был очень уж не в себе. Ну что он мог знать про суда и названия, кроме того, что мы с ним вместе вычитали у Станюковича. Я ему так и сказал, и он не стал спорить. Объяснил только, что бывают такие серии одинаковых судов, которые называют именами городов, а другие — птичьими именами: «Альбатрос», «Баклан», «Чайка» и так далее.
Весь этот день у нас ничего не клеилось, мы сидели в комнате и томились, пока хозяйка не посоветовала нам сходить в кино, в рыбачий клуб. Мы и этому обрадовались.
Когда мы отворили дверь, ветер чуть не втолкнул нас обратно в дом. Мы пошли, согнувшись, держась за шапки. В бухте ходили большие волны, и сейнеры низко клевали носами, а за каменным молом в море было мутно, там все двигалось и кипела пена. Волны со стороны моря ударялись о каменный мол, взлетали веером вверх и далеко мчались, скользя вдоль стенки.
Мы боялись даже, что сеанс в кино отменят из-за погоды, но его не отменили. Правда, народу собралось немного. Картину я плохо запомнил. Какой-то стиляга с нахальной мордой пил чай и грубиянил матери, а в это время ветер с моря свистал и завывал так, что плохо было слышно и казалось, что море ревет прямо за экраном. Наверное, от этого все эти мелкие неприятности, какие нам показывали на экране, казались ужасно глупыми. Тут такое творится, — может, по радио передают сигналы о помощи, люди пропадают в шторме, а мы будем расстраиваться, что он маму не уважает и огорчает коллектив.