Байкала-озера сказки Том II разд.1 - Страница 2

Медведь с двумя медвежатами подошел к ручью напиться. Смотрит: спит сохатый, положив голову на камень. Медведь обрадовался:

— Спящего убью, сохатиной вас, детки, накормлю!

Медвежата запрыгали, заревели: были они голодные.

— Тише, проснется! Рогами запорет, ногами затопчет!

Медвежата не слушают, еще громче ревут. Придавил их медведь толстой сосной, схватил булыжник, убил сохатого и зовет:

— Бегите, детки, сюда, ешьте досыта!

А они не идут. Пошел медведь за ними, поднял сосну, а медвежата лежат мертвые. Рассвирепел медведь:

— Сосна детей моих убила, утоплю ее в реке.

Притащил сосну, чтобы бросить в омут. Увидела это сорока, затрещала:

— Старый дурак! Старый дурак!

Полез медведь на дерево — хотел сороку поймать.

Она перелетела на другое дерево и опять:

— Старый дурак! Старый дурак!

Долго гонялся медведь за сорокой — не поймал.

С тех пор сорока выдает медведя охотникам.

КАК КАРАСЬ ПЛОСКИМ СТАЛ[4]

Жили два приятеля — медведь и карась. Медведь по чаще бродил, орехи и ягоды ел, на солнышке грелся. А карась в речке плавал, за мелкими рыбешками гонялся.

Часто виделись приятели, подолгу беседовали. Вот как-то раз пришел медведь на берег, а карась его уже ждет, на самом припеке плавает.

— Здравствуй, дедушка!

— Здравствуй, карасик!

— Ну, как живешь?

— Ничего. Только жарко сегодня очень. Шуба-то у меня знаешь какая теплая, а солнце так и печет.

— Так ты лезь ко мне в воду. У меня тут прохладно. Сегодня здесь и птицы, и мышки водяные, и выдры — все купались.

А медведь и морду-то мыть не любил, не то что купаться. Обидным ему показалось, что карась его в воду приглашает.

— Как же я к тебе полезу? Я под водой и дышать не умею. Ты на земле жить не можешь, а я в воде не могу. Каждому свое.

А карасю захотелось подразнить медведя.

— Что ты, дедушка! Я и под водой и на земле жить могу. Видишь, сколько времени у меня нос из воды высунут.

Рассердился медведь. А карась все смеется.

— Хочешь, — говорит, — проверим, кто из нас крепче. Ты попробуй в воду нырнуть, а я тем временем на берег выпрыгну. Кто дольше вытерпит, тот и выиграл.

Не захотел упрямый медведь уступить приятелю. Согласился.

Карась — прыг! — хвостом вильнул, выскочил на берег и в травку лег.

— Ну, — говорит, — а теперь ты в воду полезай!

Страшно медведю стало, а делать нечего. Сунул он в воду кончик носа.

— Нет, нет, — кричит карась, — ты с головой полезай!

Сунул медведь голову в реку — чуть не захлебнулся. Не может он без воздуха быть. А карась кричит:

— Глубже, глубже! Ныряй! А то у тебя на затылке шерсть-то совсем сухая. Этак не считается!

Расхрабрился медведь и в третий раз в воду кинулся, да едва жив остался. И в нос, и в уши вода набралась. Чихает медведь, фыркает, головой крутит, лапами отмахивается.

— Уволь, уволь, — кричит. — Не могу я в твоей речке жить!

А карась издевается:

— Видишь, а я и в речке, и на земле могу. Лежу на травке — и терплю. Значит, я крепче тебя.

Рассердился медведь, размахнулся, да как ударит карася лапой. Был карась круглый и толстый, а тут сразу тонкий и плоский стал.

— Вот таким теперь и живи, — сказал медведь и в лес ушел.

С тех пор и пошли плоские караси…

Прибежал волк к реке. Видит, в грязи жеребенок увяз. Захотел волк его съесть. Жеребенок простонал:

— Ты сначала меня вытащи, а потом съешь… Волк согласился. Жеребенка из грязи вытащил. Жеребенок огляделся.

— Подожди, волк, не ешь меня, я грязный, дай обсохну, грязь очищу, тогда съешь.

Обсох на солнце жеребенок, очистился. Волк пасть разинул. Жеребенок сказал;

— Подожди, волк, у меня в копыте задней ноги печать золотая спрятана. Возьми ее, богатый станешь, все тебе завидовать будут…

Обрадовался волк. Жеребенок поднял ногу. Волк стал искать в копыте золотую печать. Жеребенок так стукнул волка в лоб, что волк перевернулся животом кверху. Плачет, слезы ручьями льются.

Жеребенок убежал. Обозлился волк, думает: «Почему же я его сразу не съел? Что он мне — сын или брат?»

Пошел волк дальше. Около поскотины жеребчик пасется. Волк зубы оскалил и заворчал:

— Я тебя съем!

— Садись на мою спину, — говорит жеребчик. — Я тебя прокачу, потом уж съешь меня.

Волк сел на жеребчика. Тот понесся быстрее ветра. Пробежал под пряслом поскотины, а волк так стукнулся о верхнюю жердь, что упал с жеребчика и долго лежал как мертвый. Встал, шатаясь поплелся к улусу.

Там свиньи паслись, землю рыли. Голодный волк закричал:

— Я вас всех съем!..

— Ты, волк, сначала послушай, как мы поем, — и свиньи громко завизжали.

Сбежались мужики, волк едва ноги унес. Пошел он обратно в лес, а навстречу ему охотничья собака.

— Я тебя съем, — говорит волк.

— Иди дальше. — Собака оскалила зубы. Волк поджал хвост, отошел. Увидел большую тушу козла, обрадовался:

— Тут уж поем досыта!.. Стал есть и в капкан попал.

Раньше медведь никому житья не давал. Большой и сильный, он то громко рявкнет, не на шутку напугает кого-нибудь, то нечаянно, неуклюжий, придавит насмерть маленьких зверюшек и птиц, то сломает деревья и разорит гнезда, сделанные обитателями леса с превеликим трудом и упорством. Многих обижал и не давал им покоя.

Попытались как-то звери унять хозяина тайги. Ну, куда там, и слушать их не стал. «Не учите меня, — ответил он, — я сам знаю… Что хочу, то и делаю…»

Стояла середина октября. Саянская осень сняла с деревьев пожелтевшие листья и шумом холодного ветра призывала всех готовиться к зиме. Впереди — нелегкая пора года.

И вот звери задумались: как быть дальше с медведем? Если он так же будет вести себя, то добра от него не жди, будет худо. Со всей тайги дружно собрались на свой суглан[5] звери, птицы, заполнили поляну, сели на деревья, камни, пни, и было их видимо-невидимо. Собрались решать, что делать с грубияном.

Устроили суд над медведем. Судьей избрали сохатого. Много обид высказали большие и маленькие звери — каждый из них говорил, и стоял такой шум, что, казалось, поднялся ураган небывалый. Медведь такого в жизни не видел — он сжался, стал каким-то маленьким и жалким. Вынесли приговор — наказать медведя, чтобы он был в заточении всю зиму.

С тех пор косолапый зимой не ходит по тайге, а ложится в спячку в наказание за свою грубость.

И намного он присмирел.

Звери сказали:

— Надо жить мирно!