Бахтияра (СИ) - Страница 3

   Все время, что девушка чирикала, Иван, не отрывая взгляда от своей малышки, внимательно вслушивался в каждое слово. Он чувствовал, как по телу пробегал холодок, когда услышал, что ребенка вот так просто можно унести из больницы. А еще, ему было очень жаль ту несчастную, которая отважилась на такой отчаянный шанс стать мамой. Это однозначно отчаянный поступок, но неизвестно что случилось бы с ним, окажись он на месте обезумевшей матери.

- Да. Жутко. – Иван моментально отогнал от себя подобные мысли. Зачем ставить себя на откровенно ужасное место, когда у тебя все в полном порядке? – Могу лишь посочувствовать той женщине. Но, надеюсь, больше подобных случаев не происходило?

- Нет. Можете не переживать, у нас все под контролем. – Мило улыбаясь, медсестричка постепенно удалялась в дальний угол палаты, где начал неистово орать чей-то малыш.

   «Да, а как же. Все у них под контролем. Пять лет назад тоже так считали. Под контролем будет тогда, когда моя Бахтияра и моя София будут дома, в полной безопасности и комфорте». Зорким милицейским взглядом Иван окинул больничное помещение, прикидывая – где можно расположить коллег, для большего успокоения. Мало ли, может именно в этот момент где-то бродит еще одна чокнутая женщина в поисках своего потерянного малыша.

   *****

   Тревожить ребят из своего участка с просьбой подежурить в роддоме Иван так и не решился. Спокойным он все равно мог быть лишь тогда, когда сам полностью контролировал ситуацию. Он знал себя, знал, даже сто человек ОМОНа не смогли бы вселить в его душу спокойствие.

    Иван покидал свой пост за последующие двое суток считанные разы, и все лишь по крайней физиологической надобности – поесть, попить, или отлить. Ни уговоры Евгения Константиновича, ни Софиины, не принесли никаких результатов. Мужчина наотрез отказывался покидать роддом раньше, чем его дочь покинет свой «купол».

- Милая, не спорь. Я сказал, что покину стены этого чудного учреждения, только когда буду уверен в полной безопасности нашей Бахтияры.

- Но она и так в безопасности. Нашей малышке ничто не угрожает и она с каждой минутой крепнет. – Не понимая такой степени беспокойства София, от которой Иван скрыл не очень приятную историю, в последний раз попыталась образумить супруга.

- Вот и хорошо, что крепнет. Для меня самое важное, чтобы вы обе окрепли в достаточной степени, и мы вместе с радостью покинем это учреждение. А пока, я все же поприсутствую в этих стенах. Никакие возражения и уговоры больше не принимаются.

   На этом тема была полностью исчерпана и более обсуждению не подлежала. На третий день после родов, Бахтияру доверили матери. А спустя еще три дня, и мать и дитя, которые пребывали в полном здравии и более не нуждались в круглосуточном наблюдении, успешно выписали.

   Иван встречал своих девочек из роддома не хуже, чем в нашем государстве встречают высокопоставленных чиновников из-за рубежа - с мигалками и под конвоем. Ему это стоило обещания капитану Зайцеву, что он и его двойняшек всего через пару месяцев так же поможет доставить из родильного отделения в частные владения. Еще, он стал должником своего напарника Овоськина Тараса, который согласился на день сменить свое милицейское звание на водительское, лишь с условием, что он станет крестным отцом его малышки. На том и порешили, тем более что другого крестного, кроме того, кто со школьной скамьи шагает с ним вместе по жизни, Иван себе и не представлял.

   *****

   Первые месяцы жизни своей дочки, Иван все никак не мог насладиться собственным чудом. Все, связанное с дочкой, было ему в радость. А страшилки Евгения Константиновича по поводу отчаяния от недоспанных ночей – пустыми словами. Ему нравилось в отцовстве абсолютно все!

   Иван с упоением укладывал малышку спать, напевая колыбельные собственного сочинения. Кормил «грудью» удачно приобретенной еще до родов. Купал. По нескольку раз в день прогуливался у дома с коляской. Часами рассказывал малышке, как сильно любит ее. Его совершенно не напрягали бессонные ночи, которые изредка, но все же устраивала им с Софией, их Бахтияра. Он с удовольствием засыпал, прижав к себе свою крошку, которая только так и успокаивалась. Он мог бесконечно целовать ее в крошечный носик, румяные щечки и черные глаза-бусинки. Он обожал ее запах. Он обожал ее голос. Он сходил с ума от счастья быть отцом.

   На любимой работе он взял первый в жизни больничный на неопределенное время. Его больше не волновал процент раскрытых преступлений, его волновало как спала его крошка, как кушала, как впервые улыбнулась и многое другое. Мир Ивана стал полностью вращаться вокруг одного-единственного солнца – Бахтияры.

- Ваня, я знала что ты будешь прекрасным отцом, но ты не оставляешь мне шансов стать прекрасной матерью. – Обиженно, чуть ли не каждый день, повторяла София, наблюдая за идиллией двоих самых дорогих ее сердцу людей.

- Родная, но ведь ты должна радоваться, что тебе не знакомы все те «прелести», о которых ты была еще до родов наслышана от своих подруг. Я имею ввиду – ужасы недоспанных ночей, крик доводящий до отчаяния, полное отсутствие личной жизни и личного пространства. Ты ведь так боялась, что превратишься в свою Олеську с ее вечно кислой миной и гиперраздраженностью, которая едва сдерживает себя чтобы не придушить собственными руками свою Веронику. Ее Вадику некогда нянчиться, да и «не мужское это дело», как он любит повторять. А мне наоборот нет в жизни большей радости, чем держать на руках Бахтияру и видеть тебя отдохнувшей, ухоженной и, надеюсь, счастливой.

- Да, но…

   Иван во всем был прав, придраться к его словам было не возможно, но все же Софию что-то гложило. Да, она высыпается и не знает что такое злость на собственного ребенка за его непонятые крики и слезы (о чем была наслышана). Да, у нее вполне хватает времени заниматься своим внешним видом, и спокойно хлопотать по хозяйству. Да, ей не на что пожаловаться, разве что… Она чувствует себя пятым колесом в телеге.

- Вань, ты прости меня, но я чувствую себя никчемной матерью, по сравнению с тобой… – Вырвалось как-то у Софии, которая совершенно не хотела произносить это вслух.

- Глупая, ты что такое говоришь? Софья, ты самая прекрасная мама из всех возможных мам. – Иван аккуратно уложил в колыбель Бахтияру, незаметно уснувшую в его объятиях, и вплотную подошел к жене, у которой глаза были на мокром месте. - Кто все время заботиться о нашем маленьком чуде, когда я на работе? Кто дарит Бахтияре с первых минут ее жизни самые теплые слова и самые горячие поцелуи? Кто вскакивает ночью, стоит нашей малышке громче обычного засопеть или же вскрикнуть? Кто радуется когда та пукает или отрыгивает, словно произошло что-то самое прекрасное? Кто, в конце концов, с появлением в своей жизни маленького чуда не забывает уделить внимание мне?

   С каждым словом Иван все сильнее и сильнее притягивал Софию к себе, а когда с его губ слетело последнее слово, они коснулись других губ. Губ, которые оставались сладкими даже спустя семь лет совместной жизни. Которые сводили с ума каждый день из этих семи лет. Даже когда они ссорились по мелочам, и София не разговаривала с ним несколько часов подряд, он все равно их любил. Он любил их целовать, любил кусать, любил упиваться ими. Вот и сейчас ему больше всего на свете хотелось впиться в эту обиженно-припухлую алую прелесть. Что, собственно, он и сделал.

   София податливо отвечала на прикосновения и ласки мужа. Она любила его слишком сильно, чтобы устоять и продолжить разговор. Так было всегда. И когда он оставался на работе на вторые сутки подряд, а по возвращению искупал свою вину порцией высококлассного секса. И когда забывал поздравить ее с ИХ датой - днем, когда младший лейтенант Багдасаров ворвался в жизнь юной студентки юридического факультета Нестеровой. Вот и сейчас, он не оставляет ей шансов на обиды и глупую ревность к собственной малышке, по-мужски подкрепляя свои слова – действиями. А она была только «за», оставляя свои тревожные и нелепые ощущения по поводу материнства, где-то вдалеке.