Багряная планета. Научно-фантастическая повесть - Страница 35

— они будут показывать самое точное время…»

Нет, мои часы шли: я заметил, как нолик заменила единица — 10 часов 21 минута, — но почему так медленно?

Загадка с часами немного отвлекла меня от мысли о нашей дальнейшей судьбе, особенно меня тревожило исчезновение Антона. Что бы ни произошло, нам надо было находиться вместе. Сейчас, в отсутствие Ли, я искренне возмущался легкомыслием своего друга и поведением его спутницы.

Только подумав о Ли, я услышал за спиной шорох платья. Сердце у меня застучало. Я не верил своим ушам и подумал, что иллюзию создают барбусы, но нет, она заговорила:

— Ив, я пришла!

Передо мной стояла другая женщина, и, должен сказать, не менее прекрасная, чем подруга Антона. И Ли мгновенно стерлась в моей памяти. Я забыл сказать, что незнакомку облегало фиолетовое платье и она смотрела на меня фиолетовыми, невероятно большими глазами. Как гармонировали эти глаза с ее нежным овалом лица и высокой прической. В черных волосах переливались крупные рубины. Я оказался весь во власти этих потрясающих глаз. Их взгляд проникал в меня, я тонул в них, беспомощно барахтаясь. Она поняла мое состояние, и взгляд ее стал теплым, почти земным.

Она сказала пошлую фразу:

— Ты совсем особенный, я ждала тебя тысячу оборотов, — и положила на мою руку свою руку, совсем нормальную, с пятью пальцами. — Я сделала это для тебя, — она покрутила большим пальцем и продолжала: — Какое наслаждение слиться навеки. Я стану выполнять все твои желания. Ты только вот так держи мою руку. Если я израсходую всю энергию на любовь к тебе, то ты замени питание…

Пожалуй, это было для меня самое сильное потрясение за все время экспедиции.

— Ты удивлен? — спросила она. — Да, я, как здесь принято называть, искусственная женщина. Все же я больше живая, чувствующая, чем эти надутые кривляки, всегда занятые непроизводительными пустяками. За них все делаем мы. Разве это справедливо?

— Да, конечно, — промямлил я, стараясь выдернуть руки из ее цепких пальцев.

— Ты думаешь о своем спутнике и этой, кого вы зовете Лилианой-Ли. Назови и меня другим таким же прекрасным именем.

— Право, не могу так сразу…

— У тебя замедленная реакция. Я ускорю ее. Снова у тебя в голове эта особа? Что вы в ней находите? Ведь она скоро умрет, а я бессмертна. Ну возьми же мою руку, я специально согреваю ее, безрассудно тратя энергию.

— Где ты научилась языку? — спросил я, чтобы перевести разговор на другую тему.

— Вместе с Лилианой-Ли. Когда вы находились в Доме Высших экспериментов. Я списана с твоего мозга. Все твои мысли стали теперь моими. Теперь ты должен меня поцеловать.

В этот критический момент вошел приземистый марсианин, похожий на буддийского монаха, в желтой тоге, абсолютно лысый, без бороды, в красных сандалиях. У него были черные выпуклые глаза. Узкая щель рта. Такое нам еще не встречалось. Он сделал страдальческую гримасу, будто у него болели зубы, и сказал глухим, надтреснутым голосом:

— Ив, я приветствую тебя! Желаю благополучия во всем и особенно сохранности всех внутренних органов и бесперебойной работы блоков и присадок.

Я поблагодарил желтого человека и предложил проходить и садиться.

— Обмен мыслями с тобой доставил бы мне много счастливых мгновений, да я очень занят: создаю новую модель оптического зрения для подводных машин. Я зашел к тебе, чтобы взять И-й-ю, она отдана мне и выполняет у меня довольно сложные функции.

И-й-я взвизгнула:

— С меня хватит! Я расходую всю энергию на расчеты этих противных глаз.

— Я должен забрать свою собственность, — все тем же ровным голосом сказал желтый гость.

И-й-я возмутилась:

— Я его собственность! Слышал ты, Ив, что-нибудь более несуразное? Собственность на планете, где нет собственности! Просто Высший Совет необдуманно поручил мне помочь этому чучелу гороховому. Я, кажется, правильно выражаюсь? Ведь так говорят на Звезде Надежды? Чучело гороховое?

— Да… Но Вечно Идущий, о котором ты так нелестно отзываешься, не заслуживает этого.

— Заслуживает! Еще как заслуживает. Ты, Ив, еще его совсем не знаешь. Ты недоволен, как я говорю? Знаю, что недоволен. Между тем все понятия, какие я употребляю сейчас, вытянули из тебя и из твоего дружка, когда вы находились в карантине. Некоторые ваши словечки заставили повращаться шарики у Большой решающей машины и у немалого числа Вечно Идущих.

— Ты пользуешься эпитетами, которые сейчас очень редко применяются на Земле.

— Тем лучше. «Редкие слова радуют сердце», — говорил Фуфля, когда у него был только один глаз и он занимался контрабандной торговлей дефицитными деталями.

— Помолчи, И-й-я! Не перегружай гостя нулевой информацией, не будь сварливой Хлей.

— Хлей? Я Хля? Нет, ты за это поплатишься, одноглазое чучело. Ты представишь свои слова на рассмотрение Высшей Лиги.

— Мы их представим вместе. Но прежде объясни, почему ты назвала меня одноглазым?

— Потому что ты и есть одноглазый и еще Фуфля, а никакой там не Багрянорожденный. Нет, только подумать, — обратилась ко мне И-й-я, — он назвал меня Хлей. Сам ты Хля! Холодный, грубый, чванливый эгоист! Он использует меня как машину для запоминания своих глупых мыслей и при этом забывает, что имеет дело с женщиной!

— Успокойся, И-й-я!

— Не успокоюсь! Кто решает тебе задачи, от которых скрипят все твои блоки?

— Ты, ты, моя радость!

— Радость! Это уже кое-что. Хорошо, пусть я буду радость. Теперь признайся, кто тебя научил языку землян?

— Ну ты, ты, моя прелесть.

— Отрадно знать, что у тебя начал работать блок справедливых оценок.

— У меня-то все блоки работают идеально, а вот о тебе этого не скажешь.

— У меня разладилась настройка блоков? Подумать только!

— Да! И давно. — Он шагнул ко мне. — Знал бы ты, Ив, как ей вредят насадки добавочных эмоций.

— А у тебя вот их совсем нет.

— Есть! Обзавелся и я. Да только лишняя перегрузка. Без эмоций спокойней. Одна морока. Я не раз вносил предложения изъять все отвлекающие элементы. Например, зачем вот этой особе двенадцать чувств и четыре зрения? — Он перечислил: — Магнитное, инфракрасное, гравитационное и оптическое! Ультраобоняние! Сверхосязание! Я боюсь отвлекать тебя, а не то я мог довольно долго перечислять, чем она только не напичкана.

— А тебе завидно? — спросила И-й-я.

— Мне горько…

— Ах и ты вставил вкусовой блок?

— Вставил, старый хмырь. Сознаюсь. Но все равно я с восторгом, выделяемым ультразвуковой присадкой, сам выбросил бы все отвлекающие от дела детали, если бы не «закон охраны прав мыслящих механизмов». Поверь, Ив, что у нас еще будет немало хлопот с роботами всех классов, рангов, лиг и категорий. Они уже сейчас добиваются равноправия, хотя никто не урезывает их прав. Такое безобразие происходит исключительно из-за попустительства Высшего Совета и Центра Координации. Можно было давно наложить вето на изготовление всей этой эмоциональной чепухи, и нам не пришлось бы с тобой тратить попусту самое драгоценное, что есть во вселенной, — время!

И-й-я иронически сморщила свое пластиковое лицо и обратилась ко мне с нескрываемым ехидством:

— Ив! Я вижу, ты не обратил внимания на то, что я назвала его Фуфлей. Он же робот! Только ты можешь сам убедиться, что класс его гораздо ниже моего. Это же, это модернизированная спиночесалка, ни больше ни меньше. Он ниже меня на три параграфа! И я вынуждена подчиняться ему! Где же справедливость на Багряной? Я создана из чистейших материалов, а мозги этого типа выращены в бочке из-под огурцов. Что такое бочка и огурцы, я видела, Ив, на твоей записи. Только в таком резервуаре можно получить такое фуфлевидное вещество.

— Не откладывай в своей памяти слова И-й-и. Они не обогатят тебя новыми сведениями. Многое, что мы задерживаем в себе с помощью наших чувств, а также блоков и присадок, подобно ненужным вещам на свалках. А ты умолкни, И-й-я, на время, пока я не разрешу тебе вновь попусту сотрясать окружающую среду.