Багровый переворот - Страница 7
– Прекрати! – почти закричал Никола. – Прекрати, немедленно!
– Почему? Хочешь и дальше продолжать закрывать глаза на правду? – Иван тоже стал кричать. – Все, Никола, наша эпоха подошла к концу. Надо сделать правильный выбор!
– Что ты предлагаешь? – Никола сбавил тон.
– Надо уезжать. У моего дяди есть связи в Греции. Переправиться туда еще есть возможность. И для тебя, и для меня, и для Демитра.
– Даже если и я соглашусь, Демитр – никогда.
– Заставь его. Ты можешь!
– Как?
– Не знаю, придумай! – стал горячиться Иван.
– После Станки? Нет, это невозможно. Он уже ищет выходы на «четы», и, будь уверен, он их найдет.
– Тем более мы обязаны его спасти! Здесь он погубит себя. Ты же понимаешь, он ищет смерти.
– Пусть так. Я его не брошу.
– Ну и плевать! Плевать на вас! Я не идиот, чтобы оставаться здесь. Имей в виду, с вами или без вас, но послезавтра меня здесь уже не будет! Это последнее предложение, Никола. Я не шучу.
– Что ж, ты высказался вполне определенно. Прощай, Иван. Надеюсь, твое богатство принесет тебе счастье.
Никола встал, не спеша поставил стакан на столик возле дивана и, не глядя на друга, вышел. После тяжелого разговора домой идти не хотелось. Мысли крутились вокруг событий последней недели. В начале апреля правительство объявило о вынужденных увольнениях на табачных фабриках. Табачное производство обеспечивало работой, а следовательно, и средствами к существованию, чуть не половину Пловдива. И вот теперь люди узнали, что их работа висит на волоске. Это сообщение явилось последней каплей в чаше терпения. До этого люди еще как-то терпели и контроль над работой профсоюзов, и усилившееся преследование профсоюзных активистов, и ухудшение материального положения, но увольнения? Нет, этого они терпеть не желали.
Люди вышли на улицы, забастовочное движение охватило большую часть города. За какой-то месяц ситуация окончательно вышла из-под контроля. Поначалу забастовщики предъявляли лишь экономические требования: восстановить льготы, обеспечить табачников работой, вернуть пятидневную рабочую неделю. Но потом требования получили политическую окраску, а сама забастовка разрасталась как снежный ком. К четвертому мая, когда на бульвар Руски прибыла партийно-правительственная делегация для разрешения конфликта, там собралось больше двадцати тысяч недовольных. Конечно, ничем хорошим конфликт закончиться не мог. Как для Пловдива в целом, так и для отдельных его жителей. Таких, как Станка…
Никола шагал по улицам Пловдива, не задумываясь о том, куда идет. Ноги сами привели к дому Демитра. Постояв пару минут во дворе, он все же решился зайти. Демитр оказался дома. Открыв дверь, впустил друга. Никола прошел на кухню, огляделся. Стерильная чистота подсказала: Демитр сюда даже не заходил.
– Что ты ел сегодня? – войдя в комнату, в которой обосновался друг, спросил Никола.
– Прекрати, – вяло произнес Демитр. – Не нужно изображать из себя няньку.
– Так и будешь сидеть на кровати и жалеть себя?
– Я не просто сижу, я жду. – Демитр на друга даже не взглянул.
– Ждешь чего?
– Ответа.
– Думаешь, мой ответ тебе поможет? Думаешь, станет легче? – Никола присел на кровать. – Это не выход, Демитр.
– У меня есть одна мысль, – вдруг признался Демитр. – Только нужно ее хорошенько продумать. Подобраться к ним не так просто, но я сумею.
– К кому подобраться? Что ты задумал? – Никола насторожился.
– К тем, кто виновен в беспорядках. К тем, кто позволил совершиться беспределу, кто способствовал развалу табачной промышленности в нашем городе. Знаешь, у меня было время, чтобы изучить требования забастовщиков. Теперь я даже жалею, что не входил в их число. Как знать, быть может, если бы нас было больше, им пришлось бы считаться с нами.
– Брось, Демитр, ты знаешь, что правительство не пойдет на уступки. Увольнения на табачных фабриках – это вынужденная мера, так как поставки табака в ФРГ резко сократились.
– А мне плевать! Уверен, если захотят, они вполне способны восстановить льготы, обеспечить нас, табачников, работой. Пятидневная рабочая неделя и право на забастовки – вот чего добивается забастовочный комитет. Люди просто хотят, чтобы им было чем кормить детей. И потом, власти должны знать, где моя Станка!
– Ты не можешь быть уверен в том, что она в полиции, – осторожно подбирая слова, произнес Никола.
– Тогда где она? Вышла прогуляться? На три дня? – Демитр зло усмехнулся. – Нет, Никола, она в полиции. И я добьюсь, чтобы ее выпустили. Она даже не входит в число забастовщиков! И никогда не входила, власти должны это понять.
– Демитр, поверь, мы делаем все возможное. Иван задействовал связи дяди, но о Станке известий нет. Вполне возможно, что ее нет в правительственных тюрьмах.
– Она там, и я это докажу!
Никола понял, что разговор, не первый за последние три дня, зашел в тупик и решил, что пора уходить. Он встал, махнул рукой и направился к двери. У порога оглянулся. Демитр лежал спиной к стене, всем своим видом показывая, что мнение лучшего друга его не интересует. Никола осуждающе покачал головой, открыл дверь и отшатнулся от неожиданности: на пороге стояли двое мужчин. Скорбные лица не предвещали ничего хорошего. Никола перевел взгляд за спины мужчин. Там, во дворе, на строительной тачке лежало тело.
Тяжело ступая, Никола вернулся в комнату, где лежал Демитр. Двое мужчин остались стоять у порога. Никола не помнил, какими словами сообщил Демитру страшную весть, да это было и не важно. Смысл происходящего дошел до Демитра не сразу, а когда дошел, он рванул во двор. Мужчины, оставшиеся у порога, пытались его удержать, но тщетно. Разбросав их в стороны, Демитр упал на колени возле тачки, уткнулся лицом в бездыханное тело жены и горько зарыдал…
– Никола, Никола, да очнешься ты, наконец!
Никола вздрогнул и открыл глаза. Иван стоял возле его стула и тряс товарища за плечо. Увидев, что сознание возвращается к другу, Иван устало опустился на стул.
– Ну и напугал ты меня! Три часа просидел, как окаменевший. Я тебя зову, а ты не отзываешься. Снова был там? – Иван не уточнил, но Никола понял, о чем идет речь.
– Да, я снова был там, во дворе у Демитра, в тот роковой день. Прости, не хотел тебя пугать. – Никола поднялся, дошел до раковины, открыл кран и плеснул холодной воды на лицо.
– Мы теряем драгоценное время. Демитр вернется через час. Что будем делать?
– Надо сказать как есть. Расскажем, чем занимались последние десять лет. Он поймет. – Несмотря на оптимизм в словах, в голосе Николы уверенности не было. – Дадим ему время переварить услышанное, а завтра расскажем про план.
– Чем ты занимался последние десять лет, – с ударением на слове «ты», произнес Иван. – Я лишь предоставлял необходимые средства. Вот почему я считаю, что говорить должен ты.
– Это плохая идея. Забыл, как Демитр оказался в Греции?
– Такое сложно забыть. – Иван невольно улыбнулся, несмотря на всю трагичность, воспоминания о том дне всегда вызывали у него улыбку.
После размолвки с Николой, во время которой Иван заявил, что твердо намерен покинуть Болгарию, с друзьями или без, пошел третий день. Накануне Иван еще надеялся, что друзья одумаются и примут его предложение, но в этот день надежда иссякла. Он упаковал чемоданы, загрузил их в трофейный автомобиль, доставшийся его дяде в качестве оплаты какой-то весьма деликатной услуги болгарскому правительству, о которой он не желал распространяться, и вернулся в дом, чтобы в последний раз пройти по комнатам.
Расставание с домом, за последние десять лет ставшим для Ивана родным, давалось ему с трудом. На улице стремительно темнело, частный самолет, забронированный дядей, ждал Ивана на взлетной полосе аэропорта Пловдива. Вылет был назначен на пять часов утра, но Иван решил выехать заранее. К половине восьмого вечера окончательно стемнело, Иван вышел на улицу, запер дверь и направился к автомобилю. Вставил ключ в замок зажигания, и тут кто-то резким движением распахнул водительскую дверь. Иван вздрогнул и отшатнулся.