«Багдад - Лондон: Совершенно секретно» (СИ) - Страница 31

Он схватил со стола длинный блестящий предмет с чем-то вроде крючка на конце и ощутимо неуверенно посмотрел на Драко, обдавая ненавистью. Ему явно требовалось раззадорить себя, чтобы применить насилие.

- Ты самая скользкая тварь в мире. Как ты заставил Гарри Поттера поверить тебе? Он убивал таких, как ты на войне! Он был Героем! Ты наложил на него заклятье? - ему понравилась эта идея, и он закивал сам себе, - Ну конечно, как я сразу не догадался! Ты и на Министра такое наложил, чтобы никто не мешал! Иначе и не объяснишь, что ты был главой отдела… Неужели ты правда настолько хладнокровен? Да для тебя нет ничего святого!

Это был его градус, под аккомпанемент визга острая зудящая боль вошла в плечо, и Драко беззвучно завопил, теряя связь с реальностью. Это было ошибкой. Олдридж раскраснелся и с куда большей уверенностью схватил нож для раздела туш и беспорядочно взрезал обнаженную кожу где попало, с ужасом и одновременно с удовлетворением глядя на искаженное от боли лицо Малфоя. Он бормотал что-то бессвязное, что-то про месть за отца.

Кажется, это длилось несколько часов. Точнее Драко сказать не мог, он очнулся, когда на улице уже была глубокая ночь. Тело протыкали мелкие болезненные иглы, и при малейшем движении кровь, будто зачарованная, принималась покидать и без того измученное тело. Он помнил, что Олдридж избивал его -внезапно и резко, находя в этом свой смысл, а после всего, раскрасневшись и ощущая непривычную власть, забывшись в сладостной мести и разговаривая сам с собой, он отважился применить Круциатус.

И вот после этой, последней, дикой, несравнимой ни с чем вспышки боли Драко выпал из реальности. А когда очнулся, первым, что он услышал, был отрывок разговора. Олдридж был психом и, как говорил Поттер, наркоманом. Он разговаривал с умершим отцом.

-…гордиться мною, папа. Посмотри, кого они пригрели на груди! Боже, я так его ненавижу, я бы убил его, о, как долго я буду убивать его, папа! Потом станет хорошо, спокойно, веришь? Ты вернешься ко мне, правда? Это все из-за него, из-за этой мрази, этой твари…

Драко едва сдержался от того, чтобы завыть от безысходности. Они действительно были где-то в лесу - ночью запах усилился, и звуки доносились отчетливо. Его вознамерились убить, отомстив за смерть офицера-отца, и нет никакого шанса убедить мальчишку, что виноват кто-то еще. Он просто не поверит. Он убьет Малфоя сразу, как только ему хватит смелости. Но смелость может долго не появляться, так что мучения Олдридж в состоянии ему обеспечить как минимум еще на сутки…

Драко понял, что все. И на секунду, какую-то секунду подумал о том, чтобы спровоцировать на убийство раньше.

Потому что никто не будет искать Драко Малфоя. Не в этом мире. Не в этом веке.

Этот факт ударил настолько сильно, что защипало в носу. Драко не плакал с седьмого курса, он поклялся себе никогда больше не быть слабым. Ему пришлось стать сильнее. И все же внутренняя омега, чьи инстинкты взяли вверх вместе с основными, была готова разреветься и яростно корила Малфоя за все.

Драко вспоминал, пока мог. Вспомнил горящие зеленые глаза Гарри Поттера, вспомнил его сильное тело, вспомнил его железную хватку. Вспомнил вину в его по-альфьи уверенных жестах.

И оно пришло.

Какая великая ирония! - сказал бы кто-нибудь, но никто не знал этих мыслей, а сам Драко просто не способен был думать сейчас такими категориями. Малфой положил десять лет на то, чтобы загнать самого себя в угол. Во имя своих целей он закрыл себя ото всех, он стал кем-то в обществе, он запретил себе быть на своем месте, но искренне считал, что его место - там, в политике. Больше всего он боялся гневного взгляда не отца, а его портрета, презрения в черных глазах мертвого Северуса… Что это все по сравнению с тем, что было перед ним сейчас?

Смерть готовилась постучаться в дом, переждав часы мучений, а ему нечего было вспомнить.

Гарри Поттер сломал ему жизнь, привел к этому, вторгся со своим своенравным любопытством и натурой суперальфы, подчинил, взял силой, создал иллюзию мелочного счастья, а в итоге сам же все и порушил. Драко ненавидел его за это… И все же это было единственным, что приходило ему в голову. От жизни ничего не осталось, только эти яркие пятна, недолгие и до сжатых пальцев желанные.

Малфой ненавидел Гарри, и все же единственным, кто мог бы его спасти, был именно он, дубинноголовый наглый альфа Поттер. Только он мог хватиться Драко, больше было просто некому. Кто станет слушать вопли домашних эльфов в закрытом на века поместье? Кто поймет, что магия из него уходит с каждым годом? Кто поймет, что за садом больше не ухаживают? В доме больше не было жизни.

Нет, вдруг понял Драко, она была. Была, когда он всей душой ненавидел Поттера, когда он всем телом желал его и… и даже тогда, когда совершенно не понимал одной простой вещи. Вспоминая отчаяние в глазах Поттера, его неуклюжие обреченные попытки сказать правду (Мерлин, он ведь мог молчать! Никто бы не узнал даже!), нести заслуженное наказание… Вспоминая все это, Малфой едва не задохнулся.

Поттер был влюблен, по-своему, очень тихо и по-альфовски нагло, но влюблен. И сам Драко… был ничуть не лучше.

Кажется, он слишком громко вдохнул, потому что бормотание прервалось. Сверху полилась вода из палочки, и Малфой ловил ее ртом, чувствуя, что безумно хочет пить и это, возможно, последняя вода в его жизни.

А потом боль вернулась. Драко уже не слышал, что говорил и чем подбадривал себя Олдридж. Мир превратился в кровавые лохмотья, его, кажется, несколько раз вырвало, он выпадал из реальности, а между обмороками вопил от боли - уже вслух, без Силенцио…

Кажется, он успел попрощаться со своей жизнью. Жаль, с Поттером не вышло - сам глупо лелеял свою ненависть, и Гарри будет прав, если не хватится его. Таким, как он, природа не дает шанса. Она не терпит отвержения своих даров. И к Моргане все, да и самому скоро туда…

Несколько раз между вспышками Драко жалел, что его сердце просто не остановится, там ведь чертов порок, было бы как нельзя кстати. Потому что он смутно видел то отца, то мать, то Северуса… И так вдруг мучительно захотелось еще пожить, в свое удовольствие, плюнув к черту на все эти важности, что все подумают. Мерлин, да было ли в его жизни хоть что-то радостное? И пусть быть омегой - чертово проклятье, хоть ею, но жить, быть…

В видения вторглись шум и крики. Драко понял, что вопит Олдридж, вопит, что убьет… Малфой приготовился, то есть просто закрыл глаза и перестал прислушиваться. По крайней мере, это кончится.

Но отчего-то не кончалось, а шуму только прибавлялось. Приоткрыв глаза, словно в тумане он увидел лицо Поттера - последнее видение, будто упрек. Понадеялся, что умирать - это не больно.

И не было.

========== Павлины ==========

За порогом смерти неожиданно оказалось светло чересчур, прямо до рези в глазах. И до неприличия пахло весной и жизнью.

А еще за порогом смерти оказалась довольная чем-то Гермиона Грейнджер-Уизли.

- Я в аду, - прохрипел Малфой, понимая, что до безумия хочет пить, но он скорее умрет, чем попросит что-нибудь у Уизли. Пусть даже и у бывшей Грейнджер. Да тем более у Грейнджер.

Гермиона фыркнула и снисходительно закатила глаза, мол, ничего другого она и не ожидала. И все же протянула стакан. Драко постарался скрыть благодарность и выдул весь, с жадностью проводив его на тумбочку. Та поймала взгляд и повторно фыркнула.

- Второй стакан за ответ на вопрос, что на самом деле у вас с Гарри, Малфой, - сощурилась она.

Драко угрюмо на нее воззрился, стараясь не думать о чертовой воде. Он либо был жив, либо же Грейнджер устроилась работать в ад. Первый вариант был более вероятным, хотя и второй не исключался.

- Рабочие отношения? - безнадежно спросил он.

- Рассказывай кому-нибудь другому, - отбила она уверенно.

- Профессиональная конкуренция? - вздохнул он, с тоской созерцая стакан.

- Не держи меня за дуру. Мы друг друга не очень жалуем, но недооценивать - это не про нас, по-моему.