«Багдад - Лондон: Совершенно секретно» (СИ) - Страница 29

Он приехал пару раз и, конечно же, они провели неделю в сторожке на охоте. Джонатан рассказывал, что устроился в Министерство - в «погодное бюро», как его называли, отдел контроля климатических условий, своя такая экзотика: пейзажи за окном, свежесть как после дождя летом в кабинетах, согревающие чары в Атриуме, контроль за водонапорными чарами и прочими волшебными удобствами. Не бог весть что, но зато сколько новой информации! А через пару лет, как они с отцом решили, Джонатан должен был начать учить маггловские технологии, чтобы работать в отделе Артура Уизли.

Все изменилось, когда отец погиб. Когда почтовая сова принесла проклятый официальный свиток от Министерства. Когда ему не разрешили даже увидеть тело отца, похоронили в закрытом гробу.

Джонатану Олдриджу было всего двадцать лет.

Дни тянулись за днями, один магический пейзаж за окном сменялся другим и, хотя он навсегда упал в слякотную сонную зиму, солнце за стеклом и майский воздух послушно наколдовывались, следуя движениям его палочки. Иногда он перебрасывался парой слов с кем-нибудь и слушал чужие разговоры - просто, чтобы не сойти с ума. Когда каждый день воображал то летнюю ночь, то весеннее утро, он совершенно забывал, что на улице тоскливая осень. Вокруг тысячи смеющихся людей, и ни одному из них до конца не понять, что он чувствовал. Да и чувствовал ли? Он только слушал - слушал и жил тем, что воображал, что эти люди делают потом из их же реплик.

Но однажды он услышал нечто интересное. Про какого-то Джима Серткиса и «классную штуку», от которой сознание просто «улетает к мерлиновой бабушке» на пару часов, и ощущаешь только бесконечное «хорошо» без дна. Так в жизни Джонатана Олдриджа появилась ядовито-зеленая Тансифомента, которая пахла грядущим покоем и радостью.

Она начинала действовать откуда-то с пальцев ног, делая их приятно невесомыми, он не мог ходить, но этого не требовалось, потому что уже через пару минут ощущение легкости передавалось всему телу и, не делая никаких движений, он открывал дверь в мир спокойствия с яркими видениями. Он снова охотился с отцом на разных зверей, часто даже выдуманных, они ловили самую большую рыбу, и не было в мире никакой войны и смерти.

Когда действие заканчивалось, Джонатан засыпал, покидая один мир и приходя в другой, где могли быть и кошмары, и светлые видения, но он тоже был нереальным. Там тоже было по-своему неплохо. Вот только всякий раз приходилось просыпаться и идти на работу.

К вечеру начиналась ломка. Ноги подкашивались, безумно хотелось пить, тело плохо слушалось, скакала температура, нападала то жажда деятельности, то совершеннейшая апатия. Но хуже этого было чувство потери того прекрасного и по-настоящему волшебного мира, который возвращал ему отца. Впрочем, Джо быстро понял, что нужно лишь купить дозу у Серткиса и растягивать флакон на два раза. Так бы он и угас за пару лет, однажды мягко провалившись в свой мир счастья и не вернувшись оттуда. Так бы и было.

Если бы однажды Серткис не отказался продать ему дозу.

- Почему? - тупо спросил Олдридж, сфокусировавшись на нем.

Упрямо поджав красивые губы, Серткис покачал головой.

- Прости, Джо, но я не могу. Меня в Аврорат вызывали, а я и так слово нарушил. Не хочу обратно в камеру, понимаешь? Чувствую себя и без того паршиво.

- Просто продай все, что есть, я найду другого, - попытался выйти из ситуации Джонатан.

- Да нет у меня дозы! Я завязываю с этим делом! - взвился Серткис и попытался выставить его за дверь.

Не тут-то было. Для Джима Серткиса это были просто деньги, от которых придется отказаться, хотя бы на время. Но для Джонатана Олдриджа это был билет в мир, где нет боли, нет смерти, нет ничего плохого, только вечный лес и вечная охота, свой собственный уголок счастья, единственный, оставшийся в этой жизни.

Он забыл, что умеет ТАК злиться. Злость была как тогда, в детстве, когда вихрь стихийной магии снес мебель в комнате и сломил маму. Дверь попросту отлетела к косяку, а самого Серткиса отбросило к стене.

- Ты что делаешь?! - воскликнул он, - Экспеллиармус!

- Легилименс! - опережая его, завопил что есть силы Джо.

Откуда он знал это заклинание, он не помнил. Может быть, из школы. Может, говорил когда-то отец. Одна мысль билась в голове: он прячет, прячет зелье, но нужно посмотреть, нужно узнать, где он его хранит!

Только вместо вожделенного зеленого флакона с личным раем он увидел отца.

Точнее нет, не так. Не совсем отца. Кое-что, совсем кое-что. Отрывки. Арабская речь, да, как отец рассказывал. Серые стены - камеры Аврората. Грязные окровавленные лица. «Если не выдадите четверых наших - будем убивать». Взмах сабли - чья-то голова. Еще одна. Еще. Ужас на измученном лице отца. Посмертный. А еще - другие лица тех, кого он видел. Какие-то люди из Министерства, смутные и неясные. Но главное - одно знакомое. Очень редко, но виденное между делом.

Лицо главы ОВС Драко Малфоя.

Мир перевернулся за секунду. Поменял свой смысл и свою цель. Если раньше он был просто внешним неприятным миром, то теперь он превратился в филиал ада. Джонатан огляделся, и ему показалось, что вокруг горит вечный огонь. Что вокруг - предательство и ложь. Что справедливости нет. Их предали. Отца предали. Его самого - предали и продали.

И кто? Бывший Пожиратель Смерти! Прихвостень Того-Кого-Давно-Убили! Драко Малфой!

Тем временем, Серткис начал приходить в себя после вторжения в воспоминания. Трясущейся рукой Джонатан вывел формулу забвения, затер, как ему показалось, сегодняшний день, спешно вырубил Джима и сделал так, будто ничего и не было. В голове метались от слова к слову мысли.

А на следующий день он услышал шепотки и сплетни про шумную ссору глав двух отделов. Умный ход, - хвалил он себя, - Если ты знаешь, что кто-то виновен, не найти лучшего мстителя, чем враг виновного.

Он написал Гарри Поттеру. У него тряслись руки и вертелись в голове обрывки старых статей и фотографий. Джо ведь даже видел Героя время от времени, когда выныривал из задумчивости и забегал в Аврорат по службе. Он верил, что кто-кто, а Главный Аврор свое дело знает и в два счета покажет всему волшебному миру, кого они пригрели на груди.

Терпения у Джонатана не оставалось. Он время от времени совался к Серткису за дозой - и получал, ведь тот ничего не помнил. В волшебном сне отец хвалил его за находчивость, призывал к справедливости.

Но отчего-то Гарри Поттер не отправил Малфоя в Азкабан.

Конечно, Гарри Поттер всегда был воплощением справедливости, но, возможно, и ему нужна была помощь. Он ее получит, конечно, получит, - думал Олдридж, пропихивая через знакомых почти однострочную заметку в «Пророк». Виновные будут наказаны. Малфой будет гнить в Азкабане до конца своих дней. Министр Шеклболт уж точно даст все нужные санкции и поручения.

Он ждал, полностью довольный собой. Но через пару дней мир вспыхнул с новой силой, показав, что ад только начался.

Из отдела в отдел перемещались «летучки», но иногда требовалось занести вещи, и курирующие отделы «погодники» были как нельзя кстати. Иногда его даже просили купить что-нибудь в Косом переулке, если очень срочно. Почему нет? Пусть даже это банальный сэндвич или просьба сделать заказ в таком-то кафе.

Он остановился, как вкопанный. В голове черти завели похоронную под смех Дьявола. Мир был неправильным, ненастоящим, черным, как одеяние смерти.

Гарри Поттер держал за руки Драко Малфоя. Гарри Поттер что-то горячо говорил Драко Малфою. В его глазах не было ненависти. Ни капли.

Олдридж рванул из кафе, как намучившийся грешник из ада. Он вряд ли что-то соображал. И как протянул на работе еще три часа - неизвестно. Он мало что помнил.

Он ненавидел их всех! Всех тех, кто придумал чертову войну и отправил на нее отца. Волшебники! Настоящие волшебники не должны быть как глупые магглы, не должны, просто не должны! Он ненавидел Министра, которого так уважал его отец, ненавидел Гарри Поттера, оказавшегося вовсе не Героем, но больше всех он ненавидел Драко Малфоя, не выдавшего каких-то гребаных четверых в обмен на его отца и еще восемь других офицеров.