Бабушка - Страница 14

– Ах, матушка, я бы пошла за него, если б даже у меня стало две свекрови! — отвечала Викторка.

– Вот и хорошо, что вы так любите друг друга.

– Да не в том дело, матушка; я бы любому честному парню сразу слово дала.

– Ну что ты говоришь!... Ведь к тебе уже многие сватались, и ни за кого ты не хотела идти.

– Не ходил тогда за мной этот солдат со злыми глазами, — шептала Викторка.

– Да ты в уме ли? Что ты толкуешь о солдате, что тебе до него, пускай себе ходит куда хочет, брось о нем думать ... Из дому он тебя выживает, что ли? . . .

– Выживает, матушка, выживает! . . . Мучаюсь я, извелась вся, нет мне ни покою, ни отдыху, — заплакала девушка.

– А зачем ты мне досель ничего не сказывала? Я б свела тебя к нашей кузнечихе, она в таких делах хорошо помогает. Ну, успокойся, завтра же сходим к ней, — утешила мать дочку.

На другой день отправились они к старой кузнечихе. Знала она, как говорили, много такого, что от других было скрыто.

Потеряется ли что, корова ли не дает молока, или кто кого сглазит — кузнечиха во всем поможет, все разгадает. Рассказала ей Викторка чистосердечно, что с нею случилось.

– И ты с ним слова не промолвила? — пытала ее кузнечиха.

– Ни единого словечка.

– А он ничего съестного не давал тебе, не пересылал ли через солдат яблоко или пряник?

– Ничего, кумушка, ничегошеньки! ... Да ведь ни один солдат с ним и не водится, очень уж он важничает, видать, сроду такой нелюдим; так и в деревне у нас говорили.

– Это упырь, — заявила кузнечиха. — Но ты ничего не бойся, Викторка; помогу тебе, еще не поздно. Завтра принесу я кое-что, и ты эту вещь держи завсегда при себе. Утром, как пойти тебе из горницы, никогда не забывай окропить себя святой водой и сказать: «С нами бог, сгинь-пропади, нечистая сила!» Когда пойдешь по полю, не смотри ни назад, ни по сторонам, а если солдат заговорит с тобой, не гляди на него, хоть бы пел он тебе самые сладкие речи. Он и голосом может околдовать — так ты затыкай уши от греха! Запомни мои слова. Ежели через несколько дней тебе не полегчает, придется другое средство попытать: придешь ко мне снова.

Викторка ушла домой обрадованная, в надежде что станет теперь у нее на душе легко и весело, как бывало прежде. На другой день кузнечиха принесла ей какой-то предмет, зашитый в красный лоскутик, и сама повесила Викторке не шею, строго-настрого наказав не снимать и никому не показывать. Вечером, когда Викторка косила траву, она заметила, что неподалеку у дерева кто-то стоит, и почувствовала, как кровь прилила к лицу, но совладала с собой и ни разу не оглянулась. Окончив работу, она так быстро побежала домой, будто земля под ней горела. Минуло три дня, настало воскресенье. Мать пекла пироги, отец пошел приглашать на обед учителя и соседей, по всей деревне кумушки шушукались: «У Микши нынче сговор! . . .»

После полудня явились к Микше трое сельчан в праздничных кафтанах; у двоих на рукавах были приколоты веточки розмарина. Хозяин встретил гостей на пороге, а все домашние, стоя на крыльце, приветствовали их словами:

– Пошли вам боже счастья!

– Вашими устами да мед бы пить! — отвечал сват за отца и сына.

Жених переступил порог последним. С улицы доносились женские голоса: «А славный парень этот Тоник, глядите, как голову держит — олень, да и только, а какая красивая ветка розмарина у него на рукаве! Где это он ее купил? . . .» Мужские голоса отвечали: «Чтож ему не гордиться, ведь он уводит из деревни самую красивую девушку, лучшую плясунью, добрую хозяйку, да к тому же с хорошим приданым ... И впрямь ему повезло!...»

Так думали на селе многие отцы и матери и сердились на Викторку. Почему она чужака выбрала, почему ей не приглянулся никто из своих? Удивлялись, куда она так торопится: что это за каприз такой ... В общем, судили да рядили, как всегда водится в таких случаях.

Вечером был сговор. Учитель составил брачный контракт, свидетели и родители поставили под ним три крестика вместо имен, которые пришлось приписать учителю: Викторка пожала Тонику руку и обещала через три недели стать его женой. На другой день пришли подружки пожелать ей счастья, а когда она вышла на площадь, все ее стали поздравлять: «Пусть бог пошлет невесте всего доброго в жизни!» Заметили только, что когда молодежь закричала хором: «Скучно тебе будет без нас, Викторка! Зачем тебе понадобилось уходить?!» — слезы выступили у нее на глазах.

Несколько дней Викторка оставалась веселой; если нужно было выйти за околицу, шла без страха, который не оставлял ее раньше, пока не носила она на груди кузнечихину ладанку и не была сговорена. Ей казалось, что бояться теперь нечего, и девушка благодарила за то бога и куму, давшую такой хороший совет. Но радость ее была непродолжительна.

Однажды под вечер сидели они с женихом в саду. Беседовали о будущем своем хозяйстве, о свадьбе. Вдруг Викторка замолчала, устремила взгляд на кусты, и руки ее задрожали.

– Что с тобой? — с удивлением спросил жених.

– Посмотри вон на те ветки напротив нас, ты ничего там не видишь? ... — прошептала Викторка.

Парень всмотрелся и сказал:

– Нет, ничего не вижу. А что там такое?

– Мне показалось, что смотрит на нас черный солдат, — шепнула невеста еще тише.

– Ну, погоди! Я положу этому конец! — вскрикнул Тоник и бросился к кусту; но напрасно, там никого не нашел.

– Я ему спуску не дам! Пусть только попробует на тебя заглядываться, узнает, с кем имеет дело! — сердился Тоник.

– Не затевай с ним ссоры, Антонин, прошу тебя. Знаешь ведь, он солдат. Отец сам ходил к ним на Червеную гору; он дорого бы дал, если бы тамошний офицер убрал черного солдата из нашего села ... Но тот сказал, что не может этого сделать, если б даже захотел. А что, мол, солдат смотрит на девушку, в том еще никакой вины нет. Отец там слышал, будто этот егерь из очень богатого рода; он по своей охоте записался на военную службу и может бросить ее, когда захочет. Заспоришь с таким — тебе же плохо придется.

Так сказала Викторка Тонику, и он обещал оставить солдата в покое.

Но на Викторку с того вечера опять нашло тяжелое раздумье; как бы крепко ни прижимала она ладанку к сердцу, оно не переставало беспокойно биться, когда глядели на нее недобрые глаза. Викторка снова пошла к кузнечихе за советом:

– Уж и не знаю, верно, это наказанье божье; нисколечко не помогает мне то, что вы дали, а я ведь все исполнила в точности, — жаловалась Викторка.

– Постой, девка, потерпи, я ему покажу, будь это хоть сам антихрист! Нужно только добыть две его вещи. Покуда я их не достану, сторонись его как можешь. Молись ангелу-хранителю, и за души в чистилище тоже молись, за которые никто не молится. Если какую выручишь, она будет твоей заступницей перед богом.

– То-то и беда, кумушка, что я уж и молиться спокойно не могу, — плакала девушка.

– Вот видишь, девка: долго тянула, тебя нечистая сила и одолела. Ну, даст бог, мы этого дьявола переборем.

Викторка, собрав все свои силы, горячо молилась, а когда мысли начинали разбегаться, вспоминала о страданиях Христа, о деве Марии. Ох, только бы отступила от нее злая сила.

Так боролась она с собой день и два: на третий день собралась Викторка на дальний край отцовского поля за клевером: работнику наказала приехать за ней поскорее — накосить травы недолго! ... На поле-то она шла легко, прыгала, словно козочка, люди останавливались, любуясь ею, уж такая она была ладная .. . Туда-то она ушла сама, а домой привез ее слуга на телеге с зеленым клевером, бледную, пораненную. Нога ее была перевязана белым тонким платком: пришлось нести девушку в дом на руках.

– Матерь божья, святогорская! — вскричала мать. — Что с тобой, дитя мое, приключилось?!

– Занозила я глубоко ногу терновником, дурно мне стало . .. Отнесите меня в комнату, я лягу ... — попросила Викторка.