Бабочка на шпильке - Страница 11

В квартире, как любила выражаться моя мама, хоть топор вешай, дымно и шумно. Компания бывших туристов отмечала окончание похода. Олег сидел в обнимку с какой-то кудрявой брюнеткой. Колька в его неизменной тельняшке рвал струны. «Скованные одной цепью», – цедил он сквозь зубы. Бывшие туристы подвывали, и никто не заметил, как я вошла. Даже Олег не приподнял голову и бровью не повел в мою сторону. Вот тогда мне надо было развернуться и громко хлопнуть за собой дверью. Но все зимние каникулы я страшно скучала по Олежке и даже представить себе не могла, что могу сама добровольно покинуть его.

Затолкав подальше свою обиду, я поставила сумки на пол и прошла на кухню. Раковина была полна грязных тарелок. Олег терпеть не мог мыть посуду и копил ее до тех пор, пока есть становилось не из чего. Поэтому посуду обычно мыла я. Впрочем, готовила еду тоже. Олег умел варить только пельмени и суп из пакетов.

Засучив рукава, я надела фартук и перемыла всю посуду. Закипел чайник. Я заварила чай, поставила чистые чашки на поднос и внесла в комнату, где дергал струны уже Олег. Недавно обнимавшаяся с ним девица стояла у окна и курила в форточку.

– Чай готов, – бодрым голосом произнесла я, старательно отворачиваясь от открытой форточки и девицы с ее мерзко воняющей сигаретой.

– О-о-о, класс! – вздохнула дружно вся компания.

– Привет, Ленусик. Откуда это столь чудное видение? Как ты? – поднял голову Олег.

– Нормально. Вот кекс купила, ты любишь, – как можно нежнее сказала я. – Давайте попьем чайку. Садитесь, ребята, – сделала я широкий жест в сторону Кольки.

Все расселись около стола, выпили по чашке чая и как-то тихо удалились. Мы с Олежкой остались одни.

И опять понеслось… Такой ночи у нас еще не было. Как будто нас сто лет держали в заточении, а тут выпустили на волю. Чего мы только не вытворяли! Индусы с их «Кама-сутрой» отдыхают.

Наутро мы с Олежкой никуда не пошли. Не размыкая объятий, весь день пролежали в постели. Это был самый счастливый день в моей жизни. На улице серая зимняя хмарь, в комнате прохладно, а мы лежим под одеялом, и нам совершенно индифферентно, что там за окном и во всем остальном мире. Похоже, тогда я осознала, что, действительно, люблю Олега. И я потерялась в своей любви.

Казалось, я перестала существовать как отдельная, обособленная личность и стала частью любимого человека. Меня мало что интересовало, если это не касалось Олежки. По инерции я ходила в университет, но писать для газеты бросила, студенческая жизнь меня волновала лишь в той степени, в какой она ему была интересна. Олежка участвовал в студенческой весне – я ходила на его выступления, он покупал билеты в кино или на концерт – мы шли вместе. Как-то большой компанией мы решили поболеть за нашу университетскую команду самбистов. Мой бывший воздыхатель Фарид занял второе место. Мы здорово за него болели, но все равно Фарид последний бой проиграл.

Наорались мы, натопались, я даже голос сорвала. Олег тогда спросил, правда ли, что Фарид Казимов был моим парнем, я ответила – нет не правда, мол, Фарид хотел со мной близости, а я никого к себе не приближала, ждала его, Олежку, единственного и неповторимого… самого, самого… Алка аж поперхнулась от моих слов. Потом, когда парни пошли за пивом, сделала мне выговор. «Мужики, что звери, – сказала она раздраженно, – им спину только подставь, вмиг разорвут. Нельзя показывать слабость, нельзя давать повода думать, что сдалась со всеми потрохами».

Алку я слушала в пол-уха. Мне совсем не нравились их с Лешкой взаимоотношения. Они вечно ссорились. Алка любила капризничать, то не могу, другое… Она хоть и небольшого роста была, но сильная. Как-то раз одна из дома такие баулы приволокла, я даже и приподнять их не смогла. Когда ремонт в общаге делали, Алка прекрасно знала, куда и как обои клеить, вместе мебель двигали. А перед Лешкой: ручки маленькие, пальчики тоненькие… Дюймовочка нашлась.

У нас с Олежкой все по-другому было. Честно говоря, я старалась избегать конфликтов, ссоры надолго выводили меня из состояния равновесия. А манипулировать любимым человеком, вообще считаю подлостью. В конечном итоге, влипла я в свою любовь, как мушка в патоку. Как такое могло случиться, до сих пор не пойму. Я стойко терпела патологическую бытовую лень Олега (не знаю, как в походе, дома он ничего не умел делать: ни пол помыть, ни белье постирать, и если б я сама не меняла постельное белье, как мне кажется, целый год спал бы на одной простыне). Я привыкла к компаниям, которые регулярно собирались у нас, и даже считала это интересным. Как же! Песни поют, стихи читают, философствуют. Девицы постоянно вились вокруг Олежки, как мошкара перед дождем, но все (в том числе и носатая брюнетка) принимали мое превосходство. Мне даже импонировало, что у него так много поклонниц, а выбирает Олег меня. И я знала почему.

2

После летней сессии я все же пошла вместе с Олежкой в поход. Сплавлялись мы по тихой речке, которая пересекает всю нашу область с севера на юг (или, наоборот, с юга на север?). Сначала мне вроде бы понравилось. Утром из палатки выскользнешь – от реки туман; солнце чуть выше – воздух, словно хрусталь, чист и прозрачен. Природа вокруг величественная, молчаливая, любой звук человеческого голоса кажется лишним. От полноты чувств хочется обнять весь мир.

Колька взял с собой первокурсницу из педколледжа. Будущая воспитательница детского сада словно приклеилась ко мне и трещала без умолку. На катамаране я с трудом нашла место для уединения. В конечном итоге, когда первокурсница свалилась в воду, меня же и обвинили, что я не приглядела за новичком. Как будто, я на сплаве не в первый раз!

Ближе к вечеру причалили – кинулись, а первокурсницы нет. Все ко мне, где да где? – а я откуда знаю! Не я приглашала, не мне и отвечать. Трухнули все тогда здорово. Но девчонка в рубашке родилась. Когда начало смеркаться, рядом с нашей стоянкой еще несколько лодок встали на причал. С той компанией приплыла к нам несостоявшаяся утопленница. Крепко все тогда на радостях напились. Раньше я водку даже не пробовала, но в тот вечер и я изрядно набралась. Утром просыпаюсь – хоть под гильотину кидайся. Тошнит, живот крутит… Если алкоголики каждый раз так с похмелья мучаются – не позавидуешь.

Хорошая погода простояла недолго. На третий день сплава на нас обрушился ливень. Думали, прольет – и опять будет солнце, но зарядило не на шутку. А я даже подходящей одежды не взяла, ведь жарко было. Ни сапог, ни теплой куртки. Только кеды да ветровка. Простыла, кашлять начала. На ближайшей станции в электричку меня запихнули, а компания снова двинулась дальше.

Как только я легла на вагонную деревянной лавку – рюкзак под голову, на плечах ветровка, один дурак стал приставать: мол, разлеглась, другим некуда деться. Пришлось сесть, а голова, как чугун, тошнит, вот-вот в обморок свалюсь. Пришлось в другой вагон перебираться. Там окно разбито, не так душно и народу поменьше. Но пока доехала меня сквозняком, видимо, совсем доконало. Повезло мне, что на вокзале Фарид оказался, он куда-то на соревнования с командой уезжал. У меня к тому времени температура, наверное, под сорок поднялась, из тела будто скелет вынули, ноги с трудом передвигаю, а с собой еще дорожная сумка.

Посадил Фарид меня с вещами в машину (вероятно, у тренера выпросил) – и прямиком к дому, там меня с рук на руки родителям передал, и опять скрылся. Я даже ничего толком не поняла, так мне плохо было. Наверное, все же от температуры сознание теряла.

Проболела я тогда долго, всю меня отец иголками истыкал – двустороннюю пневмонию диагностировали. Июль я провела с родителями, в августе мы с Олежкой планировали к черноморскому побережье двинуть. Вернулась я домой третьего августа, зашла в квартиру, там записка: «Устроился в студотряд на сбор урожая». Обида прожгла меня насквозь – мало того, что одну больную посадил на электричку, ни разу не поинтересовался моим здоровьем и, в конце концов, укатил куда-то без меня. Наверняка с какой-нибудь воздыхательницей, догадалась я. Когда любишь, всегда знаешь, когда появляется соперница