Бабочка - Страница 100

Господи, прости меня за то, что я не умею молиться, но загляни в меня и ты увидишь, что нет слов для выражения моей благодарности. В трудной борьбе мне удалось одолеть ад, в который швырнули меня люди. Это было непросто, и ты, наверное, стоял рядом со мной, раз мне удалось преодолеть все препятствия и дожить до этого благословенного дня. Что могу я сделать для того, чтобы доказать свою благодарность за твои добрые дела?

«Отказаться от мести!»

Слышал ли я на самом деле эти слова, или мне только показалось, что слышал? Не знаю, но они поразили меня.

О, нет! Только не это! Этого не проси. Я не могу отказаться от мести людям, которые причинили мне столько страданий. Разве могу я простить полицейских или лжесвидетеля Полина? Отказаться от удовольствия вырвать язык бесчеловечному обвинителю? Это невозможно. Ты требуешь от меня слишком многого. Нет, нет! Мне жаль, но от мести я отказаться не могу.

Я выхожу, и все трое подходят ко мне. Они смотрят на меня, и их лица светятся радостью.

— Ты не принес из деревни бутылку вина, чтобы отпраздновать твое освобождение?

— Простите меня, я был так взволнован, что даже не подумал об этом. Простите меня за мою забывчивость.

— Нет, мы не простим тебя, я приготовлю хороший кофе для всех, — говорит Тото.

— Ты счастлив, Пэпи, наконец-то, после стольких лет борьбы, ты на свободе. Мы радуемся вместе с тобой.

— Надеюсь, скоро придет и ваш черед.

— Это точно, — говорит Тото. — Капитан сказал мне, что каждые пятнадцать дней будут отпускать по одному из нас. Что ты будешь делать после освобождения?

Я поколебался секунду-другую, опасаясь быть высмеянным, но все же сказал:

— Что буду делать? Это несложно: начну работать и не буду нарушать законы.

Вместо насмешливого ответа я, к своему удивлению, слышу:

— Мы тоже решили стать честными людьми. Ты прав, Пэпи, это будет нелегко, но не стоит жалеть усилий ради венесуэльцев, которые отнеслись к нам так сердечно.

Я не верю своим ушам. Тото, мальчик из преступного мира Бастилии; Антартаглия, который большую часть своей длинной жизни провел, копаясь в чужих карманах; Депланк, профессиональный сутенер! Это удивительно и замечательно!

Большинство французов не понимает, что человек с нашим прошлым может снова стать хорошим человеком, и в этом заключается основное различие между нашим народом и венесуэльцами. Бедный рыбак из Ирапы объяснил бы судье, что человек не бывает безнадежен, что ему всегда надо дать шанс стать на путь истины. К сожалению, многим нашим соплеменникам недостает человеколюбивой философии невежественных рыбаков из залива Пария.

Мой ученик, который месяц назад успешно сдал вступительные экзамены в офицерскую школу, подарил мне костюм, и благодаря ему, Франциско Болоньо, командиру национальной гвардии, хорошему парню и отцу семейства, я выйду за ворота лагеря нормальным человеком.

Этот офицер удостоил меня своей дружбы на протяжении двадцати пяти лет. Это самый честный, благородный и возвышенный человек, которого я когда-либо знал. Никогда, несмотря на свой высокий пост, он не прерывал дружбы со мной и не отказывал мне в помощи.

Да, я сделаю невозможное, чтобы стать честным человеком. Беда в том, что я никогда не работал и ничего не умею делать. Придется выучиться специальности, чтобы зарабатывать себе на хлеб. Это нелегко, но я устроюсь. Завтра буду таким же человеком, как и все. Ты проиграл, обвинитель: я сошел с тропы разложения.

Я ворочаюсь в своем гамаке и никак не могу уснуть в последнюю ночь моей одиссеи.

Я ясно представляю себе место, к которому завтра направлюсь и на котором сделаю первые шаги.

Мне уже тридцать семь лет, я все еще ощущаю себя молодым и крепким. Тропа разложения не оставила во мне следов, и это только потому, я думаю, что душою я никогда не принадлежал ей.

Мне придется заботиться не только о себе, но и о Пиколино. Не нарушу обещания, данного начальнику, и оставлю этого несчастного только после того, как найду для него место в больнице.

Стоит ли сообщать отцу, что я свободен? Он много лет ничего обо мне не слышал. Где он? Единственным известием, которое он обо мне получил, было сообщение о моем побеге.

Нет, мне не стоит торопиться. Я не имею права бередить рану, которая, возможно, зарубцевалась с годами. Напишу ему после того, как с чистой совестью смогу сказать: «Дорогой отец, твой сын свободен, он стал хорошим и честным человеком. Он живет так-то и так-то. Ты не должен больше ходить с поникшей головой из-за него. Я тебя люблю и вечно буду уважать».

Идет война, и кто знает, заняли ли боши нашу деревню? Ардеш не самое важное место во Франции. Оккупация ведь не полная. Что могли они там найти, кроме дворцов? Да, я напишу, вернее, — попытаюсь написать своей семье только после того, как устроюсь и стану достойным человеком.

Куда я пойду теперь? Поселюсь в деревне Эль-Кальяо, и проживу здесь первый год. Чем буду заниматься? Кто знает! Утро вечера мудренее. Если придется обрабатывать землю, чтобы добыть кусок хлеба, буду это делать, и все. Мне надо учиться быть свободным человеком, а это не так просто. Тринадцать лет, если не считать нескольких месяцев в Джорджтауне, мне не приходилось работать.

7 часов утра. Светит тропическое солнце, на синем небе ни единого облачка, птицы радостно щебечут. Мои друзья собираются у входа в сад. Пиколино в гражданской одежде, чисто выбрит. Все: природа, звери и люди — дышат радостью и празднуют мое освобождение.

Рядом с моими друзьями стоит лейтенант — он проводит нас до Эль-Дорадо.

— Обними нас и иди, — говорит Тото.

— Прощайте, дорогие друзья, если будете в Эль-Кальяо, разыщите меня. Мой дом будет и вашим домом.

— Прощай, Пэпи, удачи тебе!

— Вот документы, Пиколино. Удачи тебе, француз. С этого момента ты свободен. Адиос.

«С этого момента ты свободен». Мы быстро идем по дороге вдоль реки. У нас на двоих всего один маленький узелок, в котором три рубашки и пара брюк. На мне красивый синий костюм, белая рубашка и синий галстук.

Можете себе представить, что начать новую жизнь — это не пуговицу пришить. Сегодня, спустя двадцать пять лет, я женат, отец дочери, живу счастливой жизнью в Каракасе и являюсь гражданином Венесуэлы. Это пришло ко мне после многочисленных приключений, успехов и неудач, но успехов и неудач человека свободного и честного. Может быть, я расскажу когда-нибудь и об этом, и о многом другом, чему не хватило места в этой книге.