Азеф - Страница 40

Савинков провел обеими руками по лицу, сверху вниз, словно умылся.

– Да что ж рассказывать, – протянул он. Толстое, словно налитое желтым воском лицо Азефа ласково улыбалось вывороченными, липкими губами.

– Ты уж, Боря, не ленись, – мягко прогнусавил он. Колыхая серебряным подносом с затуманившимися, охолоделыми рюмками и с дымящимися почками в мадере, подбежал лакей.

– Я сам, – остановил раскладывавшего по тарелкам лакея Савинков. Лакей отбежал. Савинков стал раскладывать.

– Как «поэт» себя держал, был спокоен?

– Совершенно. Ты знаешь, – Савинков задержал графин с водкой в руке, глядя на Азефа. – Таких как «поэт» у нас нет и не было в Б. О. Если б таких было больше, можно б было перебить в две недели весь царствующий дом.

Азеф ухмыльнулся: – Преувеличиваешь, а Егор?

– Егор тоже.

Азеф уже ел почки, часто вытирая салфеткой испачканные в соусе усы.

– А Дора волновалась поди, сама хотела, а ? где она?

– Сейчас в Питере. Конечно волновалась, – и, чуть улыбаясь, Савинков рассказал про истерику на извозчике, после убийства. Азеф захохотал. Дальние гости оглянулись. Азеф на них не смотрел.

– Женщины всегда женщины. Кишка тонка, – сказал он.

Лакей подошел, стал убирать испачканную посуду, судки, рюмки.

Савинков рассказывал о делах. О Петербурге, о покушениях, о том, что он узнал от Швейцера, о Леонтьевой, о Барыкове, Ивановской, о боевой группе в Москве, Азеф за едой, словно и не слушал. Задавал вопросы изредка. Ему нужен был эквивалент. Он его искал. И за ужином Азеф выяснял, что отдать полиции взамен отданного партии Сергея. В математически точном мозгу за прозрачным «Либфрауенмильх», которое оба пили небольшими, холодноватыми глотками, у Азефа создалась отчетливая картина, кого безопасно отдать Ратаеву. Когда всё стало ясно, он развалился в кресле, приятно вытянув ноги под столом, и, расправляя складки на жилете, гнусаво сказал:

– Да, брат, дела вообще в шляпе.

– Как будто.

– И даже не как будто.

Теперь Азеф переходил уже к другому.

– Слыхал, ты кооптирован в ЦК? – улыбнулся он толстогубой улыбкой. – Это я настоял. Чернов был против.

– Ах, так? Рыболов был против? – ухмыльнулся Савинков, вспоминая рыжую неприятную ему фигуру теоретика.

– Ерунда, – махнул Азеф. – У Виктора есть странности. Я не об этом. Ты приходи обязательно на первое заседание. Интересный вопрос. Помнишь, я говорил тебе в Петербурге, – прищурил Азеф темные маслины глаз, лицо стало лукавым, – если нам удастся кончить с Плеве, то будут деньги, а если прибавить Сергея, то и вовсе.

– Ну?

– Ну вот. Поступило предложение от члена финской партии активного сопротивления Кони Циллиакуса, через него на террор хотят дать большие деньги. Я проверял: – верно, дают.

– И много?

– Хватит.

– Кто?

– Не то американцы, не то японцы, вообще недурно.

– Между американцами и японцами есть разница.

– То есть? – насупился Азеф.

– Японцы в данный момент на войне бьют русский народ. Если они дают деньги, то наверное не из-за симпатии к русской революции, а чтоб облегчить избиение русского народа на фронте ударами с тылу.

Азеф потемнел, оттопырив влажные губы.

– И что же? При чем тут «симпатии»? Нам нужны деньги? Мы их берем. А кто дает, не всё ли равно?

– Японцы, неудобно. Пойдет крик. Мы можем быть скомпрометированы, от нас отвернется всё общество.

– Общество? – Азеф повернулся и плюнул в плевательницу, пустив длинную слюну. – Общество? Нужны деньги, мы их возьмем. Если сделаем дело, общество и прочая сволочь, само побежит за нами. А если ничего не сделаем, нас же затопчут. Без денег, что ты сделаешь? Ты убил бы Сергея без денег? Ведь я тебе деньги давал. Почем ты знаешь откуда они? Да ты плечами не пожимай! – проговорил бешено Азеф, – это важный вопрос. Я настоял на твоей кооптации в ЦК. Нам надо это дело провести, могут быть возражения. Деньги дают Б. О., а не ЦК, и их надо взять во что бы то ни стало, – рокотал Азеф, низко наклонясь над столом. – Не понимаешь? Ведь деньги на террор, стало быть, я и ты держим ЦК и всю партию в руках.

Савинков улыбнулся вывороченным губам Азефа. Не оттого, что Азеф взволнован, даже хрипит. А оттого, что действительно, с чего он вздумал разводить эти сахарные теории? Ведь на самом деле, не всё ли равно от кого? Неужто он вдруг «пожалел, видите ли» каких-то там вшивых солдат, которых как баранов запарывает царь, гоняя то под японские шимозы, то на усмирение крестьянских бунтов.

Азеф понял его длительную улыбку.

– Ну? – прогнусавил он. – Брать иль не брать? – и в улыбке растянул толстые губы.

– Брать, Иван, всё брать. Азеф засмеялся.

– Эх, ваше сиятельство, людей убиваете, а всё в белых перчатках ходить хотите, верно Гоц тебя скрипкой Страдивариуса зовет. Всё рефлексии, вопросики, декаденщина всякая, как это – «о, закрой свои бледные ноги!» – и Азеф залился долгим гнусавым хохотом.

Передав Ратаеву телеграфно о боевиках в Москве, Азеф, после смерти Швейцера, решил петербургских пока оставить. Утром, идя к Чернову, пощупать как мыслит теоретик относительно не то американских, не то японских денег, Азеф сдал тяжеловесное заказное Ратаеву об общепартийных мелочах: – «Наконец то я выбрался вам написать. Дело в том, что не хотелось писать, пока не нащупаешь чего-нибудь существенного. От Чернова я только что узнал, что теперь государь на очереди. Его слова, что Россия не прекратит войны до тех пор, пока жив еще один солдат и в казне имеется один рубль, сделают государя очень непопулярным в России и Европе и покушение, вероятно, будет встречено также сочувственно, как и Плеве. Письмо, мне кажется, из Бадена писано Селюк. Содержание его вами понято правильно. Что касается ряда имен, о которых мне приходилось с вами говорить, то удалось выяснить следующее: Еремей – это Ст. Ник. Слетов. Наталья – Мария Селюк, в Киеве известна под именем Натальи Игнатьевны. Веньямин живет заграницей с прошлого года, пишет в «Р. Р.» изредка на рев. темы, его перу принадлежит статья в № 44 «Р. Р.» – «Без адреса» за подписью «быв. социал-демократ», постоянно, говорят, живет во Фрейбурге, без сомнения террорист, ездивший в Россию, предполагаю, по делам террора. Веньямина здесь теперь уже нет. Я его не застал. Считают его очень талантливым. Павел Иванович молодой человек, черные усы, 28 лет, недавно приехал из Питера. Видал его несколько раз. Трудно ориентироваться в его роли, но во всяком случае шишка. С Пав. Ив. (данные вами приметы Савинкова не совсем подходят к нему – для установления пришлите карточку) я стараюсь сблизиться. Тоже с кн. Хилковым, хотя последний, обладая аристократическим воспитанием, нелегко поддается сближению. Вежлив и только. Удалось мне открыть здесь Кудрявцева. Он в Женеве живет под фамилией Мешковского. Высокого роста, бородка светлая, в очках, одет с претензиями на Чайльд-Гарольда, в плаще, с черным, широким бантом. Ева послана в Одессу для работы в типографии, неважная особа и мало опасная, нелегальная хотя. Маша – не знаю кто, только не Тумаркина, которая живет с Авксентьевым. О Леопольде ничего здесь не слышно и никто такого имени не упоминал. Деньги получаемые Минором от Гав. – это от Гавронского, который живет в Москве и женат на сестре Минора. Платит 100 рублей в месяц. Саша, – который пишет Вере Гоц, – это Саша-Ангел, транспортист. Деньги мы уславливались, что пришлете, как только получите мой адрес, который я и прислал, – другой адрес назначался для открыток. Во всяком случае деньги переводом через банк на Вольде, а чек заказным пришлите немедленно, пост рестант, так как сижу без денег. Пришлите мне расходных 500 рублей и жалованья за этот месяц 500.

Жму руку ваш Иван»

Успехи Б. О. слали в террор ежедневно десятки отважных членов партии, готовых умереть за революцию. Никогда не были так заняты Азеф и Савинков. Весь день не расставались. Везде их видели вместе. Непосвященные удивлялись: – что общего меж этим молодым человеком и тучным, черным, животно-громадным уродом? Посвященные знали, что связывает Павла Ивановича с Иваном Николаевичем. Кровь. Они сливались у партии в крепкую, однорукую силу.