Аввакум Захов против 07 - Страница 32

О боже, этот человек впервые в жизни опустил голову!

Мальчишка-слуга вынес из лифта его чемодан, а сам он пошел расплатиться к кассиру. Человек в белой куртке ждал его у стеклянной двери.

— Номер остается за мной еще на два дня, — тихо сказал Аввакум.

— Значит, вы вернетесь? Очень хорошо, — кассир закивал головой.

Тут, при выходе из вестибюля, Аввакума постигло первое несчастье. Уступая дорогу даме, которая шла прямо на него, пристально глядя ему в лицо, он круто повернулся на каблуках, не в силах оторвать глаз от ее лица. Блондинка была так хороша, так хороша!

Галантно уступить дорогу даме было вполне достойно мрамора «Эль Минзоха», но его транзистор, висевший на перекинутом через плечо длинном ремешке, при этом сильно застонал — от резкого поворота он стукнулся о мраморную колонну. Раздался глухой звук — транзистор был в кожаном футляре. Мрамор и не почувствовал этого удара, а вот сердце Аввакума сжалось так, словно накололось на что-то острое. Много ли нужно было хрупкому радиопередатчику? У Аввакума потемнело в глазах. «Эль Минзох» стал похож на гробницу.

— Пять минут давно истекли! — сказал человек в белой куртке. Он снова уставился на него свирепым взглядом.

— О, держу пари, что дама, с которой я только что разминулся, — итальянка, притом непременно из южной Италии, — вздохнув, сказал Аввакум. — А вы какого мнения на сей счет?

Человек в белой куртке сердито ответил, что у него на сей счет нет своего мнения.

Тот же день. В порту

Они подошли к причалу. Там их ждала черная шлюпка с тремя гребцами. Гребцы были в матросских тельняшках в белую и синюю полоску.

— Я капитан Франсуа, — сказал, обращаясь к Аввакуму, человек в белой куртке.

— Пауль Шеленберг, — представился Аввакум. — Профессор физики.

— Будьте любезны сесть в шлюпку, — сухо предложил Франсуа.

Солнце палило нещадно, а сонная вода сверкала бесчисленными осколками стекла.

Несколько ритмичных ударов веслами — и шлюпка сместилась вправо и понеслась в этом же направлении, держась подальше от стоящих на рейде судов. Сняв свою панаму, Франсуа с мрачной усмешкой протянул ее Аввакуму.

— Возьмите шляпу, господин профессор, и наденьте ее, пожалуйста, себе на голову, но так, чтобы она за крыла половину вашего лица. От этого вам будет двойная польза, уверяю вас: и глаза защитите от солнца, и мозг. Видите, как печет?

Франсуа, очевидно, хотел сказать: «Закройте, приятель, глаза, чтобы они поменьше видели!» Но столь почтенному пассажиру так не скажешь.

— Благодарю! — ответил Аввакум, со смиренным видом принимая шляпу. Франсуа раскрывал отношение к нему хозяев корабля — как же не поблагодарить его? Там ждали человека, который не должен знать ни местоположения корабля в порту, ни того, как он внешне выглядит. Дурной знак, но все-таки — знак!

За бортом мирно булькала вода.

Лодка сворачивала то вправо, то влево, описывала какие-то круги, восьмерки — быть может, шныряла между пароходами и парусниками, и все это только для того, чтобы он утратил способность ориентироваться.

Наконец гребцы подняли весла, шлюпка вошла в тень корабля, на палубе кто-то подал свистком сигнал.

Сняв панаму, Аввакум бросил ее на колени Франсуа. Его глазам открылись две плоскости — встающая над ним черная отвесная стена — корпус судна — и безбрежная синь океана, исчезающая в дымке на горизонте. Они подъехали к кораблю со стороны океана и находились в самой западной части залива.

Сверху спустили стальные тросы с крюками на концах. Крюки подхватили шлюпку и подняли ее на палубу ровно и тихо, словно в лифте.

На палубе стоял высокий тощий человек в белом форменном костюме и в белой, форменной же фуражке. Аввакум обратил внимание на его орлиный нос и синие глаза, сидевшие глубоко в орбитах. Лицо его вызвало воспоминание о зоологическом саде — да ведь этот тип похож на южноамериканского кондора!

— Роберт Смит, помощник капитана, — козырнул он без особого усердия; голос его звучал ровно, даже тихо.

Аввакум ответил кивком головы.

Под ногами блестели металлические плиты палубы. Справа и слева поднимались куда-то вверх металлические трапы с металлическими перилами, прямо в трех шагах от него была ослепительно белая стена, на фоне ее сверкала золотом бронзовая дверная ручка.

— Пожалуйста, прошу вас! — произнес Смит, показывая на бронзовую ручку.

Франсуа исчез — куда, когда? — Аввакум не заметил. Возле него стоял только один из матросов, он нес его чемодан. У матроса была коротко подстриженная бородка и волосы цвета сухой кукурузы.

— Прошу! — повторил Смит.

Аввакум нажал на ручку, и массивная железная дверь раскрылась как бы сама собой. Они вошли в узкий коридор, застланный плюшевой дорожкой. На потолке светились матовые полушария.

— Позвольте, — сказал Смит, проходя вперед. Он открыл дверь с золотистыми стеклами, обрамленную красной полоской. Они проследовали по какому-то тоннелю с гладкими белыми стенами, тоже застланному синими плюшевыми дорожками, со светящимися полушариями на потолке. Еще одна такая же дверь с красной рамкой и золотистым стеклом, а за нею — небольшой круглый салон со стенами темно-красного дерева. Круглый стол, мягкие стулья с высокими спинками, глубокие кресла — все наглухо прикреплено к полу.

И здесь с потолка светили матовые полушария.

Роберт Смит открыл еще одну дверь, за нею была спальня с круглым иллюминатором, глядящим в море. Спальня удивительно скромная: низкая кровать, столик, белый дощатый шкаф. И небольшая дверка — очевидно, в ванную.

— Это ваши апартаменты, — сказал Смит. Потом обратился к матросу, державшему в руке чемодан: — Эдмонд, ты можешь идти!

— Слушаюсь, — по-военному ответил Эдмонд.

Они остались вдвоем. Смит достал сигареты и протянул Аввакуму, заметив при этом:

— Неплохо, правда? Для такого танкера, как очень даже неплохо. Я бы сказал — роскошные апартаменты!

Он засмеялся. Когда Кондор смеялся, он казался не таким хищным.

— Танкера? — переспросил Аввакум.

Смит удивленно взглянул на него, потом, словно что-то вспомнив, поморщился и махнул рукой.

— Скорее танкер, чем яхта, — сказал он. — Это, конечно, не яхта, но каютка стоящая. До вас тут жил господин Ганс.

— Ганс? В висках у Аввакума застучали молоты. А вдруг этот Ганс заговорит с ним по-немецки?

— Не имею чести быть знакомым с господином Гансом, — заметил Аввакум. — Из какой части Германии этот человек?

— Этот Ганс такой же немец, как я француз, — рассмеялся Смит.

— И как ваш танкер — яхта! — вставил Аввакум. — Мне все ясно, господин Смит, благодарю.

Но в эту минуту вошел Франсуа.

— Может быть, и господин Франсуа такой же капитан корабля, как вы — француз, Ганс — немец, а танкер — яхта? — весело спросил Аввакум. В конце концов, он ведь профессор, почему бы ему не пошутить. Да и сама игра начала его увлекать.

Франсуа сделал вид, что не слышал шутки. Вместо панамы-пирожка сейчас на голове его была шикарная фуражка с двумя золотыми шнурами вокруг околыша. Эта шикарная, солидная фуражка странным, просто магическим образом до неузнаваемости изменила выражение его лица. Не было больше свирепого взгляда тореадора, из-под козырька спокойно смотрели строгие глаза настоящего капитана дальнего плавания. Своим свирепым корсиканским видом он, оказывается, был обязан проклятой панаме-пирожку.

Франсуа вынул из кармана кителя какой-то бланк.

— Господин Шеленберг, — сказал он, — будьте любезны заполнить этот формуляр. Это нечто вроде адресной карточки.

Аввакум ответил, что, раз существует такой порядок, он немедленно заполнит формуляр, но прежде предложил своим гостям сесть, добавив при этом, что в «его» апартаментах они могут чувствовать себя как дома, и извинился, что нечем их угостить. После этого он стал знакомиться с формуляром.

Фамилия, имя. Фамилия и имя отца и матери. Место жительства — город, улица, номер дома. Профессия, место работы. Если не работает, то с какого времени и по какой причине. И наконец, когда родился — год, месяц и число.