Аввакум Захов против 07 - Страница 27

Танжер, 25 июля 196… г.

Было три часа дня. Дышалось в жару тяжело. Знойное небо над городом напоминало раскаленную крышку.

Аввакум взял такси и попросил шофера отвезти его на бульвар Мохаммеда, дом 78 — «Банк дю Марок». Смуглолицый шофер, почти черный в своем снежно-белом кителе, едва заслышав волшебное «Банк дю Марок», тут же весь расплылся в широкой, приветливой, бесконечно угодливой улыбке. Лоснящаяся бархатная дорожка, которая сама стелется у тебя под ногами. И вот такая улыбка расцветает на лице рослого, кареглазого красавца с бронзовым загаром!

Они въехали на бульвар, тут и там затененный развесистыми пальмами и массивными домами с плоской крышей, белыми, словно морская пена, и гордыми своим солидным видом. Дома с мавританскими аркадами в этой части города казались чужеродными — среди иностранных гостей изредка мелькали местные жители.

Аввакум спросил у шофера, как его зовут.

— Хасан, — ответил шофер.

Почему вы, Хасан, так раболепно улыбаетесь? Бронзовое лицо человека густо покраснело.

— Профессия, господин! — сказал он и тихо, как бы извиняясь, добавил: — У нас ужасная конкуренция, господин!

Во время этого непродолжительного разговора Хасан улыбнулся один-единственный раз.

Войдя в банк, Аввакум прошел в зал текущих операций — своего рода черномраморный храм, где царила прохлада. В глубине стоял шум счетных и пишущих машин, у окошек ждали своей очереди паломники — с портфелями, в элегантных шерстяных или териленовых костюмах.

Получая по чеку деньги, он попросил, чтобы ему дали немного мелочью.

Когда из мраморной прохлады Аввакум вышел на улицу, у него было такое ощущение, будто его сунули в раскаленную печь. Хасан ждал его у машины, придерживая рукой открытую дверцу.

Аввакум мог получить деньги и в другом банке, поменьше этого, даже на аэродроме, но Хасан должен знать, что имеет дело с солидным клиентом.

— Хасан, — сказал Аввакум, — я буду тебе очень признателен, если ты отвезешь меня на улицу Мелендез-и-Пелейа, не возражаешь?

— Есть, ваше превосходительство! — по-военномуответил Хасан.

Хлопнув дверцей, он с ловкостью леопарда занял место за рулем. Не каждый день попадается клиент, имеющий дело с «Банк дю Марок».

На пересечении бульвара Пастера с улицей Свободы Аввакум повторил:

— Мелендез-и-Пелейа, 47. Германское консульство!

— Аллах, ну и клиент! Такое не каждый день случается!

— Хасан, — сказал Аввакум, когда кремовый «пежо» остановился у дома 47. — Возьми эту мелочь, — он вы сыпал ему горсть монет, — и, пока я в консульстве справлюсь с делами, можешь по собственному вкусу охладить свое горло.

— О, ваше превосходительство! — возразил Хасан, но тут же подставил руку и сунул деньги в карман.

— Если кто-нибудь станет спрашивать, что у тебя за клиент, объясни: француз из Парижа.

— Француз из Парижа, клянусь аллахом! — кивнул Хасан.

Чего только не бывает на белом свете: почему его превосходительство из Парижа не может иметь дел в западногерманском консульстве? Одному аллаху известны пути человеческие! Мелочь составила приличную сумму. Пусть его палками дубасят, он все равно будет твердить, что его превосходительство из Парижа.

Аввакум явился к чиновнику по регистрации, холодно поздоровался кивком головы и потребовал, чтобы ему показали список лиц, которые прибывали с паспортами ФРГ в Танжер и уезжали из него в течение последней недели.

Начисто облысевшая голова чиновника обрела цвет перезрелого арбуза. Небесно-голубые глаза его затянули мрачные тучи.

— По какому праву, мосье? — спросил он по-французски, и его тонкие тевтонские губы искривились в пренебрежительной, вызывающей усмешке.

Этот француз много на себя берет!

— Прошу вас, — сказал Аввакум тоном, который никак не граничил с просьбой. Неужели этот потомок Зигфрида не соображает, что имеет дело с гасконцем? — Список! — настаивал Аввакум. — Я хочу видеть список!

Потомок Зигфрида закусил губу. Тучки в его глазах стали метать молнии.

— Никакого списка вы не увидите, — отрубил он. — И оставьте меня в покое, ради бога!

— Но разве вам не звонили из Бонна? — удивился Аввакум. — Вспомните-ка получше, сударь, вспомните!

Ах, проклятый гасконец! Во времена Зигфрида таким вот, как этот, тут же отрубали головы!

— До чего же вы мне надоели, сударь!

— Весьма сожалею, — сказал Аввакум. — Весьма со жалею, что приходится вам надоедать, но что поделаешь! — Он вынул из внутреннего кармана пиджака удостоверение и галантно протянул его чиновнику. — Ничего не поделаешь, — усмехнулся он. — Придется вам показать список.

Галльский петух выигрывал сражение. Потомок Зигфрида прочитал слово «Интерпол»[7], затем прочитал, что удостоверение принадлежит Морису Марсеньяку, убедился, что на Фотокарточке, дьявол его возьми, изображен этот самый Марсеньяк и что документ скреплен надлежащей официальной печатью. С этой «Интерпол» шутки плохи.

— Благодарю, господин Марсеньяк, — сказал чиновник. Потомкам Зигфрида тоже приходилось оказывать содействие «Интерпол». Контрабанда опиума, торговля девушками, похищение драгоценностей и дорогих картин. — Проходите, пожалуйста! Не угодно ли выпить, чашку кофе? Рюмку виски со льдом?

В течение истекшей недели из ФРГ прибыло пять граждан. Один из них проследовал транзитом в Иоганнесбург, двое других отбыли в Дакар, четвертый вернулся обратно в Бонн, а пятый, Пауль Шеленберг, профессор из Мюнхена, — этот все еще остается в Танжере, отель «Гибралтар» на улице Свободы.

— Вот этот, Макс Шнейдер, два дня назад уехавший в Дакар, — сказал Аввакум и призадумался. — Не припомните ли вы, господин, какая у него профессия по паспорту?

— Разумеется, господин Марсеньяк! Очень даже хорошо помню! — Он посмотрел вокруг, потом наклонился к уху Аввакума и таинственно прошептал: — Коммивояжер!

— А-га! — произнес Аввакум.

Они посмотрели друг другу в глаза и с многозначительной усмешкой кивнули головами. Ох, эти контрабандисты, торговцы девушками, похитители драгоценностей!

— Весьма вам благодарен, — сказал Аввакум.

— О, что вы, господин Марсеньяк!

— Я вам предлагал купить картину Мурильо, вы меня поняли?

Чиновник по регистрации лукаво подмигнул ему.

— Но мы не сошлись в цене! — Потомок Зигфрида понимает, что к чему, пускай господин Марсеньяк не думает, что он такой невежда!

Сравнивать «Гибралтар» с «Эль Минзох» означало бы то же самое, что поставить одну из звезд Плеяд рядом с лучезарной Венерой. Аввакум спросил профессора Шеленберга, и портье указал ему на рослого человека, который стоял в баре у стойки и, очевидно, собираясь уходить, допивал свое пиво. У него были седые виски и мешки под глазами на крупном лице.

— Хасан, — сказал Аввакум. — Ты хотел бы получить еще горсть мелочишки?

Разумеется, ваше превосходительство! — ответил с ухмылкой Хасан. — Клянусь аллахом, что не стану отказываться.

— Ты ее получишь, — заверил его Аввакум. Он указал глазами на допивавшего пиво Шеленберга. — Видишь того высокого человека, вон там, у стойки? Через одну-две минуты он выйдет из бара и, вероятно, пойдет на ту сторону, к Гранд Сокко, или будет пересекать улицу, чтобы попасть на площадь. В том и в другом случае твое такси должно налететь на него, но, учти, давить его не следует — возле него буду я, совсем рядом с ним, и в самый последний момент дерну его в сторону. Я, так сказать, спасу ему жизнь, а ты, при кинувшись злым-презлым, обругаешь его как следует и скроешься в той улочке, что за французским консульством. Ты понимаешь, чего я от тебя хочу?

Хасан уставился на него вытаращенными глазами.

— Я хочу сделать доброе дело, — усмехнулся Аввакум. — Поклялся перед аллахом, что спасу от смерти человека, и вот мне представляется удобный случай выполнить свой обет.

Хасан продолжал таращить на него глаза.