Автограф президента - Страница 8

За одну минуту они перебросили из «шевроле» в микроавтобус, на котором приехал Скворцов, три контейнера с ракетными секциями, добросовестный пилот передал ему целую пачку секретных инструкций и наставлений, а вместо пяти тысяч долларов получил от Скворцова честно заработанные семь тысяч, поблагодарил за щедрость и уехал.

Наверное, вся эта операция выглядела со стороны как эпизод из какого-то дешевого боевика, но как бы то ни было, а дело было сделано, к тому же все обошлось благополучно, никаких провокаций не произошло, ракета была доставлена по назначению, и настало время по заслугам отметить всех участников операции. Их и отметили: Скворцов получил орден Красной Звезды, его шеф медаль «За боевые заслуги», и оба они по выговору за нарушение служебной дисциплины.

Остальные участники и свидетели операции из всей этой истории извлекли соответствующий урок: всего в разведке предусмотреть нельзя, кто не проявляет разумную инициативу и не рискует, тот, может быть, не получает выговоров, но орденов и медалей, по крайней мере заслуженных, тоже не дождется!

…Конечно, когда мы обсуждали мою ситуацию, нас заботил не столько вопрос о том, как заработать орден, а тем более выговор, сколько возможность регулярного получения очень важной информации из местной контрразведки. Чтобы было понятно, что к чему, мне придется сделать небольшое, но важное, на мой взгляд, пояснение, потому что мы столкнулись с особым случаем.

Во все времена перед нашей службой стояла проблема обезопасить советских граждан, работающих за границей, от вербовочных поползновений со стороны иностранных секретных служб. То, что находящиеся за границей советские граждане являются главным объектом таких поползновений, объясняется очень просто: во-первых, в советских учреждениях работают носители самых разнообразных государственных секретов, представляющие не только все внешнеполитические ведомства Советского Союза, но и партийные и многие государственные органы, а во-вторых, склонить отдельных из них к предательству в условиях заграницы намного легче, чем, скажем, в Москве, где сотрудникам иностранных разведок приходится остерегаться советской контрразведки.

Как в условиях заграницы обеспечить сохранность государственной тайны, не дать секретным службам заманить в свои сети сотрудников советских учреждений, временно командированных советских граждан? Как выявить среди них тех, кто стал объектом пристального интереса со стороны секретных служб, или тех, кто по собственной инициативе, а такие тоже бывают, готовится совершить предательство? Следить за всеми? Но это значит — не доверять никому, всех брать под подозрение! И потом, кто будет следить и каким образом, если в стране может находиться несколько тысяч советских граждан, а офицер безопасности всего один?

Нет, применять такой «экстенсивный» метод было бы неправильно с политической точки зрения, да и невозможно чисто физически.

Тогда, может быть, сузить круг подозреваемых, взять под наблюдение только тех, кто в силу своих личных качеств и недостатков, особенностей своего поведения в условиях заграницы может привлечь к себе внимание секретных служб? Но как его сузить, этот круг? Для этого опять же надо сначала следить за всеми! И где те критерии, по которым можно судить, что тот или иной человек, даже имеющий какие-то личные недостатки или совершающий неблаговидные поступки, обязательно докатится до предательства?

Видимо, и этот путь далеко не самый эффективный. И потом, практика показывает, что во многих случаях поведение людей, сотрудничавших с иностранными разведками, в своем окружении было если и небезупречным, то по крайней мере не слишком бросалось в глаза.

В этой непростой ситуации все решается предельно просто: надо проникнуть в так называемый «русский отдел» соответствующей секретной службы и узнать, как говорится, из первых рук, кто из советских граждан уже завербован, кого готовятся вербовать, и вообще, что замышляется против советских граждан, находящихся за границей!

Вот это «вообще» заслуживает особого разговора, поскольку когда речь заходит о планах и замыслах той или иной секретной службы против советских граждан, то подразумеваются, конечно, ее намерения не только склонить их к сотрудничеству, но и осуществить различного рода крупные и мелкие провокации, которые отравляют жизнь самим жертвам и ухудшают и без того иногда не самые радужные межгосударственные отношения.

А защита советских граждан от провокаций иностранных секретных служб — это наша святая обязанность, и именно на решение этой задачи расходуется значительная, если не большая, часть времени и сил наших резидентур.

И даже это еще не все, потому что проникновение в «русские отделы» дает возможность выявлять агентуру секретных служб, используемую в изучении советских граждан и в организации всевозможных провокаций, обнаруживать и извлекать установленные в советских учреждениях микрофоны и другие подобные устройства и решать массу других проблем, о которых в силу их определенной специфики мне не хотелось бы сейчас говорить.

Для того чтобы решить эту «простенькую задачку», то есть проникнуть и узнать, надо найти компетентного сотрудника «русского отдела» и уговорить его работать на нас. Или дождаться, когда кому-либо из них самому придет в голову мысль оказать нам такую важную услугу.

Первое хотя и сложнее, но предпочтительнее, потому что можно долго ждать такой удачи, да так и не дождаться!

Вот такие задачки и решает управление внешней контрразведки, в котором я имею честь служить.

…Теперь, когда я дал некоторые пояснения, я думаю, понятно, почему Скворцов и я с таким интересом отнеслись к подброшенному под мою дверь конверту.

Его содержание, этот самый листок с фамилиями сотрудников советских учреждений в стране, среди которых, между прочим, были и наши фамилии, и колонками цифр напротив каждой из них, со всей очевидностью подтверждало, что человек, решившийся на такой серьезный шаг, как раз и является таким необходимым для нас сотрудником «русского отдела» и детально осведомлен обо всем, что делается и что замышляется против нас и наших соотечественников.

А поэтому упускать такого человека, не сделав все возможное, чтобы установить с ним деловой контакт, мы не имели права.

Детально проанализировав ситуацию, мы пришли к следующим выводам.

Во-первых, можно было с достаточной степенью уверенности предположить, что подбросивший конверт действует по личной инициативе. На провокацию с использованием собственного сотрудника секретные службы решаются очень редко, поскольку это всегда связано с необходимостью идти на передачу чрезвычайно важной информации, затрагивающей деятельность самой секретной службы. Если же вся эта затея организована контрразведкой, значит, она преследует какие-то далеко идущие цели и ради этого готова пожертвовать некоторыми своими секретами.

Во-вторых, доброжелатель хорошо ориентируется в обстановке и мою квартиру выбрал не случайно. Из этого вывода следовало, что он либо имеет самое непосредственное отношение к работе по советским гражданам, либо наводку на меня ему дала контрразведка.

В-третьих, тот факт, что этот человек не побоялся зайти в дом, где проживают сотрудники советского посольства, находящийся под постоянным наблюдением контрразведки, означал, что либо он имеет право по роду службы беспрепятственно появляться в районе советских учреждений и мест проживания советских граждан, либо все это опять-таки сделано им с ведома контрразведки.

Проведенный нами анализ, таким образом, показал, что ситуация далеко не однозначна, в ней возможны любые повороты, а поэтому действовать надо с максимальной осмотрительностью, поскольку опасность, что все это подстроено местной контрразведкой, чтобы втянуть нас в игру, а затем организовать какую-то провокацию, была довольно реальна.

Обывательская логика подсказывала, что лучше не связываться с таким сомнительным делом, потому как еще неизвестно, будут ли от него какие-то выгоды, а вот неприятности были вполне вероятны, но это ведь проще всего — не рисковать, ничего не делать, пусть себе все идет как идет, авось пронесет. Тому, кто так рассуждает, нечего делать в разведке!