Автограф президента - Страница 12
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67.И тогда я резко изменил свое отношение к этой курице. Если раньше я просто игнорировал ее как женщину, достойную внимания, то теперь я не упускал случая, чтобы не сказать ей какой-нибудь комплимент по поводу ее внешности (тут мне приходилось поступаться своими принципами и откровенно лгать), туалетов (это было намного легче, потому что одевалась она хоть и безвкусно, но зато в продукцию лучших домов мод Европы) или смехотворных попыток изображать из себя настоящую светскую даму.
Но мое особое восхищение стали вызывать ее занятия теннисом. Когда она, потрясая дряблыми бедрами, в коротенькой белой юбочке и прочем теннисном одеянии появлялась на корте в загородной резиденции посла и, неуклюже помахав ракеткой у стенки, садилась передохнуть, я старался обязательно сказать что-нибудь лестное по поводу ее потрясающего прогресса, красоты и грации движений и вообще наговорить всяких глупостей, единственный смысл которых состоял в том, чтобы доставить ей удовольствие.
При всем негативном ко мне отношении она признавала мой бесспорный авторитет в области спорта и, как и всякая тщеславная женщина, принимала все за чистую монету.
В общем, не прошло и двух месяцев, как она кардинально изменила свое мнение обо мне, о чем мне тут же поведали верные люди из ее ближайшего окружения. А вслед за этим у нас наладились отношения и с ее мужем, неплохим в целом мужиком, главное несчастье которого состояло в том, что его угораздило жениться на этой дуре.
…Вот и в сочинском случае я довольно быстро установил самые теплые отношения с актрисой и вдовой академика, пожалуй, с вдовой даже более теплые, потому что актриса за свою длительную театральную карьеру была избалована мужским вниманием и мне было трудно ее чем-нибудь удивить. Вдова же долгие годы была верной женой своего академика, а после его смерти оказалась в том возрасте, когда привлечь к себе бескорыстное внимание мужчин уже сложно. Кроме того, по специальности она была переводчицей, и в основе установившейся между нами дружбы были еще длительные беседы на доступном нам обоим испанском языке, которые мы вели, пока актриса была на процедурах.
Я выдавал себя за журналиста-международника и своим глубоким анализом внешнеполитических проблем, а также рассказами о зарубежных поездках и встречах с интересными людьми всего за каких-нибудь пару дней буквально очаровал моих доверчивых соседок по столу. И делал я все это не без тайного умысла, о чем они, естественно, не подозревали.
Через четыре дня в санатории должна была появиться Таня. Мы условились с нашим общим начальником, что она приедет позже, чтобы у меня было некоторое время на подготовку и обзаведение полезными связями. Накануне ее приезда я позвонил в Москву, оттуда позвонили в сочинский горотдел КГБ, а сочинские товарищи связались с заместителем начальника санатория. По их просьбе он проделал одну нехитрую комбинацию, и когда Таня прибыла в санаторий, ее посадили за стол, где сидели народная артистка, вдова академика и очаровавший их тридцатилетний журналист-международник, да к тому же холостяк.
Правда, меня за столом не оказалось: еще за ужином я предупредил своих дам, что получил из редакции задание встретиться с отдыхающим на Пицунде иностранным политическим деятелем и взять у него интервью, в связи с чем рано утром уеду и буду отсутствовать два-три дня. Пока Таня осваивалась в новой обстановке и слушала болтовню своих соседок по столу, я загорал и занимался подводной охотой в районе знаменитого мыса, где меня приютили местные пограничники.
Надо сказать, что Таня сразу понравилась моим дамам. Актриса обнаружила у нее несомненные актерские способности и предложила сделать ей протекцию для поступления в театральную студию при МХАТе, вдова академика нашла у нее другие достоинства, и в результате обе подруги взяли над ней шефство. Вокруг Тани, конечно, сразу же стали вертеться какие-то юные ловеласы, старавшиеся вовлечь ее в свою молодежную компанию, но она вела себя с ними независимо и строго, к тому же подруги посоветовали ей не поддаваться уговорам и подождать возвращения соседа по столу, которому они дали самую лестную характеристику.
В общем, пока я отсутствовал, мои дамы, особенно вдова академика, с которой, как я уже отмечал, у меня сложились более доверительные отношения, прожужжали Тане все уши по поводу моих достоинств и тем самым избавили меня от необходимости вообще что-либо о себе рассказывать. На это я и рассчитывал, когда заводил знакомство и обхаживал моих дам, потому что нет более верного способа испортить отношения с такой подготовленной девушкой, как Таня, чем заниматься саморекламой.
За время моего трехдневного отсутствия дамы так истосковались по мне, а Таня была уже под таким впечатлением от их рассказов, что, когда я однажды вечером появился в санатории, это вызвало у них бурю восторгов. Правда, были опасения, что мой образ, который сложился в Танином воображении в результате всех этих разговоров, окажется лучше оригинала, так довольно часто бывает, когда слышишь вокруг охи да ахи по поводу какого-нибудь человека, книги, фильма, спектакля или события, а потом увидишь, прочитаешь, разберешься — и разочаруешься. Но я очень рассчитывал на интеллигентность и вызванное, несхожим жизненным опытом различие в критериях оценок моих дам, которые и должны были обеспечить необходимую мне объективность их суммарного мнения, и не ошибся. К моему возвращению Таня была готова к тому, чтобы наши отношения развивались так, как будто мы были давно и близко знакомы.
Я не проявлял никакого интереса ни к ее биографии, которая была мне хорошо известна, ни к легенде, под которой она выступала в санатории, выдавая себя за сотрудницу бюро переводов одного министерства оборонного профиля, о чем мне сразу же поведала вдова академика, то есть не делал тех тривиальных глупостей, которые сразу настораживают не только профессионалов, но и не имеющих никакого отношения к секретным службам людей, когда к ним лезут в душу. Наверное, поэтому между нами быстро установились ровные и дружеские отношения, которые приводили в умиление моих дам.
Правда, актриса в какой-то момент, как мне показалось, приревновала меня к Тане, но не как к сопернице, отбивающей у нее мужчину, а как к объекту, на который теперь будет отвлекаться часть моего внимания, поскольку она привыкла, чтобы все внимание окружающих ее мужчин было обращено только на нее. Но я учитывал особенности ее характера и старался вести себя так, чтобы в нашем дружном застольном коллективе не возникало разногласий.
Так прошла примерно неделя.
День мы проводили на пляже, вечером ходили в кино, сидели в баре, танцевали. Таня плавала неважно, вода явно была не ее стихия, и я, не скрою, откровенно пижонил перед ней, демонстрируя различные стили плавания или проныривая под водой от одного волнореза до другого, а между ними, как-никак, было около восьмидесяти метров.
Однажды вечером мы, как обычно, посидели в баре, потом поднялись в танцевальный зал, где под звуки местного музыкального ансамбля я по очереди танцевал с каждой из своих дам либо мы становились в круг все вместе, чтобы попрыгать в каком-нибудь групповом танце.
Наплясавшись до упаду, многие отдыхающие по установившейся традиции пошли купаться, тем более что для этого надо было всего лишь переодеться, взять полотенце и спуститься на пляж.
К вечеру поднялась небольшая волна, и мне пришлось плавать рядом с Таней, страхуя ее от возможных неприятностей. Волнение быстро усиливалось, многие отдыхающие сочли за лучшее не искушать судьбу и поплыли к берегу. Когда мы с Таней наконец вышли из воды, берег был совершенно пуст, и только у расположенного на цокольном этаже московского телефона-автомата толпились отдыхающие.
Я любезно подал Тане полотенце, как делал это при каждом вечернем купании, и, пока она, повернувшись ко мне спиной, вытиралась, наблюдал за ее грациозными движениями, как делал много раз до этого вечера. Но раньше эти достаточно эротические сцены при лунном свете заканчивались без каких-либо последствий, а тут я вдруг, повинуясь непреодолимому влечению, подошел к ней сзади, осторожно обнял за плечи и уткнулся в ее мокрые волосы.