Авиатор: назад в СССР 8 - Страница 12

– Гаврилыч, не скромничай. Пока ты Героя не получишь, никто у тебя в эскадрилье дальше ордена «Красного Знамени» не продвинется, – улыбнулся Томин.

– Так, командир, может тогда вам пора Героя получать? – улыбнулся Бажанян. – Я мамой клянусь, готов голосовать.

– Мне главное, чтоб все домой вернулись. Это лучше награды, – сказал командир. – Я спать, а вы не задерживайтесь. Завтра ещё работать.

Пожелав всем доброй ночи, Валерий Алексеевич пошёл в свой отдельный вагончик.

– Устал, Алексеевич. Отдохнуть ему надо, – заметил Гусько.

Вот тут с замполитом невозможно не согласиться. Все устали и хотят домой.

Следующий день оказался солнечный, как никогда. Утром на постановке командир предупредил, чтобы никто из нас не рисковал при ударах по наземным объектам. Штурмовики и вертолётчики вышли на перекур, а Валерий Алексеевич решил ещё сказать нам пару слов.

– Ребя, я предупреждаю. Достаточно на наш полк пришлось тяжёлых задач за эту войну, – с серьёзным видом сказал Томин. – Никаких сверхкрутых манёвров! Родин и Гаврюк, вас это в первую очередь касается!

– Товарищ командир, так мы… – попробовал объясниться Гаврюк, но Томин не дал ему договорить.

– Вот я тебя и Родина знаю! Постоянно рядом с вашими задницами приключения вертятся!

– А я всегда знал, что эти двое магнит геморроев, – вставил свою умную фразочку Гнётов.

– Григорий Максимович, ну вы слишком категорично отзываетесь о своих товарищах. Хорошие они ребята, зато у нас с вами нет таких болезней в пятых точках, – улыбнулся Гусько.

– За всех не говори, Евгений Савельевич. Мамой клянусь, в санаторий поеду в отпуске к себе в Ереван, – заявил Бажанян, посматривая в окно.

– Ладно, я про подвиги предупредил. Чтобы были сосредоточенными и внимательными. Кто летит на прикрытие, иранцев не трогать. Не геройствовать! – постучал по столу Томин.

– Товарищ командир, у нас пока только один претендент на звёздочку, – заметил Гусько, кивнув в сторону Буянова.

– Савельевич, не завидуй. Мне теперь до конца жизни на митинги, уроки мужества и остальные мероприятия по твоей партийно-воспитательной линии ходить, – недовольно сказал Иван Гаврилович.

– А ничего в этом плохого нет! Детей полюбишь… ой, вслух сказал! – приложил руку ко рту Томин.

По классу пробежали мелкие смешки, но Буянов грозно на всех глянул. Конечно, подкол со стороны командира мог бы оказаться чересчур грубым. При первом взгляде на Гавриловича я подумал, что он сейчас со всеми потрохами съест Менделя – зятька. Посидел секунду комэска, подумал и начал улыбаться.

– Это вы все моей пенсии завидуете. Вам ещё всем служить и служить, а я на даче буду розы выращивать, – мечтательно заявил Буянов. – Зятёк, помогать будешь! – громко сказал комэска Менделю, который всеми силами пытался не попасться на глаза Буянову.

Хорошо, что Гаврилович спокойно иронизирует на тему подобной ситуации. Для советского общества ситуация с отношениями Алёны и Паши выглядит вульгарной и неприемлемой. А там как уж две женщины поделят этого красавца Менделя неизвестно.

Я шёл по коридору на улицу, чтобы посидеть на свежем воздухе, как со спины меня позвал Гнётов.

– Да, Максимович, – подошёл я к нему и был встречен в штыки.

– Сильно сокращаешь между нами дистанцию. Так будешь со своим командиром звена общаться, – надменно произнёс заместитель командира эскадрильи.

Ну, началось! Чего он так распетушился? Негодует, что представления на него и меня на одинаковые награды отправили?

– Так точно, товарищ майор! – громко произнёс я, и Гнётов скривился.

Понимаю что все уже устали от этой длительной командировки. Отвечать я ему не стал, чтобы не раздуть конфликт. Тем более перед его вылетом.

– Паясничай, пока есть возможность. К командиру в кабинет. Зовёт он тебя, – сказал Григорий Максимович, надев подшлемник, пошёл на выход из штаба.

Дверь кабинета была открыта. Томин давал какие-то указания кадровику, шурша бумагами.

– Илюша, я тебе сказал, что вот такие награды. Какие у тебя проблемы? – поинтересовался командир.

– Валерий Алексеевич, ну у нас столько подвигов нет, чтобы представления писать. У меня голова уже не варит, – жаловался капитан.

– Думай. Техсостав – минимум медаль «За Боевые заслуги», – сказал командир.

Я показался в дверном проёме и Томин тут же обратил на меня внимание.

– Родин заходит. Илья выходит, – указал на дверь кадровику Томин.

– Товарищ командир, может, про другие награды подумаем? Наверху могут не подписать, – предложил капитан.

– Только никаких благодарностей! Медали и ордена! Надо, поеду сам к Ахромееву за резолюцией, – похлопал Томин его по плечу и кадровик вышел из кабинета, захлопнув дверь. – Ты не садись. Быстро поговорим, а то мне на самолёт уже идти надо.

Валерий Алексеевич взял с сейфа свой шлем и стал доставать из него нужные для экипировки вещи.

– Спрошу тебя ещё раз – ты точно хочешь в испытатели? – с неким наездом спросил командир.

– Товарищ полковник, меня не надо в этом вопросе заставлять.

– Значит, желание не пропало. Тогда второй вопрос, готов ли ты к смене места службы ради этого?

Вот тут меня совсем в ступор вогнал Валерий Алексеевич! Сейчас как предложит после Афганистана поехать на «золотые прииски» Забайкалья, чтоб оттуда было легче свалить. А из тех мест ещё труднее уехать, чем с Туркестанского округа.

– Товарищ командир, пока не понимаю о чём вы.

– Готов или нет? – громко спросил Томин.

– Так точно! Готов!

– Я тебя понял, ребя. Есть многоходовая комбинация. Мой однокашник в прошлом году просил, если будут толковые ребята и желающие послужить в «тёплом месте», дать ему фамилии. У них в одном из полков народу почти нет в эскадрилье на МиГ-21. Поедешь?

Да что за «кот в мешке»?! Сейчас согласишься, а потом узнаешь, что поехал в условные Магдагачи. Одно хорошо, что там вертолёты вроде бы стоят, а не самолёты.

– Очень тёплое? – спросил я.

– Курорт просто! – улыбнулся Валерий Алексеевич.

– Ну вы хоть скажете, куда именно?

В кабинет постучались, и за открытой дверью показался Буянов в противоперегрузочном костюме и белом подшлемнике на голове.

– Командир, время поджимает, – указал он на часы.

– Ага, – кивнул Томин и неуклюже надел шлем без подшлемника и шлемофона. – Собственно, твоего согласия уже и не надо. Я твою фамилию ему дал.

Прекрасно! Без меня женили!

– А рапорт? – удивился я.

– Всё потом. Прилечу, ещё поговорим об этом, – сказал Томин и рванул с места.

Шлем от такого резкого движения слетел назад и полетел вниз. В нескольких сантиметрах я успел поймать снарягу своего командира. Не самый хороший знак перед полётом.

– Молодцом, Серый! Спасибо, – сказал Томин, забрав из моих рук шлем и взъерошил мне волосы на голове. – Всё будет хорошо, ребя!

С этими словами Валерий Алексеевич выпроводил меня из кабинета и вышел сам.

Внутреннее возбуждение после такой встречи, конечно, присутствует. Однако очень неопределённо высказался командир о моём будущем.

Я вышел из штаба и остановился на крыльце. Кто-то из лётчиков весело общался в беседке, кому-то требовалось разобрать полёт, пройдя по земле «пешим по лётному». Мендель нервно ходил вокруг клумбы с цветами из покрышки от большого грузовика. Вот у него сейчас голова забита мыслями! Думаю, что он ещё и попросится остаться на один срок в Афгане. Только бы домой не лететь.

Когда вышел на улицу, подумал, что предложение о переводе, какой-то розыгрыш. Да и как перевод, пускай и в «тёплое место», мне поможет? Бред!

Даже если и так, то по приезде в Союз всё равно буду писать рапорта, письма, телеграммы и другие официальные бумаги во все инстанции. Если уж мне дали второй шанс на новую жизнь, буду стараться провести её в погоне за мечтой. Ведь она всегда должна быть у человека.

И почему бы не поставить себе новую цель. Лётчиком стал, так надо теперь и в испытатели рвать.