Авиатор: назад в СССР 4 - Страница 7

Гашетка боевой кнопки в предохранительном положении, остекление кабины, отражателя и светофильтра прицела чистые. Проверил на специальном пульте выключатель «Тактический сброс» в правильном положении.

– Автоматы защиты сети на правом борту? – спросил Швабрин.

– Включены, под стеклом, – ответил я. – Световая сигнализация боевой зарядки есть.

– Прицел?

– Проверен, режим на выруливании включим.

– Хорошо. А вот теперь «От двигателя»! – крикнул Швабрин, и я начал запускать самолёт.

Уже в полёте я продолжил готовить прицельное оборудование к работе. Не совсем удобно одной рукой управлять, а второй что-то щёлкать.

– Давай я возьму управление, а ты пока настраивай яркость прицела. Режим «Гиро» у тебя стоит? – спросил по внутренней связи Швабрин, забрав себе контроль над ручкой управления.

– Да. Сделайте пару отворотов. Вот! Всё в работе, сетка прицела отклоняется. Ввожу базу цели и дальность.

До полигона осталось пару минут лёту, так что нужно уже переходить под их управление.

– ФеритВосемьсот восьмидесятому, – запросил я руководителя полётами на полигоне.

– Отвечаю, Восемьсот восьмидесятый, – бодрым голосом вещал он.

–Восемьсот восьмидесятый, иду к вам с Сопки, работа по двести двадцать первой мишени. Высоты работы – пятьсот и тысяча.

–Восемьсот восьмидесятый, понял, под моим управлением. К третьему – одна тысяча.

Занимаю курс к третьему развороту круга полётов на полигоне. Схема та же, что и на аэродроме, только весь расчёт идёт от мишени.

– Дальность пуска тысяча триста, база сорок, – сказал я по внутренней связи. – Ферит, Восемьсот восьмидесятый, первый заход тактический, без применения.

–Восемьсот восьмидесятый, понял. Выполняйте третий.

Разворот и слева я увидел линейку мишеней. Моя, под номером двести двадцать один, была расположена в самом начале линейки.

–Восемьсот восьмидесятый на четвёртом, заход на боевой, тактический.

–Восемьсот восьмидесятый, разрешил.

– Понял, – ответил я, отклонил ручку управления самолетом влево и сходу выполнил пикирование. – Цель вижу.

– Работу тактически разрешил. После работы влево.

Самолёт начал резкое снижение. Скорость я уже не контролировал, как и другие параметры. Всё внимание сосредоточил на перемещающейся метке на прицеле.

Метка подошла к мишени. Дальность на шкале соответствовала расчётам… Пуск! А точнее, его имитация, и я добавил обороты, выполнив уход влево.

– Восемьсот восьмидесятый, тактически сработал. Первый влево.

– Восемьсот восьмидесятый, выполняйте.

– Перегрузка на выводе – три с половиной-четыре. Минимальная высота вывода после С-5 – двести метров, понял? – давал мне наставления Швабрин.

– Так точно.

Выполнил полёт по кругу, ещё раз в голове прокрутил все действия, и снова заход на цель.

– Ферит, Восемьсот восьмидесятый, выход на боевой.

– Разрешил.

– Восемьсот восьмидесятый, на боевом, цель вижу, работа боевыми, – запросил я, включая автомат защиты сети РС, для подачи питания на пуск снарядов.

– Восемьсот восьмидесятый, работу разрешил, после работы выход влево.

Я выполнил разворот с пикированием, и вот она цель, передо мной. Снял предохранительный колпачок с кнопки РС. Продолжил снижение.

Стрелка наклонной дальности до цели стояла на отметке две тысячи, а метка на прицеле начала движение к мишени автомобильного типа. Дальность стала уменьшаться и слева на прицеле загорелась лампа «Пуск». Мишень в захвате. Пуск!

Практически нет рывка назад, зато пошли вперёд несколько дорожек из спутного следа реактивных снарядов. Ручка на себя и влево. Перегрузка немного придавила, но это уже неважно. В момент набора высоты бросил взгляд влево и вниз, посмотрев на результаты своего попадания.

– Недолёт, двадцать, – поставил меня в известность руководитель полётами.

– Восемьсот восьмидесятый понял, на повторный.

Со второго раза всё-таки попал. С-5 – относительно небольшие снаряды, в отличие от С-24, поэтому нужны прямые попадания, чтобы вывести из строя. Для живой силы в самый раз.

После посадки мы ещё несколько минут обсудили с Фёдоровичем полёт и ошибки. Где перетянул управление, а где, наоборот, нужно было отпустить. Ещё и на посадку сегодня я зашёл не ахти.

– Ладно, будем считать, что снижение выше глиссады на всём посадочном курсе – досадная неудача. Главное – попали в полигон, – сказал Швабрин.

– Так точно. А чего-то наших нет. Петька, а где все?

– Да не приходил никто. Тоже таким вопросом задался, – ответил техник.

Мыслей на этот счёт не было никаких. По аэродрому ходили только парни со второй эскадрильи и их инструктора. Вроде и полёты шли, а из нашей третьей «пьющей» никого.

А тем временем к нам быстрым шагом приближался Валентинович.

– На сегодня эскадрилья отлетала. Родина в казарму. Мы с тобой в наш штаб, – сказал Новиков, подойдя к нам.

– А чего такое? Нам тут один разлёт осталось сделать? – негодовал Швабрин.

– Командир полка сказал. Что-то там произошло у наших курсантов.

По приходе в казарму ничего так и не прояснилось. Весь взвод разложился на кроватях, занимаясь своими делами. Кто-то занимался чтением художественной литературы, кто-то изучал литературу техническую. Тёмыч настолько увлёкся учебником по аэродинамике, что перестал моргать. Просто глаза закрыл и захрапел.

Костян делился своими впечатлениями от полёта на боевое применение, а Макс пытался узнать, кто же из наших накосячил. Хотя, это мог быть и другой курс, и другая рота. Да кто угодно! Полёты только зачем было отбивать у нашей эскадрильи?

– Взвод, строиться на центральном проходе, – подал команду дневальный.

Быстро вскочив с кроватей, мы выстроились в две шеренги. Макс вышел перед строем, застёгивая на ходу летный комбинезон, который он ещё не успел переодеть.

Двери расположения открылись, и, не говоря ни слова, в казарму вошёл Ребров, замполит полка и… Вася Басолбасов. Губа у нашего главного картёжника была разбита, а сам он выглядел забитым и сильно зажатым.

–Не подавайте команду, сержант, – махнул рукой замполит учебного полка.

Подполковник Брусков выглядел подстать своей фамилии – квадратные плечи, причёска «площадка», а главное – он постоянно поворачивается под прямым углом. Настоящий прямоугольный брусок!

– Товарищи курсанты, обращаюсь к вам ещё раз. Неоднократно мне поступали сигналы о том, что на вашем курсе процветают азартные игры, – принялся ходить Брусков перед строем. – Кто не знает, что это запрещено?

Вряд ли бы кто поднял сейчас руку. Похоже, что Вася куда-то влетел со своим преферансом.

– Это хорошо, что вы все знаете. Но почему никто из вас не сделал замечание товарищу Басолбасову, когда он устраивал здесь подобие элитарного клуба? Что это за притон такой, товарищ Басолбасов, о котором никто из вашего взвода не знает?

Естественно, что Вася молчал. Что тут ответить можно. Губа уже за него ответила.

– И вы, товарищ сержант, совершенно не проконтролировали доверенный вам личный состав. Как так вышло, что курсант вашего классного отделения получил средь бела дня увечья? Ещё и во время полётов! – повысил в концовке интонацию Брусков, выделяя крайнее предложение.

До выступлений Реброва ему пока далеко. Представляю, что нам скажет Вольфрамович после замполита.

– Случай вопиющий. Соответственно, о вас, товарищ Басолбасов, будет доложено вышестоящему руководству. Пусть оно принимает решение. Если к тому времени ваша лётная практика закончится, и вы выйдете на государственный экзамен, считайте, что вам повезло. Но, думаю, служить вы отправитесь в очень «тёплое» место, – подошёл вплотную к Васе Брусков. – В вашем распоряжении, Гелий Вольфрамович. Команду не подавать, – сказал замполит и направился на выход.

Ребров после его ухода ещё с минуту оглядывал нас, дожидаясь, очевидно, повышения температуры кипения своего мозга. Теперь мы ещё будем «игручей» эскадрильей, вдобавок к предыдущей приставке.