Авиатор: назад в СССР 10 - Страница 13

– Видишь долину между двумя горными хребтами? Прямо по курсу.

– Да, вижу, – недовольно ответил Барсов.

– Выводи самолёт туда, подвески сбрасывай на «невзрыв» и прыгай.

– Ну, уж нет! – громко сказал Марик. – Я уже прыгал и мне не понравилось. Сам как-нибудь.

Чего этот дурачок задумал?

Не самое удачное время выбрал Марк для того, чтобы качать свои права. В воздухе вообще не стоит много разговаривать. Лучше делать и принимать верное решение.

А такое сейчас было только одно – катапультироваться.

– Лампочка скоро загорится, – доложил Марик.

У него сейчас уже аварийный остаток скоро будет на борту. С таким темпом ухода топлива из баков он плюхнется до Лубанго километров за 70. Подбирать его не придётся слишком долго.

– 112й, давай ещё протянем. Когда будет минимальный остаток топлива, катапультируйся.

– Не буду. Далеко, – ворчал в эфир Марк, делая шумный вдох.

– Тогда выводи самолёт в зону, которую я тебе указал. Сбросишь подвески, возьмёшься за поручни и тяни. До аэродрома всё равно не долетишь.

Барсов молчал, а я продолжал смотреть на белый шлейф исходящий от его самолёта. Под нами сейчас была дорога, соединяющая Кааму и Лубанго. Слева и справа от дороги высокие холмы, а наиболее крупный населённый пункт – Шианже – остался слева. Местность идеальная, чтобы прыгнуть. И опасных диких зверей нет.

– 112й, катапультируйся! Приказ слышал? – громко вышел в эфир Штыков с командного пункта. – Поисковая группа уже на борту.

– 112й, нет. Катапультироваться не могу. Эм… кресло не срабатывает, – соврал Марик.

Вот балбес! Ещё и врёт, что не сработала система аварийного покидания. Сто процентов, даже не тянул за «держки». Похоже, что мой ведомый решил погеройствовать.

– Буду садиться на грунт, – громко сказал в эфир Марик.

– 112й запретил. 110й, в паре кто у вас ведущий – вы или он? – вопил в эфире Валентин Иванович.

– Понял вас, – ответил я, но сделать тут уже ничего нельзя.

Раз Марик решил садиться на грунт, буду с ним до конца в этом деле. А потом убью его, когда увижу, если сам не убьётся!

– 112й, переход на стартовый канал, – сказал я, положив руку на переключатель канала, на пульте связи.

– Перехожу.

Бубко, как человек из нашего полка, всегда знает, что один из каналов на самолётной станции нужно всегда делать для переговоров экипажей между собой. В Осмоне это всегда 12й канал.

– 112й, – вызвал я Марика.

– На приёме.

– Остаток аварийный?

– Подтвердил. Лампочка горит, но… площадки никакой не вижу, – занервничал Марик.

– Тогда стоит прыгнуть. Я тебе уже отдал такой приказ.

– Нет. Лучше сдохну! – громко ответил Барсов.

Вот что ты с ним будешь сейчас делать?! Хоть вместе с ним прыгай.

Я бросил взгляд вперёд и сравнил с картой. Сейчас дорога начинает сильно петлять. Участок асфальтированный, но по рассказам кубинцев весь в дырках. На машинах и то быстро не поедешь. Приземлять самолёт на такой асфальт опасно.

Скорость на касании почти 280 км/ч и любая кочка или неровность приведут к клевку носом и сильному удару. Шансов будет немного на выживание. Значит, только на грунт. И кто его знает, где этот грунт здесь достаточной плотности!

– Снижаемся. Будем искать площадку, – дал я команду Марику.

Высота 500, но никакого более-менее подходящего участка не видно. Дорога вечно петляет. Параллельно ей идёт лес и песчаники. Пролетели деревню под названием Чибемба.

– Вижу участок! – громко сказал Марик, но он уже не успеет сесть с ходу.

– Не успеешь. Тебе участка этого не хватит, – говорю я в эфир.

Ещё один изгиб. Впереди небольшая холмистая местность, участок дороги без изгибов, но справа-леса, слева – хребет с вершиной в 1352 метра. Слишком узко.

– Серёга, остаток 200, – настойчиво сказал Марик.

Другого места можем уже не успеть найти.

– Наблюдаешь прямой участок?

– Так точно.

– Снижайся. Выпуск шасси, закрылки 25°, – сказал я ему, и мы вместе начали снижаться.

Марк сбросил все свои ракеты и подвесной бак над лесом. Главное, чтобы не на голову каким-нибудь местным жителям.

Иду с ним рядом, чтобы контролировать выпуск взлётно-посадочных устройств. Все три стойки вышли и встали на замки.

– Шасси наблюдаю, закрылки вышли, – подсказал я Марику. – Начинаем гасить скорость.

Указатель скорости показывает 370 км/ч. Снижение продолжаем.

Во рту сильно пересохло. Мой ведомый сейчас рискует очень сильно. Да, можно посадить, но стоит ли это того. Вряд ли самолёт потом будет пригоден для полётов.

– 350, скорость 340. Продолжаем, – краем глаза посматривал я на Марка, а сам контролировал обстановку впереди себя.

Мне нужно будет выполнить проход раньше, чем он сядет в этот прогал между кронами деревьев. В левом глазу защипало, когда одна из капель пота скатилась со лба.

– Высота 300. Перед землёй загаси скорость до 260, – сказал я, назвав Марику величину слегка меньшую, чем написано в инструкции.

– Понял.

Асфальтовая дорога сменилась грунтовой. С этой высоты неровности заметить невозможно. Главное, чтобы он быстро выполнил все действия на выравнивании.

– Примерно в метре выпусти тормозной и выключи двигатель. Так уменьшишь пробег до минимального.

– Понял. Готов к посадке.

Самолёт Марка продолжал планировать вниз.

– 100, скорость 300, – сказал я в эфир.

Есть ещё запас по высоте. Пока мне ещё рано переводить самолёт в набор. Рука уже готова перевести рычаг управления двигателем на максимал.

– 50, скорость 280, – продолжаю я снижаться.

На следующей отметке мне нужно будет перевести самолёт в горизонт, иначе я разобьюсь.

– 30, 270, – произнёс я в эфир.

Обороты вывел на максимал. Выровнял самолёт по горизонту прямо у самых крон деревьев и ушёл вверх с набором высоты.

Шасси убрал, закрылки вернул в нужное положение и пошёл разворачиваться вправо. Внизу столб пыли и ничего не видно, что с самолётом.

– Лубанго, я 110й, – перешёл я на канал управления, продолжая высматривать самолёт Марка внизу.

Пыль рассеивается. Возникает знакомый силуэт нашей любимой «баллалайки», мирно стоящей на земле с наполненным куполом тормозного парашюта.

– 110й, отвечает Лубанго. Что у вас там?

– 112й произвёл вынужденную посадку. Местоположение – восточнее несколько километров от отметки 1352. Участок дороги между Мпапа и Ндонге.

– Понял вас. Вертолёты пошли. Вам возврат на аэродром, – ответили мне с командного пункта.

Я сделал пару проходов над самолётом. Фонарь был уже открыт, а из кабины показался и сам Марк. Главное, что живой. Я отвернул в сторону Лубанго, набрал 3000 метров по команде ОБУшника и продолжил свой полёт.

Зарулив на стоянку, я уже заметил, как около самолёта топчется Гусько, Ренатов и Костян. Всем хочется узнать подробности.

– Серёга, ну что за дела?! – воскликнул Гусько, пока я спускался по стремянке. – Ты вспотел как в Афгане после вылета в Панджшер.

– А тут не менее жарко, Савелич, – выдохнул я и взял из рук Вениамина специально оставленную перед вылетом фляжку кипячёной воды.

– Тут все на ушах, – кивал головой Костян, похлопывая меня одобрительно по плечу. – Марик – тот ещё исполнитель, – улыбнулся Бардин.

– Неа, Кость. Думаешь, он специально решил отработать такую посадку на грунт? У него течь топлива была. По нам ракетами с земли отработали.

У собравшихся был небольшой шок, а Савельевич молча достал свою металлическую фляжку с советским гербом.

– Такую новость на сухую нельзя воспринимать, – сказал Гусько, сделав пару глотков, занюхал выпитый напиток. – Серый, глотнёшь? – предложил он мне.

– Савелич, убери, – ответил я. – Его цепануло, а я, как видишь, целый.

– Я бы не был так уверен, Серёга, – сказал Ренатов и указал на киль самолёта.

Повернувшись, я заметил, что тоже получил некоторые повреждения. Несколько дырок и разбитые аэронавигационные и строевые огни, которые не оказали влияния на мой полёт.