Авиатор - Страница 72
«Это уж точно», — подумал Бонвилан, но вслух сказал:
— Смерть другого никого не радует, мадам. Я участвовал не в одном сражении, но даже если мы боролись за правое дело, я всегда приходил к выводу, что многих потерь можно было избежать. Увы, на этот раз никакой альтернативы нет.
И с полуулыбкой сожаления на губах маршал в последний раз свистнул в свой свисток.
Внизу, на Стене, стрелки завертели рукоятки пушек, изрыгая в небо тысячу очередей в минуту. Пули устремились к Летчику, оставляя в воздухе дымные следы.
«Никто не выживет в таком аду, — подумал Деклан. — Никто».
Бонвилан рассуждал в точности так же. Это было сражение векторов и силы тяжести. Люльки пушек Гатлинга допускали лишь фиксированный угол возвышения, и, хотя их дальнобойность достигала шестисот метров, Летчик пока находился слишком высоко, чтобы в него попасть. Однако его врагом была и сила тяжести. Хрупкое судно не могло долго держаться на высоте, и, как только оно начнет снижаться, пули превратят его в конфетти.
Грохот пушек был столь силен, что казалось, весь остров содрогается. Легко можно было представить, что, если так будет продолжаться, Стена рассыплется в пыль. Патронники изрыгали длинные цилиндры дыма, и к облакам поднимались клубы пара, когда обслуга пушек охлаждала дула, поливая их из ведер.
Деклану никогда не приходилось видеть работу пушек Гатлинга в реальных боевых условиях, но он слышал, что одна очередь может разорвать человека на части. Сейчас в воздухе было столько свинцовых пуль, что хватило бы на целую армию. Словно плотный рой металлических шершней, они, устремившись к единой цели, заполняли небо своим жужжанием.
Деклан вскинул телескоп, чтобы в последний раз взглянуть на Летчика. Даже с такого расстояния было ясно, что тот в отчаянном положении. Горячее масло пузырилось на его лице и очках, обеими руками он вцепился в руль; связь между крыльями была разрушена, и они бились позади аэроплана, словно ленточки во время первомайского праздника.
Деклан опустил телескоп.
«Ему конец. Мы никогда не узнаем, каковы были его истинные намерения».
Несколько мгновений спустя Летчик проиграл битву за управление судном и высотой. Двигатель работал рывками, время от времени издавал хриплый рев — и умирал. Потом аэроплан по спирали пошел вниз, и стрелки замерли в ожидании.
Ждать им пришлось недолго. Прозвучала короткая, отрывистая команда, и люльки пушек повернулись еще раз. Восемнадцать дул выплюнули огонь, и новый ураган очередей вспорол ночное небо. Использованные гильзы звякали о парапет, словно брошенные нищему монеты.
Пули рвали крылья и фюзеляж, замедляя падение аэроплана. Удар был ужасный; хрупкое сооружение разнесло на мелкие клочки. Очередь за очередью с грохотом били в двигатель, пока он не взорвался, образовав плотное оранжевое облако. Языки пламени охватили обломки нервюр и обрывки веревок, высвечивая на фоне ночного неба то, что осталось от силуэта судна.
Всплеска никто не услышал.
Конор летел на своей машине по небу над Большим Соленым. Свирепый встречный ветер бил в нос судна, заставляя Конора клониться вправо. Он вглядывался в скопление огней около третьей башни. Огни означали караульных.
Потом огни один за другим погасли, и Конор ощутил в животе плотный ком страха.
«Теперь я становлюсь мишенью».
Несколько мгновений не происходило ничего, кроме плохо различимой из-за темноты активности около третьей башни, потом начали вспыхивать точки света и град выстрелов устремился в небеса. Спустя еще мгновение Конор услышал визг пуль и их горестный плач, когда они пролетали под ним.
Паника вскипала в груди настолько сильная, что Конор едва не выпрыгнул из машины.
«Подожди. Подожди. Нужно пролететь над башней Бонвилана».
Двигатель начал запинаться, пропуская биения, словно слабеющее сердце. Битва с небесами подходила к концу. Сейчас оба крыла превратились в лохмотья, когти ветра срывали с каркаса полоски муслина. Под ногами Конора педали выскочили из своих опор и болтались без толку.
«Почти то, что нужно. Еще несколько метров».
Второй рой пуль полетел к нему, и Конор почувствовал, что некоторые из них задевают шасси, заставляя колеса вращаться. Все, он в пределах досягаемости. Время попрощаться со «Щеткой». Совсем скоро все доказательства его полета будут уничтожены.
Конор понимал, что маршал ни за что не позволит ему живым добраться до Большого Соленого. Хитрость состояла в том, чтобы убедить Бонвилана — да, Летчик мертв. Однако это была проблема. Такого мастера жульничества обмануть нелегко.
«Вот только он ничего не знает о полетах. В небесах мастер я».
На Коноре был закреплен его планер, соединенный с летающей машиной одним добавочным ремнем. Сложенный планер, пристегнутый, как обычно, лежал на спине, шлепая по куртке. Линус отремонтировал его, и сейчас он был крепче, чем когда-либо.
«Еще один полет, старый дружище».
Во всем этом столпотворении трудно было потянуться вниз, даже трудно было понять, где именно находится низ, поэтому Конор провел рукой вдоль тела, нащупал ремень на поясе и дернул его вверх, расстегивая пряжку. Теперь аэроплан свободно парил вокруг его туловища, но не отделялся совсем, как будто их по-прежнему связывали инерция и сила тяжести. Пули уже раскалывали дерево вокруг ног Конора; если он замешкается, его изобретение может стать гробом.
Отработанным движением он потянулся к подпружиненному рычагу на боку. Один быстрый рывок, и крылья планера развернулись. Раскинулись в стороне на фоне звезд, словно крылья огромной ночной птицы, и, действуя, словно мощный тормоз, подняли Конора над обреченным аэропланом.
Он смотрел, как тот падает, утопая в плотной стае сверкающих пуль. Не осталось ничего, кроме пылающих фрагментов и раздробленного металлического сердца.
Двигатель взорвался, разлетелся на куски размером с кулак, которые закружились в темноте.
«Конец. В истории от «Щетки» не останется никаких следов».
Далеко внизу на Большом Соленом пушечным дымом заволокло Стену, и сквозь эту пелену Конор видел приглушенное мерцание электрических огней.
«Они снова включили свет, потому что теперь считают себя в безопасности».
Конор висел в небе, определяя свое местоположение. Башня Бонвилана выделялась светящимся четырехугольником открытой двери. Изабелла и его родители находились внутри, и им угрожала смертельная опасность. Возможно даже, он уже опоздал.
«А теперь в логово льва», — сказал себе Конор и наклонил нос планера, нацелив его на освещенную дверь.
Маршал Бонвилан вернулся в обеденный зал; на его лице застыло преувеличенное выражение горести.
За его спиной последние горящие обломки падали с неба. Было слышно, как на Стене взволнованно поздравляют друг друга и как шипит пар, поднимаясь над раскаленными дулами пушек.
— Очень, очень жаль. — Маршал погрустнел. — Этот человек мог столь многому научить мир.
Встреча и прежде протекала в мрачном ключе; теперь обстановка накалилась до предела. Бонвилану хватило одного взгляда на лица гостей, чтобы понять — надвигается кризис.
— Не было другого выхода, дамы… Деклан. Как маршал, я не мог допустить нападения на Стену.
Изабелла стояла около камина, ее пылающие щеки резко контрастировали с высоким воротником платья цвета слоновой кости. Бонвилану стало не по себе — никогда прежде он не видел такого выражения на ее лице. Со времени коронации уверенность королевы медленно, но неуклонно возрастала; теперь у нее хватало безрассудной смелости вперить в него сердитый взгляд.
И это после того, как он только что спас ей жизнь!
«Я определенно предпочитаю прежнюю Изабеллу, — подумал он. — Смущенная, опечаленная — вот какой я хочу видеть свою королеву».
Никто не произносил ни слова, и все смотрели на Бонвилана с одинаковым выражением отвращения.