Авиатор - Страница 10

— Изабелла будет приходить?

— После одиннадцати. Для нее — вышивание, этикет и геральдика, хотя изредка она будет принимать участие в фехтовании. Итак, занимаясь по четыре часа в день, мы узнаем, как сражаться и как летать.

Конор улыбнулся. Сражаться и летать. Его последний учитель начинал день с латыни и поэзии. Иногда латинской поэзии. Сражаться и летать — это звучало гораздо приятнее.

— Ну, как чувствует себя твоя нога? — спросил Виктор, натягивая рубашку.

— Сломанной.

— Да ты не только летчик, но и шутник. Не сомневаюсь, что ты будешь сыпать остротами, даже когда твой планер врежется в склон горы.

«Планер? — подумал Конор. — У меня будет планер? И что там насчет горы?»

Виктор отступил на шаг, сложил на груди руки и вперил в ученика оценивающий взгляд.

— У тебя есть потенциал, — сказал он наконец. — Худощавое сложение. Лучше всего для воздухоплавателя. Большинство людей не понимают, что полет на аэростате требует умения владеть своим телом: быстрая реакция и тому подобное. Управление оснащенной двигателем летающей машиной тяжелее воздуха потребует гораздо большего, так мне кажется.

Сердце Конора подскочило в груди.

«Летающая машина?»

— И у тебя есть мозги, что доказало твое спасение с башни. Больше мозгов, чем у вашего короля, набившего лабораторию взрывоопасными веществами. Он делал это годами, как тебе известно, так что пожар был лишь вопросом времени. Что касается твоих личных качеств, то принцесса Изабелла утверждает, что ты не самый противный человек в замке, и поскольку это исходит от особы женского пола, то дорогого стоит, сэр Конор.

Конор вздрогнул. Этот титул все еще оскорблял его слух. Было бы гораздо лучше, если бы его никогда не использовали. Хотя он обратил внимание, что сегодня повариха вроде бы без всякой причины дала ему яблоко. И сделала реверанс. Реверанс? Это же та самая повариха, которая всего две недели назад стукнула его по спине обсыпанной мукой скалкой!

— Итак, ты готов учиться, парень?

— Да, сэр. Более чем готов… страстно желаю.

— Хорошо, — сказал Виктор. — Превосходно. Теперь подойди-ка сюда. У меня есть кое-какие мази, которые должны помочь твоей ноге окрепнуть. И упражнения тоже, для пальцев ноги.

Во все это верилось с трудом, не больше чем в существование оснащенной двигателем летающей машины тяжелее воздуха. Однако то была эра открытий, и Конор был готов поверить во что угодно. Виктор достал с высокой полки керамическую банку. Крышка представляла собой вощеный холст, перевязанный бечевкой. Когда крышку сняли, запах не был похож ни на что известное Конору.

— Делать эту мазь меня научил один фокусник-африканец из Сахары, у которого был номер с верблюдом. — Виктор набрал мази на два пальца и принялся втирать ее в то место ниже колена, где кончался гипс — Пусть она просочится под гипс. Пахнет, как задница Вельзевула, но когда гипс снимут, пострадавшая нога будет лучше, чем здоровая.

От мази по коже Конора побежали мурашки. Горячо и холодно одновременно.

— Если мы ученые, — спросил он, стараясь сохранять уважительный тон, — зачем нам уметь сражаться?

Виктор Вигни запечатал банку, обдумывая ответ.

— Вообще-то я рассчитываю, Конор Брокхарт, — но это между нами, — что мы будем учиться летать, и, когда этот день настанет и у нас будет наша замечательная машина, кто-то может попытаться ее украсть. Со мной такое уже случалось. Я построил из ивняка и шелка прекрасный планер. Воздух пел, когда он летел. Я пролетал под видом обезьяны больше тридцати метров. Шесть недель я был главной приманкой рынка. Каждый вечер шатер набивался до отказа.

Перед мысленным взором Конора возник этот планер. Обезьяна. Потрясающе.

— И что произошло?

— Был там один русский, метатель ножей. Однажды ночью он пришел к моей повозке в компании шести дружков. Они сожгли мой планер, так что остался лишь пепел, а меня как следует поколотили. Прогресс, видите ли, угрожал их благополучию. Если выбор такой: летающая обезьяна или метатель ножей, кому нужен метатель ножей?

— Возможно, матери метателя ножей.

Виктор провел пальцами по своим черным волосам, как бы желая удостовериться, что они по-прежнему торчат.

— Возможно, мой забавный jeune homme. Но с другой стороны, женщины любят симпатичных обезьян. Есть немало матерей, которые пренебрегут своей родней ради возможности поглазеть на летающую обезьяну. Суть в том, что, если нагрянут метатели ножей, ты должен быть готов.

Конор вспомнил визит маршала Бонвилана. «Будем надеяться, что ты не раздаришь другим свою удивительную удачу, юный Брокхарт. Тебе она еще пригодится».

— С чего начнем? — спросил он.

Виктор взял с подставки тонкое лезвие.

— Начнем с того, что является душой фехтования. — Он со свистом рассек воздух. — С рапиры.

Вот так и началась работа.

Позже, в тяжелые времена, когда Конор Брокхарт, одинокий и впавший в уныние, вспоминал свою жизнь, немногие годы в обществе Виктора Вигни всегда выделялись как самые счастливые.

Они изучали боевые искусства, бокс и оружие.

— Первым подлинным мастером фехтования, оставившим нам реальное руководство по ведению борьбы, был Ахилл Мароццо, — говорил Виктор своему ученику. — Его «Opera Nova» теперь наша библия. Читай ее, пока она не станет частью тебя. Когда эта книга истреплется, мы двинемся назад во времени к Филиппо Вади.[40]

Они проводили долгие часы на тренировочных матах, воплощая в практику теории этих мастеров.

— Прежде всего ты должен научиться держать меч. Думай о нем как о дирижерской палочке. Если использовать его правильно, ни один необученный человек в мире не выстоит против тебя.

Конор учился наносить удары, парировать, делать обманные выпады, ускользать и колоть. Каждое утро он терял с потом литры жидкости, а потом возмещал их кружкой мерзкого на вкус восточного чая Виктора.

Его первым оружием была короткая рапира, но по мере того, как крепли запястья, он перешел к шпаге, сабле и полномерной рапире. Месяцем раньше Виктор спилил гипс с ноги Конора, но вместо него заставил носить пропитанную чем-то повязку, от которой пожелтели и простыни, и сама нога.

— Еще один цирковой трюк? — спросил Конор.

— Нет, — ответил француз. — Один мой американский друг просто кудесник в том, что касается припарок и настоек. Это Ник посылал за ним. Я расскажу тебе больше, когда он закончит свою работу.

Этим его объяснения и ограничились.

Сам Виктор в основном предпочитал кортик.

— Уж конечно, не палаш, если только ты не собираешься в Крестовый поход, но даже и в этом случае вспомни, что случилось с крестоносцами. Пока они поднимали свои палаши, Саладин[41] успевал кривой саблей вспороть им животы.

Француз ознакомил Конора с трюком цирковых артистов — умением освобождаться от цепей.

— Ученые — враги традиций. — Он водрузил на стол ящик с самыми разными наручниками. — А именно традициям обязаны своим происхождением все тюрьмы.

В результате немало часов они потратили, открывая отмычкой замки и развязывая узлы. Конор по-настоящему оценил тайцзи, когда его привязали к креслу, а перед ним на стол положили аппетитное яблоко. Теперь он был способен растягивать отдельные части собственного тела, в то время как раньше не мог продуктивно пользоваться скребком для спины или разглядеть ее в зеркало.

Виктор был убежден, что каждый — специалист в том деле, которым занимается.

— Поговори с отцом об огнестрельном оружии, — наставлял он Конора. — Ник говорит, что Деклан Брокхарт — самый лучший снайпер, какого он когда-либо видел, а ведь мы провели целое лето с Диким Биллом Хикоком[42] в Абилине,[43] так что это очень высокая оценка.

Деклан был счастлив способствовать образованию сына и начал брать его с собой на Стену во время патрулирования и на полигон, прихватывая вещмешок с оружием. Он стрелял из кольта, ремингтона, веттерли-витали,[44] спенсера, винчестера и дюжины других моделей. Конор оказался от природы метким стрелком и учился быстро.