Авернское озеро - Страница 10
Соня решилась:
– А чем занимается твоя мама?
Его глаза резко сузились и превратились в две пулеметные щели. Тщательно процеживая слова, Денис спросил:
– Разве я не говорил тебе? Она умерла.
– Нет, ты не говорил мне. Извини. Я не знала.
– А мне казалось, ты знаешь…
– Откуда?
– Мне казалось, ты все обо мне знаешь…
Испуг накрыл ее жаркой волной: что ему известно? Вдруг его мачеха проболталась? Или он подслушал? С него станется… Соня виновато улыбнулась:
– Пока нет, но мне хочется узнать.
Он отцепил пришпиленные к майке темные очки и отгородился от нее. Соня еще не встречала человека, который настолько менялся бы, пряча глаза.
– Ну что, пойдем? – отрывисто спросил он и коротко свистнул Андрею.
– Ты подзываешь его, как собаку…
– Телохранитель и должен быть собакой. Но это ничего не значит, я люблю собак. Правда, голубей я люблю больше. Они тоже служат человеку, но в них есть гордость. Они сродни соколам, только никого не убивают. А ты знаешь, что еще ни одному охотнику не удалось приучить сокола приносить добычу к его ногам?
– Может, дело просто в недостатке интеллекта у птиц?
– Нет, – быстро откликнулся Денис. – Дело совсем в другом. Жаль, если ты этого не понимаешь…
– Иллюзия может нравиться, но это не значит, что она соответствует действительности.
Он внезапно остановился и обеими руками приподнял Сонино лицо:
– Тебе не скучно жить без иллюзий?
Ее мысли вдруг наполнились веселым покоем, словно от теплых рук Дениса исходила та особая энергетика, что излечивает уже потерявших веру.
– Отпусти меня, – жалобно попросила она. – Люди смотрят…
Он с удивлением повторил:
– Люди смотрят? Понятно…
Его руки разжались, и Соня едва удержала голову.
«К концу дня он поймет, что мое сходство с его матерью – такая же иллюзия. Если он потеряет ко мне интерес так быстро, то я не успею его разгадать. Но что во мне может удержать такого человека, как он?» – в панике думала Соня, шагая рядом с ним по улице, называвшейся наивно и радостно – Весенняя. Разозлившись на себя, она заговорила:
– А я тоже кое-что вспомнила о голубях. Моя бабушка говорила, что будто бы после смерти Христа собрались голуби и печально ворковали: «Умер, умер», – а воробьи скакали рядом и чирикали: «Жив!»
– Ну и что? – Его красивый рот недовольно искривился. – Хочешь сказать, что эти птицы – прирожденные пессимисты? Что они готовы тотчас поверить в худшее? Почему же тогда именно голубь олицетворяет Святой Дух?
– Я… я не знаю. Я над этим не думала.
– Хотя в чем-то ты права, – неожиданно смягчился Денис. – С чего бы голубю быть оптимистом? Никого из представителей птичьего рода не убивали в таком количестве, как голубей. Я читал, что в Америке только за десять лет в конце прошлого века были убиты миллионы странствующих голубей. Можешь себе представить? Миллионы! А вот когда их всех перебили, тогда установили мемориальную доску. Это человек умеет. Сначала убить, а потом поставить шикарный памятник.
– Ты говоришь о…
Он не дал ей договорить:
– О голубях. Разве ты не слушала?
– Нет, я все слышала.
– Погода хорошая! – Он с наслаждением втянул воздух. – А ведь обещали дождь. Человек не может не солгать, даже составляя прогноз погоды.
– Ошибиться, – поправила Соня. – Неужели ты думаешь, что синоптики сознательно нас обманывают?
– В том-то и дело, что бессознательно. В этом-то вся и беда.
– На самом деле ложь не так уж страшна, – взвешивая каждое слово, предположила Соня. – Я не имею в виду какую-нибудь глобальную, политическую ложь. Но на бытовом уровне иногда проще утаить правду, и никому это не приносит вреда.
Денис снял очки, но взгляд его остался непроницаемым. Покосившись на шагающего позади Андрея, он негромко спросил:
– А если бы ты выяснила, что у твоего больного неизлечимый порок сердца и операция уже не поможет… А он не догадывается об этом и собирается, допустим, жениться. Ты бы солгала ему или сказала правду?
Соня с сожалением покачала головой:
– Ты плохо представляешь человека с тяжелым пороком сердца… Такие люди всегда знают, что с ними, потому что их наблюдают с самого рождения. А неоперабельные больные обычно не доживают до возраста, когда можно жениться…
Но эти печальные подробности Дениса мало интересовали. Он нетерпеливо спросил:
– Но я же говорю – допустим! Ты бы лишила его нескольких месяцев счастья?
– Не знаю. Это слишком трудный вопрос. Мне ни разу не приходилось стоять перед таким выбором. Может, и не лишила бы.
– А как же его жена? – Голос зазвучал строго. – Чем для нее обернулась бы твоя ложь во спасение? Вдруг она забеременела бы за это время?
Он остановился, кусая губы и глядя на синий скалистый берег по ту сторону реки, на ощупь нашел ее руку.
– Человек должен знать, если он болен. Тем более каждый догадывается о своей болезни.
Отгоняя темную тревогу, возникшую в солнечном колыхании воздуха, Соня шутливо хлопнула его по мгновенно напрягшемуся животу.
– Но ты-то здоров, судя по всему! Зачем тебе об этом думать?
– Да, – он с облегчением улыбнулся, – я здоров. Ты уже догадалась, куда мы идем? А ты, мой верный Санчо Панса?
Он на ходу обернулся к Андрею и легонько ткнул его в бок. Тот увернулся и молча пожал плечами.
Наклонившись к Денису, Соня шепнула:
– Слушай, а от кого он тебя охраняет? У тебя есть враги?
– Понятия не имею, – беспечно отозвался он. – Может, и есть. Это идея отца. Может, у него есть враги…
– Может? Вы что, не общаетесь с ним?
– Почему же, общаемся. Вчера он даже зашел пожелать мне спокойной ночи и еще как-то странно посмотрел на меня. Но неужели ты думаешь, он станет рассказывать мне о своих делах?
– А что в этом особенного? Мы с отчимом говорим обо всем на свете.
– У тебя отчим? – удивился Денис. – Я не знал…
– Конечно, не знал. Я еще не говорила о нем.
– Разве ты точно помнишь, что говорила? – не поверил он. – А я вот вечно все забываю…
Соня решила вернуться чуть назад.
– Почему ты назвал его Санчо Пансой? Ты читал «Дон Кихота»?
– Читал. А что, по мне не скажешь?
– Скажешь, скажешь! А вот как звали жену Толстого, ты не помнишь.
Денис пренебрежительно отмахнулся:
– Я не люблю Толстого. У него нет фантазии, один голый реализм. Гоголь мне нравится больше.
«Еще бы, он был таким же сумасшедшим», – едва не сказала Соня.
– Значит, тебе нравится фантастика?
– При чем тут фантастика? Разве Гоголь – фантаст? Или Сервантес? Ты что, считаешь меня слабоумным?
– Нет-нет, – заторопилась Соня. – Я, признаться, не сильна в литературе.
– Зачем же ты завела этот разговор?
– Но мне приходится много читать по специальности, – словно оправдываясь, произнесла Соня и нахмурилась: «Еще не хватало выкручиваться перед каким-то мальчишкой!»
Без сожаления Денис заметил:
– А у меня нет специальности. Так что я могу читать все, что захочу.
Она с завистью вздохнула:
– Впервые встречаю человека, имеющего возможность следовать всем своим желаниям.
– Но это же естественно!
– Выходит, все мы живем противоестественно.
– Скорее это значит, что сами желания противоестественны. У меня таких нет, поэтому мои легко сбываются.
– Разве человек не должен руководствоваться в первую очередь разумом и необходимостью, а потом уж удовлетворять свои прихоти?
– Ты говоришь, как католический священник… – с опаской заметил Денис. – Ты ведешь очень правильную жизнь? Да, Соня?
Она не сразу нашлась что ответить.
– Мне приходится все просчитывать на два шага вперед.
– Приходится? Почему?
– В нашей семье всегда выше всего ценился талант. Я не могу позволить себе остаться заурядным врачом. Бездарностью.
Сморщившись, Денис пожаловался:
– Как это сложно! Мои желания более просты…
Внезапно остановившись, он порывисто прижал Соню и быстро, по-птичьи, коснулся ее губ. Отстранился и снова надолго припал к ним. Он целовал так, будто пил и поил одновременно, и жаркая влага растекалась ото рта по всему телу, растворяя и мышцы, и ткани…