Авантюристка (ЛП) - Страница 51

И затем помню, что ничего не чувствовала. Я просто лежала там, и казалось, его это не заботило. Так вот как я теряю свою девственность. Помню, думала я. С незнакомцем. Не с Калебом. Когда все было сделано, он заснул. Я лежала без сна всю ночь, с дикой болью в животе. Я ненавидела себя. Он ушел рано утром. Я даже не знала его имени.

Я с нетерпением ждала, когда придет чувство вины, но все, что я чувствовала, было онемение. Я знала, если буду искать достаточно хорошо это чувство, которое таится где-то на поверхности, то обязательно найду вместо него отвращение. Я не была готова ненавидеть себя. Я была слишком занята тем, что ненавидела Калеба.

Около полудня я услышала, как кто-то шарит за дверью. Я знала, что он придет. Он получил свой ключ от комнаты у стойки регистрации и зашел. Я сидела у окна, когда открылась дверь. Я так и не приняла душ. Мои волосы выглядели словно крысиное гнездо, беспорядочно свисая вокруг моего лица.

Он ничего не сказал, когда увидел меня. Его глаза бродили по комнате, ища любые признаки моей боли. Беспорядок, моя одежда разбросана тут и там. Его глаза упали на упаковку от презерватива, который был разорван и лежал на тумбочке. Его рука на ее бедре – моя упаковка от презерватива. Эти две картинки навсегда выжжены в нашей памяти, став камнем преткновения для наших будущих отношений.

Уверена, Калеб никогда больше не сможет смотреть на упаковку от презерватива, не испытывая при этом чувства тошноты. Я заметила, как увиденное ударило по его лицу. Его боль выразилась в виде подергивания, после чего мягкий свет покинул его глаза. Я сделала шаг назад, потому что помнила, что боролась грязно.

— Я отвезла Джессику Александер на аборт. Я сказала ей сделать его. — Я дала ему минуту, чтобы он смог понять, о чем я говорю. Я смотрела на машины, которые ездили за окном. Я представляла себя, засовывающей свои эмоции в одну из этих машин, а затем наблюдала, как она уезжает. Ничего не чувствую, говорю я себе. Ничего не чувствую, точно так же, как не чувствовал он, когда изменял мне.

— Я так сильно тебя хотела, что я врала и манипулировала, чтобы получить тебя. Я следила за тобой месяцами. Знала каждую девушку, с которой ты встречался. Знала каждое место, куда ты их водил. Я все спланировала. — Он все еще ничего не сказал, но я чувствовала, как он молчаливо бушует где-то позади меня. Гнев струился и скатывался с его тела волнами.

— Я всегда любила тебя. С того самого момента, как ты впервые заговорил со мной. — Все еще ничего. — Я занялась сексом с незнакомцем, чтобы причинить тебе боль. — Эти слова высосали весь воздух из комнаты. Я почувствовала, как мои легкие сжимаются от веса того, что я сделала, и это начало давить на меня. О Боже, Боже, Боже…

Я услышала стук и медленно повернулась, чтобы увидеть Калеба, стоящего на коленях. Его лицо упало в его ладони. Я вижу, как трясется его тело, правда, не знаю от слез ли или от злости. Он не издавал ни звука. Были лишь тихие конвульсии, которые я запомню навсегда. Мое тело начало трясти, когда я поняла, что произошло. Теперь все ушло. Я, он – мы. Мы изменились навсегда. Я не хочу жить. Я хотела выброситься из окна, чтобы не видеть агонию всего этого. Я причинила боль человеку, которого любила больше всего. Единственному человеку, который был у меня. Все, чтобы отомстить за себя. И, в конце концов, я уничтожила себя. Шли минуты, затем часы. Я хотела подойти к нему, начать умолять его простить меня, сказать ему, что убью себя, если он не простит, но я не могла. Во мне было слишком много холода.

Почему я не видела этого раньше? Того человека, которым я была на самом деле. Как я могла никогда не знать, что я была зияющей дырой, не способной любить? Когда он поднялся, я отвела взгляд.

— Мне жаль, Оливия, что я причинил тебе боль, — сказал он хрипло, и мое сердце потяжелело в груди. Почему его голос был таким мягким? Почему он не кричит на меня? Я была единственной, кто причиняет боль. Это была я. Моя вина. Мой грех. Мой беспорядок.

— После сегодняшнего дня ты никогда снова меня не увидишь. — Он остановился, и его следующие слова поразили меня так глубоко, что я никогда не смогу оправиться от них.

— Я полюблю снова, Оливия, а воттебе будет больно всегда. То, что ты сделала, это…Ты ужасна, и ты сама сделала себя такой. Ты будешь вспоминать обо мне каждый день на протяжении всей своей жизни, потому что я был единственным, а ты бросила меня. — И затем он ушел.

Ной ждал меня снаружи ресторана, когда подъехало мое такси. Прежде чем я смогла потянуться за сумочкой, он вытащил купюру из бумажника и протянул ее таксисту, жестом предлагая оставить сдачу.

Это было сто евро.

— Ты выглядишь восхитительно, — произносит он, целуя меня в щеку.

— Спасибо,— я принимаю руку, которую он предлагает, и мы вплываем в самый очаровательный ресторан, который я только видела.

Я в Италии.

— Итак, тебе нравится Рим? — спрашивает он.

Пока я ехала сюда на такси, то увидела две части города - старую и новую. Разрушающиеся здания возвышаются там, где стоят уже на протяжении тысячи лет, прямо среди новой архитектуры. Это похоже на магию, когда ты каждый раз поворачиваешь голову и видишь, как прошлое поднимается из пепла, напоминая, что оно все еще здесь. Еще тут много мотоциклов, скутеров и крошечных машин, которые истерически сигналят всему на своем пути. Постиранное белье весело трепещет почти на каждом балконе, и, наблюдая за тем, как люди идут по улице, ты слышишь музыку, звучащую отовсюду, представляя итальянскую жизнь непрерывным музыкальным сопровождением.

— Я никогда не захочу отсюда уезжать, — признаюсь я. — Я никогда не видела ничего подобного.

Ной кивает и ждет, пока я сяду, прежде чем садится сам.

— Когда я был здесь впервые, то подумал, что все здесь выглядит, как в гетто. У меня ушло несколько дней, чтобы влюбиться в Рим, но, даже не смотря на это, я понимаю, что желаю оказаться именно здесь, когда на самом деле нахожусь дома, в Америке. Я делаю все возможное, чтобы приезжать сюда настолько часто, насколько это возможно.

Я вижу, что происходит. Не удивительно, что Лия хочет зачать ребенка именно здесь. Должно быть, она и раньше сюда приезжала. Все богатые девочки совершали паломничество в Рим в один из щедрых моментов своей жизни. Как минимум ради шоппинга.

Когда перед нами стояло уже по бокалу вина, и официант уходил с нашим заказом, Ной повернулся ко мне с сосредоточенным взглядом на лице.

— Ты видела его? Своего Калеба?

— На расстоянии, — я смеюсь, потому что он был очень далек от «мой Калеб», и это звучало ну очень смешно. — Я находилась на пять этажей ниже и шпионила за их окном в отеле.

— Ты уже продумала свой план действий?

Я качаю головой.

— Понятия не имею, но он должен у меня появиться. Я что-нибудь придумаю…. У меня есть на это несколько часов.

— Придумаешь, как рассказать ему правду? — подразнивает он, склонив голову таким образом, что его волосы привлекательно ниспадают на его глаза.

— Да, — смеюсь я. Было так здорово смеяться.

— Ты знаешь, Оливия, то, что ты делаешь - правильно.

— Что? Правильно быть честной? — Я сделала нервный глоток вина. Не было ничего более некомфортного, чем обсуждать мою честность или отсутствие таковой.

— Нет.

Я в удивлении подняла голову.

— Идти за своей любовью. Не смотря на все то, что ты сделала - и я не буду приукрашивать, ты совершила несколько очень паршивых поступков, - но все это ты сделала лишь потому, что любишь этого человека так сильно, что не можешь помочь самой себе. В этом и есть честность.

— Ха! Во мне нет ни капли честности, уверяю тебя.

— Ты ошибаешься.

Я наклонила свою скептическую голову. Никто в трезвом уме не назовет меня честной, особенно, если они слышали мою историю.

— Я никогда не встречал человека, который настолько честен о своих плохих поступках, и который говорит с такой откровенностью о своих чувствах. Ты плохой человек, Оливия?