Аванпост - Страница 40

В темноте было слышно лишь приглушенное дыхание онемевших от неожиданности людей…

Как все, оказывается, просто! Ученый нарисовал на циферблате карту каким-то фосфорным или радиевым веществом.

Блеклые, тонкие, как волоски, линии были почти невидимыми между трещинками циферблата и светились только ночью, если предварительно подержать часы на ярком солнце, чтобы они потом могли отдать впитанный свет. Теперь Рюсель мог не бояться, что его схватят и обыщут, пусть разбирают часы хоть на винтики – все равно ничего не найдут.

И сейчас все, вытаращив глаза, разглядывали часы, словно столкнулись с потусторонним явлением.

Тонкая пунктирная линия обозначала путь до Нигера от точки, отмеченной буквой «Л». Это мог быть только «лагерь». Последнее место стоянки экспедиции. Где теперь построили форт Ат-Тарир. Ниже стояло: 1 мм = 2 км. Вся линия была длиной сантиметров около двух, то есть до самого прохода их отделяло приблизительно сорок километров. Пунктирную линию пересекала маленькая черточка, обозначенная буквой «Н». Нигер! Внизу было написано: III.10-VI.25. Это тоже было ясно и понятно. От десятого числа третьего месяца до двадцать пятого числа шестого месяца уровень воды в Нигере таков, что коридором можно пользоваться, в остальное время река его затопляет.

– Если б мы знали это раньше, – нарушил потрясенное молчание майор Ив, – сколько людей могло бы остаться в живых!

Кто– то включил свет.

– Смотри-ка, дурак Карандаш! – воскликнул Голубь.

– Нет, дружище, – улыбаясь, сказал Карандаш. – Я и есть тот самый майор Ив, из-за которого у вас было столько неприятностей. Hо рот все-таки лучше закрыть, поскольку вид у вас сейчас не слишком привлекательный.

Голубь, однако, так разинул рот, насколько это вообще возможно. Вытянул вперед шею, выпучил глаза и, испуганно вертя по сторонам головой, смотрел то на Карандаша, который держался на удивление непринужденно, то на смеющихся офицеров.

– У-у-у! – выдохнул он наконец.

– Повторю сказанное уже моим другом Делэем: вы сослужили отечеству великую службу. Вы – самый легкомысленный и самый лучший солдат в мире. Что же касается Карандаша, этого несчастного идиота, то позвольте мне от его имени особо пожать вам руку.

И он крепко сжал Голубю руку. А тот, все так же хлопая глазами, переводил взгляд с одного офицера на другого и повторял в смятении:

– Цирк… Настоящий цирк, клянусь…

– Наш друг Голубь ко всему еще и счастливчик, – вмешался в разговор Финли. – Волею судьбы именно он разгадал загадку часов, над которой бились столько понимающих людей…

– Хорошо, что вы напомнили! – сказал Делэй, приподнявшись на локте в кровати, поскольку в изможденного старика поистине вдохнули новые силы. – Рано еще почивать на лаврах, сокота могут напасть на нас. каждую минуту.

– Теперь это не так опасно, – успокоил его Ив. – Во-первых, сегодня восьмое марта и маловероятно, что путь до земли Баталанга будет проходим раньше, чем через три-четыре дня. У Рюселя на карте значится десятое. Потом, имея карту, мы можем устроить засаду возле туннеля. Наверняка под Нигером есть туннель с прочным каменистым ложем.

– Ложе! – завопил опять диким голосом Голубь и хлопнул себя по лбу. – Я где-то под кроватью забыл одного мерзавца по фамилии Лапорте.

– Лапорте! – вскочил майор Ив. – Где он? Я-то думал, что он ускользнул от меня. Идемте!

Голубь и майор поспешили в комнату за кухней, где лежал связанный гангстер.

Когда веревки сняли, руки-ноги Пенкрофта распластались на полу, словно вываленные из узла тряпки. Жизнь в нем едва теплилась.

Голубь покачал головой.

– Здорово потрепало его одиночество…

К рассвету гарнизон затих. Все крепко спали после бурного дня. Часть солдат угодила в больницу с тяжелым алкогольным отравлением. Остальные явились утром на построение с дикой головной болью и ломотой во всех членах. В нескольких коротких фразах Финли сообщил им, что командование готово рассматривать все происшедшее не как преступление, а как пьяную выходку, поэтому каждый десятый человек из провинившихся будет приговорен на четыре дня к «горбу». Но если еще раз произойдет что-либо подобное, участники предстанут перед военным трибуналом.

Его выслушали молча. Проснулось солнце, и чуть ли не с каждой секундой становилось все жарче и жарче.

Потом набрали конвойный отряд. Исключительно из надежных людей: Голубь, Шполянский и прочие из их компании. Командовал Финли, хотя Латуре тоже пошел с ними.

Уже с вечера прошлого дня каторжники напрасно вертели ручку крана. Воды не было. Ночь прошла терпимо, но утром, в палящий зной, они страшно ослабели от жажды, измученные, сидели они в душном лесу, больше двухсот человеческих скелетов, все плыло у них перед глазами… На желтых, ссохшихся черепах бились синие жилки, набухшие, красные веки обреченно закрывались, и меж бескровных, расползшихся губ бессильно повисли белые языки…

Они видели, как подходит конвой. Видели, как офицер скомандовал «в ружье» и на них нацелились штыки. Но никто не двинулся с места. В них будут стрелять? Все возможно…

От конвоя отделяется несколько человек, которые во главе с офицером приближаются к ним. Кто-то из арестантов с трудом привстает. У них и в мыслях нет нападать на горстку людей.

Сорвавшийся бунт отнял у них последние жизненные силы.

– Вчера я обещал вам, – начал свою речь Финли, – что, если вы вернетесь в лагерь, никто не будет наказан. Я сдержу свое слово. Скоро мы откроем кран, вы получите еду, но отныне при любых сомнительных обстоятельствах сюда будет приходить патруль. И те, кто не подчинятся дисциплине, будут расстреляны. Ат-Тарир превратится в самый настоящий сторожевой пост. Завтра мы начнем строить бараки, у вас будет своя больница, врач, но мы требуем полного порядка. Через тридцать минут пустят воду. Я оставляю здесь одного-единственного солдата. Вы будете пить в той очередности, в какой он скажет. Если с этим легионером что-нибудь случится, я расстреляю каждого десятого. Rompez!

Отряд углубился в лес. Каторжники безучастно толпились на месте, некоторые уже давно потеряли сознание. Вдруг стоящий у крана солдат, Рикайев, подал голос:

– Вода уже течет. Внимание! Построиться в ряд и подходить по очереди со своей кружкой!

Арестанты выстроились в шеренгу, тихо, без толкотни попили, и одинокий часовой остался цел и невредим…

Отряд тем временем продолжал свой путь через лес по проложенной слонами тропе, к поселению пигмеев. Вождь пигмеев самолично выбежал им навстречу, решив, что подходят бунтовщики. Он был горько разочарован, увидев впереди солдат офицера.

– Рад видеть тебя… господин… – залепетал он.

– Напрасно радуешься, – ответил Финли, – тебя ждет грустный день, вождь. Ибо я повешу тебя, а лагерь твой уничтожу…

– Ты не можешь так поступить, господин… Я старый друг белых солдат.

– Со всех сторон на тебя и на твой народ нацелены ружья, вождь.

Народ состоял из двенадцати туземцев, которые обитали в четырех свайных лачугах.

– Соберитесь в одной лачуге и оставайтесь там, пока вам не вынесут приговор. За вами будут следить восемь солдат.

Пигмеи безропотно подчинились. Восемь солдат взяли на караул. Остальные снесли посуду и оружие туземцев в одну большую кучу и подожгли. Подожгли и опустевшие три лачуги, а потом срубили на лужайке десять кокосовых пальм, составлявших имущество племени.

Вождя же, заковав в кандалы, взяли с собой.

– Как тебя зовут? – спросил по дороге Финли трясущегося от страха пигмея.

– Илломор, господин… – ответил вождь.

Майор Ив с лихорадочной скоростью проводил в канцелярии гарнизона дознание. После короткой радиосвязи он сообщил офицерам, что из Тимбукту к ним на помощь выслан отряд спаги и что все участники событий на самолете будут доставлены в Оран.