Атомная крепость (илл. И.Ефимова) - Страница 30

И этот момент настал – растерявшиеся было бандиты по свисту Старого Бена снова двинулись вперед.

Огонь, огонь, огонь… Выстрелы, быстрые, как на зачетных стрельбах. Девушка следила за движениями Гейма и, очевидно, за его мыслями… Хлоп, хлоп, хлоп, точно взрывались петарды. Двадцать секунд – половина шайки перестала существовать, за это Гейм мог ручаться. Вон там лежит рыжебородый, предсмертными движениями сбросивший маскировку…

Летчик знал, каковы американские гангстеры: беспредельно жестокие и столь же беспредельно трусливые.

Четверо из них вскочили на ноги и, увидев трупы товарищей, поспешно бросились в глубь леса. Стало опять тихо.

Гейм подождал еще немного, затем с облегчением сказал:

– Ну теперь они, кажется, не сунутся. Какой позор, – продолжал он, помогая девушке спуститься на землю. – В двух шагах от Нью-Йорка приходится вести войну с бандитами.

Теперь, когда опасность, казалось, миновала, наступила реакция: девушка едва могла стоять на ногах. Нервное потрясение было слишком велико.

– Я провожу вас, – предложил Гейм.

Она кивнула головой и благодарно посмотрела на него.

Они молча направились по тропинке. Гейм поддерживал девушку. В сущности, ей следовало бы отдохнуть и уж тогда трогаться в путь, но Гейм видел, что ей так хочется поскорее уйти подальше от этого страшного места, что и он не стал задерживаться.

«До сих пор она не назвала себя, – подумал летчик, – что бы это значило?» Ему хотелось спросить, кто она, как попала в этот лес, но он не решался. Какие-то еще неясные ему предчувствия мешали расспрашивать ее, заставляли быть осторожным. Он вспомнил, что во время ссоры со своим спутником она назвала имя какой-то Чармиан Старк. Не имеет ли ее подруга какого-либо отношения к несчастному узнику Уильяма Прайса – профессору Старку? В таком случае Гейм обязан был проявить сдержанность.

Трудно сказать, сколько времени продолжалось бы это молчание, если бы неожиданно впереди не послышался топот многих копыт. Выглянув из-за деревьев, Гейм и его спутница увидели мчащуюся прямо на них группу вооруженных людей. Одного взгляда было достаточно, чтобы определить, что спешат детективы, охраняющие эту девушку и теперь потерявшие голову от страха. С ними были шериф и тот мужчина, который воспользовался разрешением Старого Бена и сбежал. Заметив его, девушка зло сказала:

– Негодяй!

– Кто он? – спросил Гейм.

– Подлый негодяй, Генрих фон Краус… капитан…

– Гейм… Стив Гейм, – представился летчик и тут же шепотом спросил: – А вы, кто же вы?

Девушка, с чувством сжав его руку, ответила:

– Меня зовут Бэтси… Бэтси Прайс. Вы придете ко мне, Стив Гейм? Да?

– Да, да, – прошептал Гейм в крайнем волнении. – О да, я приду к вам. Но я прошу вас как о великой милости…

– О чем, Стив? О чем?

– Если вы чувствуете хоть каплю признательности ко мне, Бэтси Прайс, ни одному человеку, слышите, ни одному человеку не говорите, что это я выручил вас сегодня. Помните, моего имени не должен знать никто, а особенно ваш отец и этот немец Краус. Во имя моей жизни, Бэтси Прайс, я прошу об этом.

Судя по топоту невидимых из-за густых деревьев коней, всадники были уже совсем рядом.

Гейм пристально посмотрел в глаза своей спутницы.

– Во имя жизни, – шепотом повторила она и твердо сказала: – Не беспокойтесь, я обещаю вам… но вы должны навестить меня в «Приюте Бэтси»…

– Я приду, – ответил Гейм и быстро скрылся в чаще леса.

Он шел на север, стремясь еще засветло выйти к берегу Гудзона.

Русаков стоял у окна своего кабинета и смотрел на площадь имени Дзержинского. Мчались автомобили, шли троллейбусы. Но молодой чекист ничего этого не замечал, занятый своими мыслями. Затем он подошел к письменному столу и поднял телефонную трубку.

– Здравия желаю, товарищ полковник. Говорит капитан Русаков. Разрешите зайти к вам по важному делу.

– Заходите, – ответил полковник Соколов.

Русаков по привычке одернул на себе китель, поправил прическу и, взяв со стола папку с документами, вышел из комнаты.

– Вовремя вы, – встретил его полковник. – Я как раз собирался вызвать вас с докладом по делу о «Незваном госте».

– О «Незваном госте» я и хочу доложить. Разрешите?

– Докладывайте.

– Начну с того, что час тому назад арестованный Струнников попросил свидания со мной.

– Стало быть, он решил прекратить играть в молчанку?

– Вот именно, – подтвердил Русаков. – Я велел сейчас же привести его ко мне. И вот его показания. – Русаков протянул полковнику протокол допроса. – Струнников признал, что собранные о нем данные правильны. В плену он, конечно, не был. Сын крупного кулака, высланного в свое время с Украины, Петр Струнников через десять лет вернулся в родные места под другой фамилией, устроился преподавателем русского языка в средней школе, женился… Но ненависть к народу, к советскому строю не давала ему покоя, и он примкнул к банде уголовников, совершавшей нападения на магазины, сельские кооперативы, на партийных работников… Бандиты грабили и убивали. Двойную жизнь Петр Струнников вел до конца 1940 года, когда ему стало ясно, что его уголовным похождениям скоро наступит конец. Тогда он скрылся, уехал в западные районы Советского Союза и сумел тайно удрать за кордон. Семью, детей бросил. Банда вскоре была обезврежена. Струнников, которого судили заочно, был приговорен к двадцати пяти годам тюремного заключения. В годы войны он помогал гитлеровским оккупантам, после войны перешел на службу к новым хозяевам, окончил шпионско-диверсионную школу, там же преподавал разговорную практику русского языка. Затем его решили использовать, так сказать, по прямому назначению, и вот теперь перебросили на территорию Советского Союза для того, чтобы помочь пробраться в нашу страну другому, основному агенту, после чего Струнников должен был приехать в Киев и там ждать, когда с ним свяжется разведка. Арестованный признал, что он и второй агент приземлились в районе города Краснотал, именно так, как это установили вы, товарищ полковник.

– Что же арестованный сообщил о личности другого агента, нелегальную переброску которого в Советский Союз он должен был замаскировать? – спросил Соколов.

– Струнников утверждает, что о втором агенте и о задании, которое ему было дано разведкой, он не имеет ни малейшего представления. После долгих размышлений я пришел к выводу, что этому можно поверить.

– Допустим… – согласился полковник. – Но что он сообщает о личности своего напарника?

– Вот тут положение осложняется, и эту часть показаний Струнникова на веру принимать никак нельзя, – продолжал Русаков. – Арестованный утверждает, что он не только не знает сброшенного вместе с ним человека, но и не видел его лица и не слышал его голоса. По его словам, лицо второго агента было скрыто повязкой, а объяснялся он с ним, со Струнниковым, жестами.

– Н-да… И что же вы думаете о показаниях арестованного? – спросил полковник.

Русаков немного подумал и затем уверенно ответил:

– Я думаю, что в этой части своих показаний арестованный не говорит правды.

– То есть?

– Я думаю, что перед ним поставлена задача не только замаскировать выброску на нашу территорию «агента-невидимки», но и помогать этому агенту в дальнейшем. Возможно, что именно тот агент и должен был позднее связаться со Струнниковым в Киеве.

Полковник встал и прошелся по кабинету.

– А почему арестованный не хотел дать таких показаний сразу или хотя бы немного раньше? – спросил он, круто повернувшись и остановившись против капитана.

– Он объясняет это тем, что боялся за свою семью. Не за ту, которая у него была в Краснотале, а за другую… В Западной Германии Струнников успел обзавестись новой семьей. Согласно его показаниям, у него там жена и двое детей, которые сейчас находятся на положении заложников у американской разведки.

Полковник задумался.

– Ну, все это, полагаю, со временем выяснится, – произнес он. – Думаю, в одном, и очень важном, пункте вы не правы. Да, да, – повторил он. – В важнейшем пункте вы не правы. Видите ли, анализируя показания арестованного Струнникова, вы не можете забыть, что его личность не внушает нам доверия, и, таким образом, инстинктивно, так сказать, ищете какие-нибудь обоснования для выводов, противоположных тем, на которые рассчитаны показания. Так ведь?