Атомная крепость (илл. И.Ефимова) - Страница 21

– Мой «Метеор», капитан, следовало бы именовать одновременно и хамелеоном, – сказал Прайс. – Свойство этого самолета – мгновенно сливаться с фоном, на котором он появляется, и в зависимости от угла, под которым на него смотрят. Это весьма ценно. Я не предлагаю вам сейчас же заняться изучением «Метеора», для этого у вас еще будет время. Мне просто хотелось, чтобы вы поняли, на какой необыкновенной машине я даю вам возможность летать, поняли и оценили это.

– Подземный ангар великолепен, – произнес Гейм.

– Вы находите? – Прайс был явно польщен. Он шепнул что-то Скаддеру, тотчас прожектор погас, и они очутились в полнейшей темноте. Не успел еще Гейм сообразить в чем дело, как Прайс приказал:

– Смотрите вверх!

Летчик поднял голову. Где-то высоко-высоко раздвинулся потолок, и Гейм увидел спокойное ночное небо, усеянное крупными и яркими звездами. Ему казалось, что он стоит на дне необычайной глубины колодца. Но вот Прайс распорядился, и обе половинки потолка сошлись.

Когда дрезина двинулась обратно и остановилась у знакомой двери, Гейм подумал, что уж теперь-то Прайс отпустит его спать, но тот снова пригласил его в свой кабинет.

– Мне осталось сегодня сказать вам немного… – начал Прайс, закуривая сигару. – Скажите мне, мистер Гейм, вы верите во всемогущество атомной бомбы?

Капитан с изумлением посмотрел на Прайса: какого же ответа ждет он от него, от офицера воздушных сил?

Прайс, прищурившись, молча смотрел на него, затем, довольный, захихикал.

– Вы не верите в нашу атомную бомбу, Гейм, – тихо, заговорщическим тоном продолжал Прайс. – Вот за это вы мне еще больше нравитесь. Вы молодец, капитан. Но боже вас избавь где-нибудь проговориться, это будет не патриотично и может стоить вам головы, особенно если об этом узнает мой сын Гарольд.

Гейм хотел возразить, но Прайс жестом остановил его:

– Меня вы можете не опасаться, я тоже не верю в то, что с помощью атомной бомбы Соединенным Штатам удастся установить свое господство над всем миром. К тому же русские тоже владеют этим секретом, а Китай давно выбросил Чан Кайши и стал союзником России. Мы с вами понимаем, что все это значит. Но пусть мой Гарольд пока тешится, ему нужна вера во всемогущество оружия, которое он производит и которым торгует. Сейчас вы отправляйтесь спать, а завтра вместе с вашим помощником поедете на юг…

Гейм вопросительно взглянул на Прайса.

– Через несколько дней, – продолжал тот, – на атомном полигоне Юкка-Флэтс в штате Невада состоится очередное испытание атомной бомбы. Оно будет произведено в присутствии подразделений армии. Там будет и Гарольд, чтобы еще больше уверовать в свою идею, там будете и вы, но для того, чтобы воочию убедиться в иллюзорности этой идеи. Гуд бай, Гейм, – и Прайс углубился в свои бумаги.

Гейм встал.

– Слушаюсь, – ответил он. – В котором часу завтра я должен покинуть вашу виллу?

– В двенадцать за вами придет Скаддер.

Летчик возвращался в свою комнату в сопровождении Скаддера через главный подъезд. Кровать его стояла на прежнем месте, а на соседней, как ни в чем не бывало, безмятежно спал Финчли.

Было уже поздно, когда Гейм очнулся от тяжелого, не давшего ему отдыха сна. В открытые окна врывался свежий ветерок с Гудзона и аромат цветов. Мурлыкая что-то себе под нос, Финчли возился у чемодана.

– И здоров же ты спать, – сказал он, заметив, что Гейм проснулся.

– Что ты делаешь? – спросил его Гейм.

– Разве не видишь? Распаковываю наши чемоданы, пора переходить на оседлый образ жизни, – бодро ответил бортмеханик.

– Ну так укладывай все обратно, – приказал Гейм и начал поспешно одеваться.

– А в чем дело? – осведомился Финчли.

Гейм взглянул на часы:

– Через два часа мы покидаем виллу Прайса.

– Почему?

– Мы отправляемся в штат Невада.

– Зачем?

– Для участия в испытании атомной бомбы на полигоне Юкка-Флэтс.

Финчли в крайнем изумлении посмотрел на приятеля.

– Тебе что-нибудь приснилось, Стив? – с тревогой в голосе спросил он.

Гейм возразил:

– Я слишком мало спал в эту ночь, чтобы видеть сны, Боб. После я тебе все объясню, а сейчас давай собираться. Скоро за нами придет Скаддер.

– Как? Эта горилла здесь? – Финчли от удивления даже присвистнул и принялся поспешно укладывать вещи в чемоданы.

Скаддер подал автомобиль точно в 12.00.

Командировка кончалась. Капитан государственной безопасности Сергей Русаков и его начальник полковник Соколов должны были возвратиться в Москву с поездом, который проходил через Краснотал на следующий день рано утром. Русаков чувствовал себя превосходно: задание, с которым он приезжал в Краснотал, удалось выполнить успешно и в срок. Пришлось, правда, основательно поработать, порядком устать, но теперь все уже было позади, завтра утром он покинет Краснотал, а сегодня можно не спеша пройтись по чистым тенистым улицам этого украинского городка и пораньше лечь спать, чтобы вовремя поспеть к отходу поезда.

Но ни Русакову, ни его начальнику полковнику Соколову не пришлось отдохнуть перед дорогой, а утром поезд на Москву ушел без них. Неожиданно им пришлось заняться операцией, которую полковник назвал «Незваный гость».

…В семь часов вечера полковник Соколов возвратился в гостиницу и немедленно вызвал капитана, только что вернувшегося с прогулки.

– Будьте готовы в восемь ехать вместе со мной к генералу Бондаренко, – сказал он Русакову.

– Разрешите спросить – зачем? – обратился к нему капитан.

– Приглашены на ужин перед отъездом, – пояснил Соколов.

Русаков хотел было от участия в ужине уклониться, но полковник рассердился.

– Раз приглашают, надо идти, – сказал он неожиданно сурово и, помолчав, добавил: – Боитесь оказаться лишним? А генералу-то, может, вас будет приятнее видеть, чем меня. Эх, комсомолия… не понимаешь!

Русаков действительно ничего не понимал и продолжал молча смотреть на шагавшего взад и вперед начальника. За два года службы под его руководством Русаков впервые видел полковника столь глубоко взволнованным. Что же случилось? Генерал Бондаренко был старым другом Соколова. Почему же ему будет приятнее видеть у себя Русакова?

– Простите, Иван Иванович, – сказал он, обращаясь к полковнику, – а не тактичнее ли мне все-таки не идти?

Соколов строго взглянул на него.

– Нет, – ответил он. – Мы пойдем вместе. Во-первых, это будет приятно генералу Бондаренко, во-вторых, легче мне… Дело в том, – пояснил полковник, – что у Бондаренко был сын… Генерал на днях сказал мне, что вы, капитан, напоминаете ему его Сашу.

Генерал извиняющимся тоном сказал жене:

– Мы пройдем ко мне, потолкуем, а ты вели подать нам туда чаю.

В сопровождении хозяина Соколов и Русаков прошли в его залитый ярким светом вечерней зари кабинет. Русаков полагал, что вот сейчас генерал скажет им на прощание что-то веселое, шутливое и что именно эти, последние минуты встречи друзей и будут самыми легкими и приятными. Но, к его удивлению, произошло нечто совсем обратное. Никто не шутил и не смеялся. Как только закрылась дверь кабинета, и Бондаренко и Соколов, казалось, даже внешне изменились: у генерала опустились плечи, он согнулся так, будто какое-то горе придавило его. Соколов же сразу подтянулся и стал строже обычного. Это было заметно по блеску глаз, по плотно сжатым губам, – уж Русаков-то знал своего начальника. Бондаренко сказал Соколову:

– Расскажи… Я для этого и пришел сюда… чтобы тут без Маши (так звали жену генерала) спросить у тебя подробности гибели моего сына.

– Я уже писал тебе, – тихо ответил Соколов. – Мне тяжело, очень сейчас тяжело, друг.

И Русаков видел, что полковнику действительно было очень тяжело.

– Я знал, что, встретив меня, ты будешь спрашивать, – снова заговорил Соколов, – и… боялся этой минуты.

Наступило тягостное молчание.