Астронавт Джонс. Сборник научно-фантастической прозы - Страница 13

Максом овладело чувство, во многом схожее с тем, которое он испытал, когда Монтгомери объявил ему о продаже фермы. Несмотря на лакейскую должность, ему нравился корабль и он не собирался заниматься чем-нибудь другим. Он ладил с боссом, нашел новых друзей, ему было уютно, как птице в гнездышке. И вот внезапно гнездышко начало разваливаться. Хуже того, он был в ловушке.

Он побледнел. Сэм положил ему руку на плечо.

— Не дергайся, малыш. Тебя еще не поймали.

— Они посадят в тюрьму…

— Пусть посадят воскресную шляпу моей тетушки! Пока мы не вернулись, ты в полной безопасности. Ты можешь спокойно сойти в Эртпорте с «Асгарда» со своим жалованием в кармане: у тебя будет, по меньшей мере, несколько дней, а может, и несколько недель или месяцев, прежде чем все обнаружится в Союзе или Нью-Вашингтоне. Ты можешь затеряться среди четырех миллионов человек. И ты будешь жить не хуже, чем когда повстречался со мной — тогда ты прятался, помнишь? К тому же у тебя за плечами будет звездное путешествие, о котором ты сможешь рассказать детям. А может, тебя вообще не будут искать; какой-нибудь клерк бросит твою запись в корзину, где она будет лежать до тех пор, пока не потеряется. Или ты сможешь подкупить клерка у мистера Купера, чтобы он потерял дубликат и не отправлял его. К примеру, Нельсона: у него голодный взгляд.

Внимательно посмотрев на Макса, Сэм добавил:

— А еще ты можешь поступить, как и я.

Не все из того, что говорил Сэм, дошло до Макса. Прокрутив назад весь разговор, он постепенно успокоился, начиная понимать, что ситуация не такая уж безнадежная. Он вынужден был согласиться насчет Нельсона, поскольку тот уже намекал, что записи, сделанные в корабельных журналах, при некоторых обстоятельствах могут и не совпадать с постоянными записями. Однако ему пришлось отбросить эту идею, отчасти оттого, что он не имел ни малейшего представления, как ему предложить совершить сделку.

Наконец, ему вспомнилась последняя фраза Сэма.

— Что ты собираешься делать?

Сэм пожирал глазами кончик сигары.

— Я не вернусь обратно.

Все было понятно без объяснений. Однако по имперским законам предлагаемое ему нарушение каралось намного строже, чем даже фальшивое членство в Союзе. Дезертирство почти приравнивалось к измене.

— Продолжай, — едва вымолвил Макс.

— Давай посмотрим, где мы будем делать остановки. Планета Гарсона — колония под куполом, такая же, как Луна или Марс. В этих колониях ты делаешь все, что тебе прикажут власти, или перестанешь дышать. Ты можешь спрятаться или достать новое удостоверение, но все равно останешься под куполом. Ничего хорошего, даже на Земле немного свободнее. Нью-Пегас IV, Халкион — неплохо, хотя довольно прохладно в афелии. Но он все еще импортирует гораздо больше, чем поставляет на экспорт, а отсюда следует, что командует парадом на нем Империя и местные власти сделают все, чтобы найти нужного ей человека. Вот мы и добрались до Нова-Терра, а это, сынок, то, что доктор прописал.

— Ты был там?

— Один раз. Мне следовало бы остаться там. Макс, представь себе планету, похожую на Землю, но только погода там лучше, больше плодородных земель… леса жалко рубить, дичь практически сама прыгает на сковородку. Если тебе не нравится жить в поселениях, идешь, пока рядом с тобой не окажется ни одного соседа; бросаешь зерно в землю и едва успеешь отскочить, как оно уже успело пустить ростки. Нет надоедливых насекомых, земных и местных болезней. Полноводные реки, спокойные океаны. Это вещь, скажу я тебе!

— Но они не вытащат нас оттуда?

— Планета слишком велика. Колонистам нужно слишком много людей и они не будут помогать Империи. У имперского Совета уходит чертова уйма времени на сборы налогов. Они не будут даже пытаться арестовать дезертиров за пределами больших городов. — Сэм усмехнулся. — И знаешь почему?

— Почему?

— Потому что из этого ничего не выйдет. Имперского служаку не пошлют на поиски к черту на куличики, потому что пока он ищет, он может повстречаться с златокудрой дочерью какого-нибудь фермера, и у них появятся восемь или девять детишек. А ведь там есть много таких подходящих кобылок, незамужних и целеустремленных. В мгновение ока он становится фермером с бородой, новым именем и женой. Он был холостяком и давно не появлялся дома, а может был женат на Земле и не горит желанием возвращаться домой.

— Я не хочу жениться.

— Это тоже проблема. Но что лучше всего, там все еще полно свободы. За пределами городов — никаких налогов. Никто их просто не платит: колонист переезжает в другое место, если только вместо этого он не укокошит сборщика налогов. Никаких союзов: ты можешь пахать землю, пилить доски, ездить на тракторе, тянуть трубку и не спрашивать на это никакого разрешения. Можешь делать, что хочешь — никто не остановит тебя, не скажет, что у тебя нет наследственного права, что начал ты слишком поздно или не заплатил свой взнос. Работы там непочатый край, а людей не хватает, так что колонисты особо не церемонятся.

Макс попробовал представить себе эту анархию и не смог, не хватало жизненного опыта.

— А Союзы не пытались протестовать?

— Что Союзы? Их земные отделения попробовали было завопить, но даже имперский Совет не смог вернуть дезертиров. Они не дураки — океан вилкой не вычерпаешь.

— Так ты собрался остаться именно там? — произнес Макс задумчиво.

— Ну да. Там была девушка, сейчас она замужем, там рано выходят замуж. Но у нее были сестры. Именно на них я и рассчитываю. Можешь последовать моему примеру. При первом выходе на поверхность я установлю с ними контакт. В последнюю ночь перед отлетом, возвращаясь из увольнительной, я войду в корабль через парадный вход, тут же выйду через черный ход и рвану до самого горизонта, только меня и видели. К тому времени, когда напротив моей фамилии поставят «не вернулся из увольнения», я буду за сотни миль оттуда лежать на берегу ручья, отращивая бороду и запоминая новое имя. Только скажи слово, и ты будешь на берегу того же ручья ловить рыбу.

Эта картина вызвала у Макса деревенскую тоску по дому. Но не так легко было отказаться от космоса.

— Я подумаю об этом.

Выполняя свои служебные обязанности, Макс не покидал палубу «С», кроме тех случаев, когда он чистил кошачьи коробки с песком, причем обычно он занимался этим еще до подъема пассажиров. Ему хотелось побывать в отсеке управления, но возможность для этого ему не представлялась, поскольку отсек находился еще выше, чем пассажирские апартаменты. Довольно часто владельцы семи собак и трех кошек, находящихся под надзором Макса, спускались к нему проверить своих питомцев. Иногда от этих посещений перепадали и чаевые. Вначале упрямая Деревенская гордыня заставляла Макса отказываться от денег, но когда Сэм узнал об этом, то нещадно отругал его.

— Не будь дураком! Они могут позволить себе отвалить немного деньжат. Что тебя смущает?

— Но я в любом случае буду ухаживать за их собачонками, это моя работа.

Он так бы и остался в полнейшем неведении, если бы мистер Джи сам не упомянул в конце недели пребывания Макса о чаевых; похоже, для него было обычным делом получать проценты с чаевых — «на социальный фонд». Когда Макс спросил об этом «фонде» Сэма, тот рассмеялся ему в лицо.

— Очень интересный вопрос — А другие вопросы будут?

— Думаю, нет.

— Макс, ты мне нравишься. Ты еще не понял, что у каждого племени свои обычаи. То, что принято у одних, совершенно недопустимо у других. У некоторых племен в порядке вещей, когда в обязанности сына входит лишить жизни своего престарелого родителя и закатить пир над усопшим; и это цивилизованные племена, признанные Советом. А как ты оцениваешь их с моральной точки зрения?

Макс читал о таких культурах — добрых и мирных бнаторах, богатых слоноподобных амбициях с Палдрона, кстати, отнюдь не мирных существах, о многих других.

— Я знал одного стюарда, — продолжал Сэм. — По сравнению с ним Джек-Потрошитель выглядел бы филантропом. Посмотри на это дело с другой стороны. Джи рассматривает эти вещи, как прерогативы своего положения, как законную часть его доходов. Так гласит закон. Ему понадобились годы, чтобы добиться этого, и он вправе ожидать для себя вознаграждения.