Астраханский вокзал - Страница 32

«Где я видел ее?» – думал Денисов, задремать ему так и не удалось.

– …Мы с мамой жили тогда в Севастополе. – Необычной, понятной ему одному интонацией голоса Кира настойчиво пригласила участвовать в разговоре. – Лучших квартирантов, чем моряки, пожалуй, не придумаешь. Любопытный народ, и никаких с ними хлопот – по нескольку месяцев в плавании…

– Люди бывалые, – промямлил Денисов.

– …Последний, помню, капитан дальнего плавания – красавец, весельчак. Как у нас говорили, жовиальный… Настоящий морской волк. Вам приходилось встречаться с такими?

Против потока Кириной доброжелательности было трудно устоять.

– Представьте: как раз сегодня раз говаривала!

– Что вы говорите?!

– Чего он только не знает! В каких морях-океанах не побывал!

«…Выходит, квартирант ни при чем?»

Кира снова вооружилась зажигалкой, пододвинула собеседнице сигареты. В эту минуту она напоминала хирурга в ответственнейший момент операции. Легкая испарина показалась у нее на висках.

Денисов не вмешивался: малейшая психологическая неточность могла все испортить. Найти верный тон для следующего вопроса!

– Кто же он? Капитан? Штурман?

У Денисова отлегло от сердца: так мог спросить только очень вежливый собеседник. Из любопытства. И только!

– У него одна звездочка на погоне. Маленькая.

– Наверное, штурман…

– Возможно. Позвольте еще чашечку…

– И мне, пожалуйста, – сказал Денисов.

Хозяйка поправила волосы.

Денисов вдруг вспомнил, где видел эту прическу, маленькие черные усики – фотоальбом здесь был совсем ни при чем! Кольбер! Министр финансов одного из Людовиков. Учебник по истории государства и права. Курсовая работа.

– Ему, вероятно, сказали, что здесь так мило – он решил снять комнату…

– Совсем не так.

– Какая-нибудь романтическая история.

Женщина с усиками а-ля Кольбер оживилась.

– Он привез Илье Александровичу его пальто. Ничего романтического…

«…И все-таки квартирант!»

– У вашего квартиранта блестящие связи.

– Оказывается, они вчера где-то встретились, и Илья Александрович предложил ему свое пальто. Понимаете, моряк! Все время в форме! В отпуске…

– Не думала, что южане проводят отпуска в Москве!

– Сегодня он уезжает.

– Жаль, что мы не встретились. Правда, Денисов?

– Правда, – с трудом выжал из себя Денисов. – Я только не пойму, как же ваш квартирант? Без пальто, в такой мороз…

– Видимо, взял куртку в общежитии. Моряк ждал его, чтобы поблагодарить, – Илья Александрович так и не приехал.

Кира завела длинный разговор о детстве, о Севастополе, о своем маленьком сыне, – когда они с Денисовым уйдут, только этот последний разговор и останется в памяти хозяйки, если она вздумает пересказать его Илье Александровичу.

В открытую дверь второй комнаты Денисову была видна кинокамера, лежавшая на софе.

– Я могу на нее взглянуть? – спросил Денисов.

Хозяйка, словно впервые заметила его – полную противоположность светской, жизнерадостной Колыхаловой.

– Только осторожно.

Денисов вошел во вторую комнату. На софе, застеленной спальным мешком, кроме кинокамеры, валялись исписанные четвертушки бумаги, запонки, пустая коробочка «Ювелирторга», шахматный учебник. Кинокамера оказалась не новой, с девятизначным номером. Денисову пришлось разделить его на две половины. Семизначный он запоминал целиком.

Когда Денисов вернулся в комнату, Кира даже не взглянула в его сторону. В такие минуты они без слов отлично понимали друг друга и как по нотам разыгрывали каждый свою партию.

Женщины успели обсудить достоинства газовых зажигалок, королевского мохера.

– …Илья Александрович как-то привез отрез чудесного фиолетового кримплена. В провинции все легче достать: и кримплен, и хрусталь.

«Мы эту провинцию давно знаем: там была еще фата, обручальные кольца, капроновый тюль…»

Денисов участия в разговоре не принимал.

Неожиданно ему открылась причина, по которой «моряк» оказался в его блокноте. Офицер флота после окончания училища получает не одну, а сразу две звездочки. Какое-то количество младших лейтенантов, может быть, и несет службу, но Денисов их никогда не встречал – ни в Москве, ни в Лиинахамари. Вечером тридцать первого декабря на платформе сознание непроизвольно это зафиксировало.

Наконец Кира решила, что пора прощаться.

– Придется приходить в другой раз: я думаю, Александр Иванович раньше полуночи не появится.

– Всегда заходите.

На улице, когда они вышли, было совсем пустынно. На неяркий зеленоватый свет фонарей слетали снежинки. За магазином, на бугре, жгли ящики. Там полыхало пламя.

Денисов ждал приговора ККК.

– Совсем забыла, – Кира вынула из сумочки конверт, – тебе у дежурного лежал.

Денисов не глядя сунул конверт в карман – сейчас было не до новогодних поздравлений.

– Где здесь телефонная будка?

Из автомата Кира позвонила начальнику розыска – не застала его на месте, набрала номер Холодилина. Операцией «Магистраль» он руководил лично.

– Докладывает капитан Колыхалова… – Кира чуть повернула трубку, чтобы Денисов мог тоже слышать.

Холодилин долго молчал, не прерывая и не поддакивая, и Денисову стало казаться вскоре, что на том конце провода никого нет. Наконец заместитель начальника управления взял разговор на себя.

– Пожалуй, это они… Повторите номер кинокамеры… Записал… Как его фамилия?

– Маевский Илья Александрович. Юрюзань, улица…

– Неясны пока обстоятельства обмена одеждой…

Телефонная трубка не была предназначена для переговоров втроем: голос Холодилина то пропадал, то появлялся снова. Денисов понял только, что он вместе с Кирой останется в засаде у дома. К ним присоединится опергруппа. После задержания Маевского опергруппа произведет обыск в его комнате.

– …Запрос в Юрюзань мы сейчас отправим, кроме того, вышлем самолетом оперативную группу. К утру придут первые ответы, – услышал еще Денисов. – Все ясно?

– Ясно, товарищ полковник. – Колыхалова обращалась к начальнику как-то особенно звонко и даже здесь, в темноте будки, словно чуть перегибалась в сторону воображаемого Холодилина.

Денисову это не нравилось: говорить надо со всеми одним тоном.

Лучший момент для того, чтобы завязать, исчезнуть, вернуться к тому, от чего ушел, было трудно придумать.

Илья понял это не сразу – лишь отшагав добрых километров пять по шоссе. Впереди, будто огромные зонтики, по линейке выстроились мачты светильников. Они вели в Москву. Мороз то усиливался, то отпускал снова – менялось направление ветра.

С Капитаном было покончено навсегда, все произошло само собой. Уверенный в том, что Илью арестовали, он наверняка бежал к себе в Одессу. Капитал у него был. Ничего не осталось после их недолгого сотрудничества. Только стихотворение: «…и порою в ночном дозоре глянешь за борт, и под тобою то ли небо, а то ли море…»

Для самого Ильи путь на вокзалы закрыт – ищут! Может, и к лучшему все? Хватило бы у него самого силы завязать?

«Но почему я решил, что меня будут искать только на вокзалах? Из чего это следует?»

Таким образом, все сходилось на одном – срочно, сейчас же, надо переехать на дачу, исчезнуть, залечь, никому не давать знать о себе. Не выходить даже в магазин… Тогда… Тогда по истечении некоторого времени можно будет вернуться в Юрюзань таким же честным, свободным человеком, каким уехал на экзамены. И не только честным.

Переезд на дачу он перенес на ночь – больше такси, меньше людей. Оставалось как-то убить время – ходить по улицам было рискованно.

Вечер Илья провел в библиотеке. Копался в журнальных подшивках, перелистывал словари. Несколько книг попросил оставить за собой – «Оксфордский учебник» Хорнби, Джесперсена и одну историческую «Война с Ганнибалом» – о битве при Каннах.

Илья ушел из библиотеки перед самым закрытием. Милиционер у выхода проверил его контрольный листок, Илья оделся, пешком через пустой Большой Каменный мост подался в сторону метро «Новокузнецкая».