Ассасин Его Святейшества - Страница 11

Он приостановился отколупнуть засохшую птичью пачкотню с мраморной фигуры женщины. Статуя была натуральных пропорций, хотя над шеей отсутствовала голова. Оставалось лишь гадать, было ли ее лицо столь же безупречно, как тело в скромной, ниспадающей складками столе[6], из которой проглядывала одна обнаженная рука.

– Самая что ни на есть макушка, – ответил Павел на мой вопрос. – Кампул значится при Папе сацелларием. То есть он распоряжается выплатами из папских сундуков. По сути, это папский казначей. Пасхалий, надо сказать, чином еще выше. Он примицерий – глава канцелярии. Начальник над всеми крючкотворами-нотариями.

– Ну а по какой причине, ты полагаешь, кто-то из них захотел бы с Папой посчитаться?

– Насчет Пасхалия ответ напрашивается сам собой. Он племянник Папы Адриана, так что в свое время были все основания полагать, что своего дядю на троне Святого Петра сменит именно он. Однако Лев его обошел, подкупив кого надо. Ну а если бы со Львом что-нибудь случилось, то права на папский престол, глядишь, вернулись бы в семейство.

– Похоже, что Пасхалий – ставленник аристократии.

– Несомненно.

– Ну а Кампул?

– Еще один человек из «своих», до мозга костей. Как и Папа, изначально состоял в числе палатинцев. Но ставку свою делал на Пасхалия. И был, судя по всему, крайне раздосадован, когда в итоге Его святейшеством стал Лев.

Я с улыбкой подмигнул моему другу:

– Теперь я понял, чего они лишились, удалив тебя с Латеранского холма. Судя по тому, как ты шевелишь паутину и буквально с ходу узнаешь, кто там в ней увяз.

Мою фривольность Павел проигнорировал.

– Ты забываешь о нагрудном кресте, сорванном с человека, чей дом затем обчистили, – сказал он. – Крест тот вернулся в сокровищницу спустя сутки после нападения на Льва. Аркарий от его исчезновения был сам не свой, но помалкивал, боясь скандала.

– Кто ж его вернул?

– То же самое лицо, которому он и был выдан для процессии: распорядитель папского двора.

Перед глазами тотчас возник образ: распухшее, в синяках лицо смиренно-робкого церковника за монастырским столом, во время моего пути в Рим.

– Ты имеешь в виду Альбина?! – воскликнул я изумленно. – Но он мне даже слова не проронил, что его дом был ограблен! И что в его доме могла делать аварская пряжка?

Бывший номенклатор холодно улыбнулся:

– Мне это тоже не вполне понятно. Быть может, Гавино все это наплел затем, чтобы сбить тебя с толку?

Он глянул мне куда-то поверх плеча и добавил:

– Можешь быть уверенным: этот негодяй или успел дать из Рима деру, или же спрятался, чтобы мы не смогли допросить его по новой, дабы проверить на искренность. Ну да ладно. У меня на этот счет есть иной, не совсем обычный ход.

При этом мой собеседник по-прежнему смотрел мне через плечо. Я обернулся. Из отдаления к нам направлялась уже знакомая кряжистая фигура Теодора. Для меня было большим облегчением видеть, что он абсолютно цел и невредим.

– Как ты оттуда выбрался? – спросил я, едва он приблизился к нам.

– Дрался, потом бежал, – лаконично ответил мужчина.

– Теодор, – обратился к нему Павел, – мне понадобится еще несколько часов твоего времени. Я решил нанести в дом распорядителя папского двора негласный визит. – Перехватив мой встревоженный взгляд, он поспешил успокоить меня: – Не волнуйся, Зигвульф. Альбин по-прежнему находится во Франкии. А дома у него сейчас всего несколько слуг. Давайте прогуляемся туда вместе.

Не давая мне времени на расспросы, что у него на уме, мой друг неторопливо зашагал по дорожке к переднему входу на участок своей виллы. Повернув там налево, он впереди нас тронулся к заброшенным кварталам disabitato.

– Распорядитель двора Альбин занимает еще один участок, дарованный Латерану, – объяснил по дороге Павел. – Прекрасный просторный дом – первый его хозяин был, должно быть, очень богат, – к тому же расположенный великолепно, с замечательным видом на город.

– Я гляжу, ты весьма многое о нем знаешь, – заметил я.

– Еще бы. Я ведь сам к нему примерялся до того, как выбрал свое нынешнее место обитания, – ответил отставной сановник без тени смущения.

Наш путь пролегал под небольшим уклоном вверх. Камни и кирпичи из стен придорожных строений частично рассыпались от ветхости или же были попросту растасканы. Свободные участки кое-где были обнесены хлипкими заборчиками или изгородями – так, чтобы брошенные сады можно было использовать под скудные пастбища для осликов и коров. В иных местах, негодных и для этих целей, земля поросла терновыми кущами, среди которых вольготно расселилась порхающая и щебечущая птичья мелочь. Сквозь рассевшийся плитняк дороги давно пробились травы, а желоба водостоков заглушили окаменевшие наносы грязи. Так же выглядели и дома: там, где крыши осыпались полностью, они врастали в землю пустыми оболочками, как брошенные моллюсками раковины. Ну а если часть черепицы все же уцелела или же ребра стропил могли держать на себе соломенную кровлю, в них самовольно вселялись новые хозяева. На то, что эти жилища обитаемы, указывали костровые подпалины на стенах, роющиеся в земле куры и свиньи, а также детишки, которые сейчас, бросив свои неугомонные игры, смотрели, как мимо проходят пришлые, в их разумении, люди. Небольшой храм на перекрестке был переделан в коровник, где теперь какой-то мужчина, полагающий себя аграрием, ковырял вилами навоз.

Примерно через полмили Павел свернул в боковую аллейку – такую нехоженую, что там перед нами вприпрыжку затрусил заяц, а потом с ленцой отпрыгнул в сторону и исчез в буйных травах обочины. Справа от нас тянулась довольно неплохо сохранившаяся древняя стена. Пройдя вдоль нее пару сотен шагов, мы остановились там, где она частично обвалилась, открывая взору тыльную часть того, что некогда было роскошным двухэтажным особняком. Здесь были и помещения для слуг, и кухарни, и кладовые, и надворные хранилища. Непосредственно перед нами находились остатки бывшего сада с большим каменным углублением и фонтаном посередине. Фонтан не действовал, а сад представлял собой заросли небрежно разросшихся трав и бузины, но зато дальше шел определенно обихоженный и возделанный участок с ровными рядками краснокочанного салата и цикория.

– Ну вот, – объявил Павел, – дом распорядителя Альбина.

Говорил он тихо, вполголоса, хотя с момента поворота в аллейку мы не встретили ни единой души, а само место казалось пустынным и нежилым.

– Я бы хотел заглянуть в комнаты передней части дома, – обратился мой друг к Теодору. – Ненавязчиво, пока есть такая возможность.

– Ждите здесь, – сказал нам его помощник.

Он перелез через провал и на наших глазах осторожно и бесшумно пробрался через заросший сад, после чего скрылся среди колонн позади главного строения.

– Надеюсь, ты понимаешь, во что впутываешься, – напряженно прошептал я Павлу. – Если эта вылазка закончится еще одной погоней, люди здесь непременно запомнят рясу уносящего ноги священника.

– Ну допустим, один я убегать не собираюсь, – с туманной хитрецой поглядел мой друг куда-то вбок. – А вот архиепископ Арн, я уверен, непременно будет ждать от своего посланника свидетельств очевидца. И чем их больше, тем лучше.

Отыскав острую веточку, он взялся выводить на плоской поверхности камня слабо заметные штрихи.

– Значит, так. Альбин, несомненно, обосновался в главной приемной спереди, – пояснил он, вычерчивая большой прямоугольник. – Мы вот здесь, на краю сада. Эти небольшие строения сбоку и сзади – по всей видимости, помещения для слуг. От нас же требуется, не поднимая шума, пробраться в передние комнаты.

– А что мы, собственно, ищем? – задал я вопрос.

– Нечто, способное подтвердить правдивость Гавино насчет того, что аварскую пряжку он взял именно в этом доме.

Не прошло и пяти минут, как возвратился Теодор, продемонстрировав необычайную ловкость и бесшумность для человека такого сложения.