Ashen crown (СИ) - Страница 122

…Тэхён проснулся до восхода солнца, ощутив теплоту, разлившуюся по телу. Далёкое и непонятное ощущение, уже случавшееся с ним когда-то. Но он не отреагировал. Чонгук услышал, как он копошился под одеялом, ощутил, как дёрнулись пальцы. Он не видел его, а Тэхён, смотрящий стеклянными глазами, его совсем не узнавал. И оба были на равных, но одновременно - помнили и знали, что это их. Полностью. Тэхён что-то промычал.

— Что? Что ты говоришь? Тэхён?…

Он пытался выразить словами, которых не стало, нелепо жестикулировал и, сдавшись, судорожно заплакал. Чонгук приложил его голову к своей груди и поцеловал в макушку, держа его дрожащие плечи.

— Ничего, эй. Ничего страшного.

Истеричный сдавленный вскрик, а потом… пустота. Он потерял его. Тэхён был где-то далеко и не здесь, не с ним. Не спасали ни поцелуи, ни прикосновения. У Чонгука в руках появился большой и тёплый камень. И всё равно он любил его больше всего на свете. Он отсчитывал минуты до того, как другая смена заглянет в палату, и целовал его безответные губы, ласкал тело и так хотел видеть, что с ним такое, но уже не надеялся. Он попробовал порезать его и выяснил, что кровь по-прежнему украшает тёмную кожу. Но своей кровью напоить не мог.

Его отрывали от Тэхёна в четыре руки, и он не издал ни единого звука, ужасаясь тому, во что они превратились.

Чонгуку удавалось сбегать снова и снова, и всякий раз его неизменно находили подле Тэхёна. Помимо порезов, укусов и царапин он оставлял на нём чёрные разводы: где-то достал гелевую ручку и рисовал на нём цветы с искривлёнными линиями, он говорил, что это поможет. Врачи твердили, что на самом деле он вменяемый, и цеплявшееся за это следствие пошло навстречу предложению оставить его при Тэхёне.

Приходит время, когда ты понимаешь, что не уйти в определённый момент - худшее из наказаний. Расталкивая Тэхёна, всё яростнее, а потом измученно-медленно, Чонгук понимал, но никак не мог смириться. Если бы он так сильно не боялся жить, он смог бы, наверняка смог бы вытащить их всех.

Однако, поздно.

***

На частной взлётной полосе никого лишнего. Несколько минут Чимин стоял спиной и не смел даже повернуться в сторону пришедших гостей. У него не находилось сил. Он так долго ждал, когда сможет увидеть их и так боялся.

Внутри оборвалось всё.

Смотреть на них было больнее, чем думать и предполагать, как это выглядит в натуре: когда один ослеп, а другой почти не шевелится. Когда один везёт коляску с другим, опираясь на трость. Чимин ринулся вперёд, он обнимал их обоих, целовал и боялся, что они растворятся в воздухе. До Тэхёна не долетали слова, Чонгуку они не требовались вовсе.

Затихший Хосок стоял в объятиях Юнги, они сочувствовали им и привыкали заново к возможности соприкасаться. И мучительно осознавали, что убитый горем Чимин избрал неизбежное. В награду за годы мук и верности ему достались калеки. Чимин никогда не узнает, что стал одной из основных причин, приведших к трагедии. Но, наверное, подсознательно он чувствовал себя виноватым и смиренно принял свой крест.

Благодарность Намджуну, давшему им всем возможность выйти из будничного кошмара с минимальными потерями, не описать. Но он сказал, что это заслуга Марко и его друзей. Оттуда же документы, билеты и двое суток на выезд и сокрытие следов. Новостные хроники покажут подставных персонажей, и никому не удастся выяснить, где правда или ложь.

Но билеты у них всё же в разные стороны. У Юнги с Хосоком - на Аляску, а у Чимина - до Кореи. Да, он отказался лететь с братом. Не хотелось стеснять, да и знал: будет не то. Пока Юнги разговаривал с Намджуном, Хосок обнимался с Чимином и душевно просил передумать.

— Нет, Хосок, спасибо… Здорово было бы повидать Сеул.

Делать там ему было нечего, но и здесь уже ничто не держало. Его тошнило от здешних красот. Не тянуло на побег, на жажду избавиться от Сицилии поскорее, оторваться от клятв, родственных уз, бреда пережитых будней.

— И всё равно, приезжайте потом к нам, — Хосок не выпускал его. — Предложение в силе навеки. Что ты там один делать собираешься?

— Думаю, устроимся в приют, — он кивнул на Тэхёна и Чонгука, — буду там работать и ухаживать за ними.

— Всю жизнь? — ахнул Хосок и зажал рот рукой.

Тяжёлый вздох сменила улыбка. Чимин выглядел решительно.

— Я так решил. Не переживай. В гости, может быть, и нагряну.

— Я буду звонить каждый чёртов день, — Хосок чмокнул его в висок, услышав, что Намджун торопит с посадкой.

Прощание вышло коротким. Святой отец перекрестил Чимина, нахмурился. Этим троим повезло встретиться и быть один к одному - целым. Отец, Сын и Святой Дух, разбитые на три плоти.

***

Следующий год Чимину пришлось несладко. Поселившись в приюте, он вкалывал, как проклятый, чтобы обеспечивать “братьев”. Иногда болтал с Чонгуком - будучи в хорошем настроении, тот был единственным способным поддержать беседу. Несмотря на слепоту, он здорово помогал ухаживать за Тэхёном и никогда не просил о помощи. Инвалидность же Тэхёна впала в спячку: ни прогресса, ни регресса. Он остановился. Остановился бойкий характер, живой взгляд, миллионы желаний. Чимина не покидало чувство, что он на затянувшихся похоронах.

Некоторые могли бы сказать, что это чудо, но позже случились первые шаги Тэхёна, первые слова, и Чонгук уверял Чимина - они справятся. Наблюдая за рвением к жизни, Чимин пытался понять, что же раньше толкало их к смерти.

Выкурив очередную сигарету, он почувствовал себя старым и устойчивым к изменениям извне. Тэхён и Чонгук спали в комнате. Тэхён по-детски обнимал его руку. Действительно, иногда лучше ничего не знать. В какой-то степени, как бы плохо это ни звучало, Чимин радовался тому, что Тэхёну не пришлось столкнуться с несправедливостью злостного мира, что он разглядывает бабочек и цветы в саду, задаёт Чонгуку наивные вопросы и гладит его по голове в благодарность за ответ. После поражения нервной системы его интеллектуальное развитие будто отмотали далеко назад.

Когда перебился с долгами, Чимин наконец исполнил для них обещание. Поводил их по площади Кванхвамун и всем местам, до каких смог добраться. Через несколько часов прогулки Чонгук почувствовал следы влажного ветра на своём лице. Поёжился.

— Где это мы, Чимин?

— Это река Хан.

— Тэхён, слыхал? Река Хан.

— Да, — Тэхён приоткрыл рот, глядя на развернувшиеся красоты. Он немного жалел, что Чонгуку не видно. — Она красивая, Чонгуки.

— Помню, — сказал он, хотя память всё чаще подводила его. — Наконец-то, — он втянул воздух и, бросив трость, подхватил Тэхёна на руки, предупредил попытку Чимина остановить их. — Не бойся. Мы к краешку подойдём. Пусть подышит.

Чимин присел и молча наблюдал, как Чонгук носит Тэхёна по краю берега и что-то ему рассказывает. Наверняка интересное и безболезненное. Он закрыл лицо руками и впервые за весь год дал себе слабину, слёзы душили его и рвались наружу тихими стонами вполголоса.

Они втроём сидели под деревом и перекусывали прихваченный паёк. Чонгук вслепую шарил руками по длинной траве, нашёл корзинку, что Чимин прихватил для приюта и сплёл венок из красных азалий, почти торжественно водрузил на голову Тэхёна.

Широко улыбнувшись, тот поблагодарил его простым и растянутым в гласных “спасибо”. И перевёл взгляд на Чимина, долгий и жалостливый, как будто ему хотелось вырваться изнутри и прокричать, что им всё по плечу. Чимин бы одёрнул его и сказал, что им следовало бы просто дотянуть и больше не разбрасываться друг другом.

Тэхён вдруг перестал жевать мармелад, который так полюбил, он знал, что Чонгук не мог видеть их, обхватил ладонь Чимина своей, приложил к груди. Застыл, словно впал в глубокую спячку. Вынырнул.

— Per sempre…

Вздрогнув, Чимин хотел переспросить, но Тэхён приложил палец к его губам, придвинулся ближе и нежно поцеловал его в лоб. То же самое он сделал с Чонгуком. И на его устах играла улыбка, бесконечно красившая Ким Тэхёна.

Заняв место посредине, Чимин долго обнимал их за плечи и поочередно целовал в виски, утешая и красочно рассказывая истории детства. Он бережно хранил в памяти каждую деталь и походил на любящую мать, а они принимали его беззаветную любовь, как должное. И сломленные, вкусившие сгоревшей плоти, верили, что наконец-то обрели дом.