Асет, Дочь неба, царица Та-Кем (СИ) - Страница 3

Казалось, Великий Хапи хочет выплеснуться из берегов, чтобы не принять тело Усера, вода вскипела, высокая волна выбросила гроб обратно на ступени. Внезапно, Река стала расступаться, посредине вырос чёрный остров, затем у самых ступеней, из-под воды появилась крокодилья голова, вознёсшаяся на длинной шее. «Хранитель!» пронёсся испуганный возглас.

Асет знала о размерах Хранителя, но Великий Крокодил был значительно больше, чем она его представляла — с ногами, как колонны храма, казалась — от головы до хвоста, он, подобно мосту, может соединить два берега Хапи. Тяжёлая громадная голова, мало похожая на крокодилью, остановилась прямо перед лицом Сета, заставив его отступить.

Он по-настоящему испугался. У Сета оставался один шанс — схватка с Хранителем, но, если он и мог быть равным ему по священной Силе, то размеры Великого Длинношеего Крокодила…

Это было скорее похоже на отчаяние — золотой серповидный меч Сета, вспыхнувший красным огнём, нанёс удар, целясь Хранителю в глаз, но Великий поднял свою шею и удар не достиг цели. Зато синий луч Хранителя, хоть и отступая, Сет сумел отразить Мечом Богоравного, и сделал ещё замах…

Стремительный выпад громадной головы, сдавленный крик упавшего на песок Сета и фонтан крови, — Хранитель мгновенно сомкнул мощные челюсти и откусил руку Сета по самое плечо, вместе с мечом. Тяжёлая голова Великого нависла над безоружным и раненым Сетом.

Но рука мгновенно отросла — Сет поднялся и закричал: «Что, Хранитель, теперь в тебе моя плоть, а во мне твоя сила! Убирайся, — убирайся в прошлое, в свой Второй Мир, а мир Геба и трон Та-Кем теперь мой, — мой навеки!»

Сет победил. Хранитель скрылся в вечных водах Хапи, волна от тяжёлого тела подхватила гроб, и он закачался на волнах. Тотчас же, из-под воды всплыли четыре священных себека, окружили гроб и повлекли его по Реке на запад… Вскоре они исчезли из виду. Асет упала на песок и заплакала.

«О, мой милый Усер. Теперь — ты Священный Правитель Та-Кем. Какой же страшный сон мне приснился вчера. Может, поэтому я плачу. Нет, я не плачу, всё это вздор. Тебя убил твой собственный брат?! Ты был прав, говоря, что Великий Ра сотворил женские сердца не только чуткими, но и слабыми. Я не плачу. Я знаю, что ты любишь целовать мои глаза, но я не плачу. Уже очень жарко. Прости, вчера я, наверное, выпила лишнего и проспала рассвет. Ну прекрати же, любимый. Мне пора просыпаться…»

Пустыня. Жар пустыни. Это был не сон — кошмар произошёл в яви. И только храмовый Ка-Ту, давно привязавшийся к Асет, не оставил её, это он, жалея Асет, вылизывал её глаза, на которых выступали слёзы. «Хоть одно живое существо не покинуло меня!» — Асет заплакала вновь, прижав к груди священного белого кота — «О, Великий Ра, за что же мне такая боль!» Асет упала лицом в песок. Вот уже третий день она шла по пустынному правому берегу Хапи, в отдалении от каналов, оазисов и селений крестьян. Изгнанница. Она устала так, что не помнила, сколько же она спала на этом песке, третий или четвёртый день продолжался её путь. Но каким же чудом — храмовый кот нашёл её через несколько дней во враждебной, бесплодной и безводной пустыне восточного берега? Мудрые, священные существа. Она не одна. Но куда идти дальше?

И снова Асет уронила голову на песок.

— Терпи! Терпи, Асет! От тебя зависит будущее Та-Кем. От тебя и вашего с Усером сына!

— Сына? Мой возлюбленный не успел и прикоснуться ко мне! — Асет подняла глаза.

— Всё будет, как сказала Я — Истина во мне, и она легка, как перо…

— Маат! — Сама Маат стояла перед нею, простёртой на песке.

— Вставай, — она помогла Асет подняться, отряхнула с белых одежд песок крыльями-руками, — Вставай и продолжи свой путь к Дельте, городу Маади, а сны направят тебя!

Видение исчезло. Асет хотела пить. Она выкопала руками ямку в песке, мгновенно заполнившуюся водой и стала жадно набирать воду ладонями. Ка-Ту пил вместе с ней. Затем, Асет умыла лицо, провела над ямкой ладонью — родник исчез. Асет встала и направилась вперёд, в Нижние Земли. Она умела определять направление по тени при свете Ра, а ночью — Звезда Мер указывала ей путь.

Каждый шаг давался ей с трудом — раскалённый песок обжигал босые ноги, а при малейшем ветре — глаза. На Асет была надета тяжёлая золотая пектораль с лазуритовыми знаками, ноги были скованы золотой цепью — непременный атрибут Верховной Жрицы Великого Ра, корона Верховной Жрицы и Правительницы клонила голову назад, Асет приходилось до головной боли напрягать шею. Ей так хотелось избавиться от всех украшений и магических знаков, но они были частью её силы, и, главное, она знала, что должна явиться к Наместнику Маади во всём царственном облачении. Она не видела этого славного города, города, который основал Усер, для морских странствий, торговли и плодородного мирного земледелия, когда она была ещё совсем юна. Но она знала Наместника, знала как он чтит Усера, как благодарен ему, нет, Наместник не признает Сета своим Правителем. Асет должна предстать перед его глазами во всём блеске законной Великой Правительницы, при атрибутах своей светской и сакральной власти. «Как же тяжела ноша украшений из металла Нуб, — думала Асет, но смертные готовы убивать друг друга ради него… И как, должно быть, тяжела ноша власти, если только её символы причиняют мне боль. Власть — это боль — её сполна испытал Усер, но для Сета — это высший смысл. Сет ещё не познал тяжести власти. Но познает! Скоро познает!»

Кот семенил за ней, то и дело, обгоняя и заглядывая в глаза. Пустыня не была для него врагом, но голод… Да и сама Асет не ела уже несколько дней.

Внезапно на горизонте показалось облачко пыли. Оно приближалось. Асет встала, заложив в лук золотую стрелу — она была готова ко всему, даже к тому, что из пустынного вихря появится Сет, чтобы сразиться с ней — обессиленной и отчаявшейся. Но это был не Сет. Трое всадников из диких племён заметили Асет и правили на неё своих коней. Асет вложила стрелу обратно в колчан.

Трое всадников остановили коней в десяти шагах от неё. Дикари. Даже в такой зной они были облачены в шкуры и вооружены каменными топорами и копьями. Старый седобородый дикарь, быть может, вождь, осматривал её украшения, дикарь помоложе — вероятно, судя по большому количеству черепов и зубов зверей, успешный охотник, больше интересовался её телом, третий — ещё подросток, был явно напуган, наслышанный о магии жителей Та-Кем.

Языком Та-Кем они владели, ибо старший дикарь сказал:

— Жрица — точно жрица Та-Кем! — Его слова подхватил охотник:

— Если снять всё золото, которое на ней, наше племя сможет кормиться полгода!

— Э, нет, — сказал старший дикарь — я слышал — в Та-Кем убили верховного вождя, и новым стал убийца — и чем они лучше нас, называющие нас дикарями. Эта колдунья бежит от власти нового вождя — она сама стоит дороже, чем всё золото, которое на ней, если мы вернём её, мы получим больше.

— Она красивая! А потом, стоит ли испытывать духов пустыни и связываться с колдуньей, способной их вызывать? — впервые заговорил молодой дикарь.

— Земледельцы называют нас самих духами пустыни, и каждый из вас сказал правильно, — мы вернём жрицу, продадим золото, но перед этим овладеем её телом, и каждый получит своё! — Охотник засмеялся, его жёлтые зубы оголились от жадного и сладострастного смеха, смех подхватили и другие дикари.

— От чего вы хотите умереть? — внезапно спросила Асет. Старый дикарь выкрикнул, чтобы остерегались её лука.

— От старости! — самодовольно смеясь, сказал молодой.

Асет положила лук на землю, взяла пригоршню песка и сдула его с ладони в направлении дикарей: «Да будет так!» Какое-то время всадники были в полном недоумении и растерянности, пока старший дикарь не зашёлся жестоким приступом кашля, и, приложив ко рту ладонь, увидел, что на ней лежит его собственный зуб. «Проклятая колдунья!» только и успел прохрипеть он, попытался замахнуться каменным топором, и упал с коня. Охотник и юноша посмотрели друг на друга и увидели незнакомые седые головы и морщинистые лица. В ужасе они погнали коней как можно дальше от этого страшного места. Они мчались покуда хватило сил, пока бездыханные тела их не упали на песок, вскоре даже кости дикарей превратились в лёгкую серую пыль. И только лошадь старого дикаря всё продолжала нюхать горстку серого праха, минуту назад, бывшую её хозяином.