Артефакты (СИ) - Страница 9

— Что там у вас происходит? — закричал Валик.

С трудом приподнявшись на локтях и оглядевшись по сторонам, я увидел, что вода льётся из зеркала, как из отверстия пожарного шланга.

— Ты что наделал? Прекрати немедленно! Лизавета очень боится воды.

— Жаба и воды боится? — сострил я из последних сил. — Неужели после ядерной зимы был потоп?

— Именно, — без тени улыбки заявил колдун. — В той версии истории, которую помнит она, так и было. Гигантская волна цунами прошла от северных морей до малоросских степей.

Даже если бы я и сопереживал Лизавете Марковне, то поделать все равно ничего не мог. Вода била из зеркала ключом, оно стало тяжелым, как диск от штанги и скользким — я даже поднять его не смог. Постепенно вода прибывала, залила весь пол, и мне пришлось залезть с ногами на стол с макетом.

Валентин визжал что-то нехорошее по моему адресу и адресу всех моих родственников, вокруг стола плавали вещи и поднос с Лизаветой Марковной. Поднос кружило и жабу, кажется, сильно мутило.

Несколько раз почудилось, что над поверхностью воды мелькнули большие рыбьи хвосты, а потом меня накрыло волной. Мне показалось, что хранилище перевернулось, но на самом деле перевернулся я. Мощным потоком меня вынесло по желобу наружу. Я не утонул и не убился насмерть об деревья, и не напоролся на коряги только благодаря тому, что всякий раз, когда казалось, мне грозила неминуемая гибель, меня бережно подхватывали чьи-то заботливые сильные руки. Потом у меня перед носом всплыл то ли кейс, то ли чемодан из пробкового дерева, я вцепился в него, перевел дыхание и понял, что плаваю в озере, довольно далеко от берега.

Вода, принесшая меня в котлован озера Зеркального, заполнила его и успокоилась. Небо над озером затянули тучи, сверкали красные молнии, но грома я не слышал. Что-то мягко ударило в плечо. Это был поднос с Лизаветой Марковной, она сидела в нём тихая, задумчивая.

«Я видел сон… не всё в нем было сном. Погасло солнце светлое — и звезды скиталися без цели, без лучей в пространстве вечном», — грустно сказала она и добавила. — Это стихи лорда Байрона. Любите?

— Я прозой увлекаюсь, — вежливо ответил я, суча изо всех сил ногами, чтобы не замерзнуть. — А из поэтов больше Пушкина люблю.

— Александр Сергеевич — умничка, не стану с вами спорить, молодой человек, но Джордж так хорошо описал то, что мне довелось пережить, — жаба подкатила глаза вверх и процитировала наизусть. — «Жилища всех имеющих жилища в костры слагались, города горели и люди собиралися толпами вокруг домов пылающих затем, чтобы хоть раз взглянуть в лицо друг другу. Змеи ползли, вились среди толпы, шипели безвредные. Их убивали люди на пищу. Снова вспыхнула война, погасшая на время. Кровью куплен кусок был каждый… Кровью…»

Подул сильный холодный ветер, прогнал тучи, небо очистилось — в нем засиял кроваво-красный серп, красиво отразившийся в озерной глади и в глазах Лизаветы Марковны.

— В чемоданчике, что? — спросила она голосом прокурора из судебного телешоу. — А то я его не припоминаю, недавно, наверное, положили.

— Без понятия.

Жаба посмотрела на мое плавсредство сквозь светящиеся перепонки на лапе.

— Ааа… Денежные знаки североамериканских штатов.

— А как вас с подноса не смыло? — поинтересовался я.

— У меня присоски — по четыре на каждой лапе и две на подбородке.

— Удобно как.

— И не говорите.

Нашу светскую беседу прервали. Издалека послышался плеск воды. К нам приближалась лодка.

— Не то! Не то! Опять не то! Куда же я их засунул?

Колдун Валентин взмахом руки вылавливал из реки чемоданы, коробки и сундуки, рассматривал и бросал обратно в воду.

— Вот он! Ну, какой же ты, внучек, везучий, — сказал Валик, завидев меня. — Здравствуйте поближе, Лизавета Марковна, — поприветствовал он жабу и попытался забрать чемодан, на котором я плавал.

Чемодан дернулся в сторону колдуна, но я, естественно, его не отпустил, понимая, что уставшим, в холодной воде, мне без него и трёх минут не продержаться.

— Отдай! — потребовал Валентин.

— Нет, сначала, помогите! — не согласился я.

Тогда Валик достал из лодки маленькую складную удочку, помахал ею в воздухе — от удочки до красного серпа в небе протянулась серебряная нить. Колдун сдернул месяц с неба, тот послушно слетел, открыв за собой обычный серпик луны — бледно-золотой. Красный месяц вонзился в пробковый чемодан, как гарпун в кита, резкий рывок и вот я уже тону. Последнее, что я видел и слышал, уходя под воду — это великолепный прыжок жабы Лизаветы на шею колдуна и его возмущенные крики:

— Лизавета Марковна, перестаньте меня душить! Вам то зачем деньги? Вас даже в зоологический магазин с ними не пустят!

Опускаясь на дно, я заметил, как надо мной проплыло чучело фазана. Наверное, водный поток подхватил его, когда бежал через лес. А потом я увидел русалок. Пять прекрасных дев с рыбьими хвостами, роскошными рыжими волосами и лицами Бриджит Бордо, что-то беззвучно кричали мне, указывая на фазана. Я вспомнил свой сон про овец и пастушку, она тоже что-то говорила… что-то кричала.

Скажи — живи! Скажи — живи!

«Хуже не будет», — подумал я, и остатки воздуха в легких использовал на то, чтобы сказать чучелу фазана: «Живи!». Маленький воздушный пузырь слетел с моих губ и устремился к поверхности, быстро увеличиваясь в размерах. Он обволок фазана, и птица мгновенно преобразилась — стала золотой и… живой, забила крыльями, вырвалась из холодных объятий воды и взлетела к небу! Я тонул и, одновременно, я летел над озером в теле фазана и смотрел на мир его глазами.

Колдун уже почти поборол Лизавету и готовился с размаху зашвырнуть коричневое тельце в черный водоворот. Хоть жаба и хотела выпить мою кровь, мне стало её жаль. Зайдя в крутое пике, я с размаху клюнул Валентина прямо в темечко и рассыпался на золотые осколки, но… видеть происходящее не перестал. Потеряв равновесие, колдун выпал за борт, вцепился в край лодки, подтянулся и почти уже залез обратно, но выпрыгнувшая из воды Лизавета Марковна впилась ему в плечо зубами, как бульдог и утащила вниз. Я видел, как они летели вместе по чёрной спирали, хотел последовать за ними, потому что было интересно, а что там… на той стороне, но не смог. Путь мне преградила морда красного коня, конь фыркнул и я… проснулся.

Проснулся в маленькой уютной комнате гостиничного типа. Лежал на широкой кровати и был в ней не один. Рядом сладко посапывала моя знойная женщина, с которой мы познакомились по Интернету. На прикроватной тумбочке стоял светильник из каменной соли, и лежала коробочка, очень похожая на ту, что дал мне Валентин в первый день нашего знакомства. Но в отличие от той коробочки, эта была новехонькой, без трещин и царапин и вместо женского силуэта на ней серебрилась надпись:

Найдя в тумбочке мягкую фиолетовую пижаму в золотую полоску, а рядом с кроватью тапочки, похожие на толстых белых овечек, я оделся и потихоньку выбрался из комнаты в коридор. И тут только сообразил! Стены… Из соли! И в комнате, и в коридоре. И пол из соли. И окон нет. Я — в шахте! В соляной шахте…

«То ли шахта, то ли гостиница, то ли гостиница в шахте» — пронеслось у меня в голове зыбкое воспоминание о случайно подслушанном разговоре. По коридору я дошел до небольшой развилки, где стояли резные скамейки. Тоже из соли. На одной из них сидел мой хороший знакомый — рыжий охотник.

— Александр Александрович, с добрым утром! — встав, поприветствовал он меня. — Я Никита, сын Виктора Тимофеевича. — Папа приглашает вас позавтракать вместе с ним в его кабинете.

Через полчаса я уже завтракал со своим начальником Виктором Тимофеевичем Фазаном, но вёл он себя так, будто видит меня впервые, и мне ничего не оставалось делать, как подыгрывать ему. Он рассыпался в благодарностях, говорил, что я делаю очень важное дело и в масштабах Капищева, и в масштабах всего нашего края. Я решительно не понимал о чём он, но кивал головой и поддакивал, чтобы не выдать себя. В результате ночных событий на озере, в прошлом явно произошли какие-то серьёзные изменения, но я за ними, как бы это сказать поточнее — не поспевал.