Арт-Джаз - Страница 6

— Лапы убели, козел, — дергалась она, как рыба на песке. — Заплатишь — будешь лапать.

Кое-как усадив ее на стул, опера вышли, оставив дамочку наедине со следователем. Коротков положил перед ней лист бумаги и ручку.

— Пиши.

— Чего писать-то? — удивилась проститутка.

— Что делала прошлой ночью и сегодня утром. Все. В подробностях.

Коротков вышел в коридор и позвал сержанта, дежурившего в коридоре.

— Я отойду на пару минут. Следи, чтобы там все в порядке было.

— Понял.

Сержант вошел в кабинет и закрыл за собой дверь. А Коротков почти бегом кинулся пробивать гражданку Серову (а именно эта фамилия значилась в справке) по базе. Через десять минут он разочарованно возвращался в кабинет — Анна Петровна Серова была чиста как белый лист. В машине он коротко допросил ее на предмет возраста, места рождения, родителей и так далее. Если она пересказала свою биографию, то придраться по прошлым делам к ней было невозможно, просто потому, что никаких дел и не было. Родом из Самары, 20 лет. Закончила текстильное ПТУ, работала продавщицей. Перебралась в Москву четыре месяца назад. Начинала в торговле, но потом, как это нередко и бывает, переквалифицировалась в ночные бабочки. Вот и вся история.

— Написала? — грубо бросил Коротков шлюхе, войдя в кабинет.

— Написала, — развязно отозвалась та, закинув ногу на ногу, да так, чтобы продемонстрировать следователю все, что находится у нее между двумя великолепными нижними конечностями.

— Давай почитаем.

Смолин сел за стол и углубился в чтение. Пропуская подробности, которые Анна Петровна действительно изложила в самых ярких красках, он выяснил, что развлекалась она с двумя богатырями, которые, судя по ее же словам, «задали такого жара, что встать не могла».

— Опиши их, — поднял на задержанную взгляд Коротков.

— Ну… чего там…Здоровые такие, накаченные, в татуировках руки.

— В татуировках? — нахмурился Коротков. — Не путаешь ничего?

— Да ты чё, начальник? Тебя бы всю ночь так потрепали, я думаю сам бы все запомнил не хуже остальных…

— Кончай базар, — прервал ее следак. — Рост, цвет волос, цвет глаз.

— Здоровые, говорю же… Волосы короткие были, у одного темные, у другого — светлые. Глаза не помню.

— Не помнишь? — усмехнулся Коротков. — А говоришь, что…

Проститутка надула губки и будто даже обиделась.

— Я им в глаза не заглядывала, начальник. Все больше у других частей тела крутилась.

Коротков поднял телефонную трубку и поинтересовался, готова ли оперативная группа для выезда по указанному адресу. Оказалось, что готова.

В подъезд опера вбежали в полной боевой готовности — пистолеты наголо, мысли о вечном. Позвонили в квартиру. Замерли. По ту сторону раздались шаги.

— Кто? — спросил из-за железной двери густой мужской голос.

— Соседи, — крикнул Коротков.

Дверь открылась, и уже через несколько секунд здоровый парень лежал на полу и вопрошал: за что?

И действительно, как оказалось, не за что. Усадив парня на диван, Коротков начал допрос. Тот рассказал все честно. Да, с другом вчера отдыхали, позвонили, вызвали девочку.

— А что? Нажаловалась на нас что ли, сучка? — испуганно поинтересовался хозяин квартиры.

— Да я бы сказал наоборот — дала самые лучшие рекомендации, — усмехнулся следователь. — Ладно. Извини за беспокойство. Последний вопрос у меня к тебе: когда она отвалила?

— Часиков в десять. Я ее до «Новокузнецкой» подбросил, а дальше она сама.

Все сходилось. Проститутка говорила ровным счетом тоже самое. Слово в слово.

Оставалась последняя зацепка: свидетель Артем Викторович Крылов.

Вернувшись в отделение, Коротков некоторое время провел в своем кабинете в одиночестве. В голове у него все перемешалось. То, что казалось еще с утра банальным и очевидным, на поверку было полно странностей. Выходит, ошиблись с девкой. А, может, врут все. И здоровый этот в татуировках. И шлюха. Все.

Поразмыслив, Коротков поднял телефонную трубку, открыл телефонную книжку, нашел номер Арта и набрал его.

— Артем Викторович?

— Да, я. — ответил Арт, сразу же узнавший голос следователя.

— Чем занимаетесь? Что-то голос у вас какой-то упавший…

Голос Крылова и правда показался Короткову странным. Парень, видимо, никак не отойдет от утреннего, подумал следователь — впечатлительный, художник одним словом.

— Да нет, все в порядке.

— Ну и отлично. Тогда не могли бы вы к нам подъехать?

— Это срочно? Я немного занят… — замялся Арт.

— Да, Артем, это срочно. Может статься, что нашли мы эту красавицу. Надо бы, чтобы ты на опознание подъехал.

— Нашли?

Коротков физически ощутил, что сердце его собеседника забилось с удвоенной силой. После недолгой паузы в трубке послышался какой-то треск, а после Арт твердо произнес:

— Еду.

Вернувшись домой, Арт некоторое время просто слонялся по квартире. Ужас всего произошедшего более менее устаканился в его голове, но стоило ему вспомнить сцены смерти на бульваре, как сердце замирало и казалось, больше уже не пойдет прежним ровным ходом. Ту же реакцию организма вызывали и слова следователя о том, что жизнь его теперь вполне вероятно может находиться в опасности.

Отгоняя черные мысли, Арт уселся на диван и достал из кармана джинсов сложенный вчетверо листок с фотороботом незнакомки. Вглядываясь в ее лицо, он все больше начинал испытывать странное желание — подойти к мольберту и начать писать. Отложив комбинированный портрет в сторону, он достал чистый лист бумаги, прикрепил его кнопками к деревянному планшету, который художник использовал для рисования на бумаге, и взял в руки карандаш.

Рука слегка дрожала, но уже через пару минут начала работать уверенно. На составленный в милиции фоторобот он даже не смотрел. Решил рисовать ее по памяти. Он накидал местность, очертания бульвара и проезжей части. После перешел к машине, которую изобразил точно так, как она и стояла — в пол оборота. Две фигуры были нарисованы им в глубине бульвара — их он сделал нечеткими. Почему-то желания вырисовывать их детально у него не было.

Через сорок минут в общих чертах все было готово. Не хватало только ее. Внезапно Арта прошиб пот. Его начало трясти. Вскоре стало трудно дышать. С ним что-то творилось, и снова страх охватил всего его существо.

— Что за…

Больше он ничего сказать не успел. В глазах все померкло, и черная волна накрыла его с головой, полностью поглотив.

Когда Арт открыл глаза, то сразу почувствовал, что состояние его стабилизировалось. Озноб исчез, зрение прояснилось. Поднявшись с пола, на который он повалился во время странного приступа, Арт бросил взгляд на свой рисунок и снова чуть не лишился чувств. Она была там. Нарисованная, конечно. Как и в реальности утром, она стояла около порша, держась за дверцу, но смотрела не на метущиеся вдали фигуры, а прямо на Арта. Взгляд ее на рисунке был сфокусирован так, что в какую бы сторону от планшета Арт не отходил, она неотступно следила за его передвижениями. От ее взгляда невозможно было укрыться.

Карандаш, которым он до этого рисовал, валялся на полу, в другом конце комнаты. Видимо, во время падения он выронил его, и тот отлетел в сторону. Теперь Арту стало по-настоящему страшно.

Он вышел из комнаты и, пройдя через всю квартиру, решил, что дома находиться просто невозможно. В душе он винил самого себя за этот детский страх, который бывает у маленьких детей, и когда кажется, что там, в темноте, за углом кто-то стоит. Но ничего с собой не мог поделать. Каждая дверь, каждый угол внушал ему теперь именно этот детский страх — иррациональный и необъяснимый.

Взвинченный, он выскочил на лестничную клетку и в несколько прыжков преодолел два пролета, выскочив на улицу. Как только подъездная дверь закрылась за его спиной, Арт сразу же ощутил облегчение. В переулке буквально все дышало спокойствием. Старые московские дома уютно жались друг к другу. Листва, гонимая легким ветерком, плавно кружила над тротуарами и мостовой, а редкие прохожие казались Арту просто родными людьми.